Стервятники
Одно из первых описаний Ипатьевского дома после цареубийства принадлежит екатеринбургскому журналисту Н. Молочковскому. Его очерк «К пребыванию Николая II в Екатеринбурге» был опубликован в газете «Уральская жизнь» в августе 1918 г.
В доме, по его словам, царил полнейший безпорядок, свидетельствующий о том, что покидали его в крайней спешке.
Около печей каминов были целые кучи полусожженных бумаг и разного мусора.
«…Караульный, заглянув в печь, вытащил оттуда помятую, со сломанным замком коробку фирмы “Фаберже”, в которой оказалась полуистлевшая записка, где ясно можно прочитать надпись “золотые вещи, принадлежащие Анастасии Николаевне”. Тут же валялись полуобгоревший детский погон подъесаула с инициалами “А.Н.”, разорванный на части портрет Григория Распутина, стреляные гильзы…
В столовой в шкафу находится небольшое количество посуды, а в нижнем отделении в хаотическом беспорядке лежат иконы самого разнообразного формата. Мое внимание остановилось на чудном письме Абалакской иконы Б[ожией] М[атери]. Смотрю, на обороте надпись карандашом: “Дорогой Татьяне благословение на 12 января 1918 г. Тобольск. Папа и Мама”. […] Тут же небольшая икона старинного письма с изображением Георгия Победоносца […] с надписью на обороте “Х.В. Маша. 1913 г.”
… Выходящая из столовой на балкон дверь закрыта железной ставней, на балконе, очевидно, дежурила стража и стоял пулемет… Из дома спускаемся во двор… Со двора идет вход в садик, огороженный тёсом. В садике скамейки, колодезь и много зелени».
http://suzhdenia.ruspole.info/node/7889
Екатеринбург. Открытка, отправленная на родину чешским легионером 18 октября 1918 г.
Не лишним тут будет напомнить краткую хронологию событий:
25 июля Екатеринбург был освобожден от большевиков.
30 июля, постановлением Екатеринбургского Окружного суда началось следствие, которое поручено было вести следователю по важнейшим делам А.П. Наметкину.
12 августа ведение расследование было передано члену Екатеринбургского Окружного суда И.А. Сергееву.
18 ноября в результате переворота в Омске единоличная верховная власть во Временном Всероссийском правительстве (Директории) перешла к военному и морскому министру адмиралу А.В. Колчаку, ставшему Верховным Правителем России.
17 января 1919 г. А.В. Колчак поручил надзор за ведением расследования генерал-лейтенанту М.К. Дитерихсу.
6 февраля расследование дела по цареубийство было передано следователю по особо важным делам Омского Окружного суда Н.А. Соколову.
Большую роль в перевороте 18 ноября, считают исследователи, сыграли англичане.
Слабосилие лево-социалистической Директории не внушала им доверия. Требовалась твердая рука, которой, как они предполагали, можно было управлять. Какое-то время так и было, пока природа русского человека не взяла своё. Но это уже отдельная история…
Ведущую роль в возведении адмирала на пост Верховного Правителя историки приписывают трем англичанам: полковнику Уорду, генералу Ноксу и дипломату Элиоту.
На первый взгляд, это были люди совершенно разного калибра.
Командир британского добровольческого экспедиционного отряда полковник Джон Уорд (1866-1934) - сын штукатура, тред-юнионист, лейборист, парламентарий. Именно он сопровождал адмирала А.В. Колчака во время его поездки в Екатеринбург 9 ноября 1918 г.
Полковник Джон Уорд и один из организаторов чехо-словацких легионов в России генерал французской армии Милан Штефаник (1880-1919) во время инспекции на Уссурийском фронте.
Генерал-майор Альфред Уильям Фортескью Нокс (1870-1964) в 1911-1918 гг. был британским военным атташе в России. Находился в Царской Ставке. Тесно сотрудничал с британским послом Джорджем Бьюкененом. Будучи одним из крупнейших британских специалистов по России, симпатизировал корниловским элементам в армии, поддерживая их стремление установить военную диктатуру.
Именно он предложил адмиралу А.В. Колчаку, опираясь на британскую помощь, воссоздать Русскую армию в Сибири, давая ему в своих донесениях в Лондон весьма лестные характеристики: «…Нет никакого сомнения в том, что он является лучшим русским для осуществления наших целей на Дальнем Востоке».
Назначенный начальником Английской военной миссии в Омске, генерал Нокс ведал поступающим из Англии снабжением Восточного фронта, организовав подготовку британскими инструкторами русского офицерского состава.
На футбольном матче. Верховный Правитель А.В. Колчак и А.В. Тимирева (сидят). Рядом с Тимиревой, скорее всего, жена генерала А.Н. Гришина-Алмазова - Мария Александровна, урожденная Захарова, свидетель последних дней адмирала, описавшая их потом в харбинской газете. Позади адмирала стоит генерал Альфред Нокс, в центре (справа у скамейки) - служивший при английском генерале полковник Павел Павлович Родзянко (1880-1965) с группой офицеров Британской военной миссии. Омск. Весна 1919 г.
Наконец, третьей, пожалуй, самой важной для нашего дальнейшего повествования, фигурой является Чарльз Нортон Элиот (1862-1931).
Он был не только дипломатом, но и биологом, выпускником Оксфорда. Первая часть его жизни была посвящена дипломатической службе: Россия (в 1886-1892 гг. он был 3-м секретарем британского посольства в Петербурге), Марокко (1892), Турция (1893), США (1899). В 1900-1904 гг. его назначили комиссаром протектората Британская Восточная Африка.
В 1905 г. он резко меняет свою жизнь в пользу академической карьеры: с 1905 г. Элиот вице-канцлер Шеффилдского университета, а с 1912 г. переходит на такую же должность в Гонконгском.
В 1918 г. Чарльзу Элиоту пришлось вернуться на дипломатическую службу. 16 августа он получил назначение Верховным комиссаром и генеральным консулом в Сибири. Ехать предстояло в Омск.
5 октября 1918 г. Чарльз Элиот получил новый приказ: выехать в Екатеринбург с «ознакомительной миссией, касающейся Императорского Семейства».
Ему предстояло «расследовать обстоятельства исчезновения Царской Семьи», вне зависимости от находившегося в городе консула Томаса Престона.
Наверное, Foreign Office требовалась независимая - из разных источников - информация, чтобы на ее основе уже делать выводы и вести выверенную политику.
Однако не исключено, что миссия комиссара Элиота была и не столь уж однозначна. «Был ли сэр Чарльз, - задается вопросом в своей книге американская исследовательница Шэй МакНил, - в самом деле направлен британским правительством с миссией по поиску фактов или его роль была сеять дезинформацию, которая могла в конечном счете отрезать оба пути из-за преднамеренной двусмысленности?»
Чарльз Нортон Элиот.
Вообще после изгнания большевиков в Екатеринбург, словно мухи на мед, стали слетаться представители самых разных сил. Много было иностранцев.
Помимо англичан были французы и американцы.
«Пол Джеймс Рейни, американский путешественник, прибыл в Екатеринбург в июле 1918 года вместе с чехами.
Уникальные кадры дома Ипатьева в первые дни после убийства Царской Семьи.
Оба забора (наружный и внутренний) уже разобраны, но их остатки лежат вдоль Вознесенского переулка (слева). Видно окно расстрельной комнаты (второе снизу слева по Вознесенскому переулку). Будка часового наружной охраны не разобрана. Хорошо видны чердачные окна, в ближнем к углу дома (как раз над комнатой Государя) стоял пулемет […] Не видно четко, освобождены ли стекла окон от закраски и заклейки. Часовня на месте алтаря церкви XVIII века цела».
https://jan-pirx.livejournal.com/40686.html
Другим «союзным» дипломатом в Сибири, следившим в 1918-1920 гг. за расследованием цареубийства, был француз Мартель.
«…В исторической литературе, - считает красноярский исследователь Станислав Зверев, - в отличие от данных о политическом влиянии Престона и Элиота, не имеется достаточного числа сведений по Мартелю, ввиду его кратковременного пребывания в Сибири…»
Далее он приводит две довольно любопытных выписки.
Первая из книги генерала П.П. Краснова «От Двуглавого Орла к красному знамени»: «Граф де Мартель - видный масон. Не коньячный, конечно, а генерал… Он приехал к адмиралу Колчаку - и… чехо-словаки изменили, а генерал Жанен предал на смерть Колчака. Настало время нажать кнопку - её нажали - и Колчака не стало. Перед крушением Деникина Мартель был у него. Теперь он едет к Врангелю».
Вторая - из книги «Герои и изображаемые портреты» (Берлин. 1922) русского эмигрантского писателя и публициста В.И. Рындзюна (1897-1953), писавшего под литературным псевдонимом «А. Ветлугин»:
«Начиная с 1919, меня крайне интересовал граф де Мартель, французский верховный комиссар для белых армий и для лимитрофов. Есть ли что-нибудь роковое в его лице, в голосе, в манерах? Оказывается, ничего: обычный французский дипломат, архилюбезный, архикрасноречивый, архипредупредительный. Никакой угловатости, никакой отличительности, никакого особенного поворота зрачка... А между тем этот человек был определённым джеттаторэ.
С его приездом в Сибирь счастье изменило Колчаку - начался развал, закончившийся иркутской трагедией. С его приездом в Закавказье кончается кратковременное цветение южных республик: падает Баку, агонизирует Тифлис и де Мартель переезжает в Крым».
Дарственная надпись генерала П.Н. Краснова на втором томе первого издания романа-эпопеи «От Двуглавого Орла к красному знамени» (Берлин. 1921) писателю и предпринимателю В.П. Крымову (1878-1968). Собрание московского музея «Наша Эпоха».
Однако граф Дамьен де Мартель (1878-1940) оказался вовсе и не столь уж неуловим.
Дипломатическая его карьера началась в 1908 г., когда он был назначен поверенным в делах французской миссии в Пекине. На его глазах происходила революция 1911 г., завершившаяся отречением малолетнего Императора Пу И.
Вероятно, его действиями были довольны, поскольку он получил повышение, заняв пост полномочного посла. А в 1918 г. его, видимо, как имевшего опыт пребывания в стране во время революционных событий, направили в Россию.
Во время своей русской командировки бывал он и в Екатеринбурге, останавливаясь у британского консула Престона.
В дальнейшем граф завел контакты с эсерами, заявив в 1919 г. себя сторонником переговоров Франции с большевиками.
Роль Мартеля несколько проясняют мемуары генерала Жанена. Вспоминая свой разговор с министром иностранных дел колчаковского правительства И.И. Сукиным в конце мая 1919 г., он пишет:
«Я энергично настаивал, чтобы он направил адмирала на путь смягчительных мер и ослабления режима, которые многие объясняют реакционными намерениями. […] Я указал министру, что для восстановления престижа адмирала было бы лучше не увеличивать количества людей, гниющих без суда в тюрьмах. Не думаю, чтобы он убедился в необходимости либеральных мер; у меня […] осталось впечатление обратного.
Мы получили по радио текст благодарственной телеграммы, адресованной Колчаком Пишону [министру иностранных дел Франции. - С.Ф.] в ответ на поздравления […] Телеграмма полна трогательного либерализма. Колчак, хотя и подписал телеграмму, составленную Мартелем, но это вовсе не означает, что здесь так именно думают или имеют хотя бы малейшее намерение провести все это в жизнь. Во всяком случае, вчера Сукин отказывался что-нибудь в этом отношении сделать. Чтобы быть “признанным”, они подпишут все, что угодно. Как я уже говорил Мартелю, это опасная игра. В Париже, где есть охотники развешивать уши, это будет принято за чистую монету…»
В первых числах июня, читаем далее у Жанена, «адмирал отбыл […] на фронт, Мартель поехал, чтобы передать ему обширную телеграмму, полученную из Парижа, Кажется, в ней ставят условием его “признания” ряд гарантий о выполнении либеральных и демократических обещаний. Не знаю, говорится ли в телеграмме и об избирательном праве для женщин […] Здешняя публика, учитывая материальные и моральные выгоды, которые доставит им «признание», будет обещать все, что от нее потребуют, и даже больше. Другое дело - сдержать обещание». (А забавно, чем все-таки были озабочены в 1919 г. в России «союзники»: недостатком либерализма и правами женщин, которые в избытке предоставили слабому полу большевики.)
Верховный комиссар Французской республики в Сибири граф Дамьен де Мартель среди французских и английских офицеров. Омск. Лето 1919 г.
В гораздо большей степени на виду была деятельность генерала Мориса Жанена.
Сразу же после выступления Чехо-Словацкого легиона 4 августа 1918 г. его назначили командующим войсками Антанты в России. С ноября он начальник Французской военной миссии при Российском правительстве адмирала А.В. Колчака и главнокомандующий чехо-словацкими войсками в России. А с января следующего года еще и представитель Высшего межсоюзного командования и главнокомандующий союзными войсками в Сибири и на Дальнем Востоке. Именно он отвечал за эвакуацию войск Чехо-Словацкого корпуса сначала во Владивосток, а оттуда в Европу.
Жанен неоднократно посещал Ипатьевский дом. Некоторые из визитов описаны в его мемуарах «Моя миссия в Сибири» (Payot. Paris. 1933):
26 декабря 1918 г.: «Встреча с генералом Гайдой. Штаб Гайды работал хорошо. Он был расположен на первом этаже Ипатьевского дома, видевшего смерть Императорской Семьи. Ничто в этих комнатах не напоминало об этих мрачных событиях, кроме личного кабинета Гайды, который до этого был комнатой, отведенной Царю и Царице. Возле одного из окон надпись Царицы: дата “17/30” апреля со “свастикой”. Я удивился, что ни один любитель сувениров не похитил их, тогда как я, признаюсь, имел большое желание сделать это…»
Р. Гайда в своем кабинете, находившемся в Ипатьевском доме. Редкая открытка из коллекции С.А. Савченко.
16-17 февраля 1919 года Верховный Правитель России адмирал А.В. Колчак в сопровождении генералов Д.А. Лебедева, М. Жанена, Р. Гайды, Б.П. Богословского и М.К Дитерихса, прокурора Екатеринбургского Окружного суда В.Ф Иорданского и других посетил Ипатьевский дом. Здесь их информировали о ходе следствия и обстоятельствах убийства Царской Семьи. Именно тогда адмирал А.В. Колчак сказал историческую фразу о том, что дом этот приобретает теперь важное историческое значение для потомства. (Слова эти, несомненно, взяли на заметку. Тот же генерал Жанен. Неизвестно, кстати говоря, сопровождал ли его в тот день состоявший при нем французский офицер Зиновий Пешков, брат Янкеля Свердлова. Но если даже и нет, всё равно, конечно, знал, о чем там шел разговор.)
15 мая 1919 г. генерал Жанен вновь побывал в Ипатьевском доме, на этот раз с разрешения следователя Н.А. Соколова.
Но об этом посещении мы расскажем позднее, к месту. А пока упомянем о других визитах туда французов.
Адмирал А.В. Колчак с представителями союзных держав на Георгиевском празднике в Омске 9 декабря 1918 г. Справа от Колчака: генерал Морис Жанен, заместитель Верховного комиссара Французского правительства граф де Мартель, представитель отделения Чехословацкого Национального Совета Б.И. Павлу.
Один из них - капеллан, аббат Альбер Грасье (1874-1951), находившийся в Чехо-Словацком корпусе.
Этот известный французский богослов, историк и литератор не раз бывал в России еще до революции, стараясь понять Православие и донести правду о нем до французской публики. В 1917 г. премьер-министр Жорж Клемансо включил его в состав официальной дипломатической миссии с целью «сближения католической и православной церквей».
Миссия в растерзанной революцией и гражданской войной России окзалась безуспешной. Зато аббат в 1917-1919 гг. объехал всю страну - от Малороссии до Сибири. Осенью 1919 г. он возвратился на родину.
В своем неопубликованном дневнике «Сибирь. 1919» содержатся упоминания о посещении им Ипатьевского дома.
22 января 1919 г.: «Хорошая погода. Хотел найти французскую миссию. Меня проводили в Чешский штаб, который располагался в доме, где был заключен с апреля по июль 1918 года Император и Его Семья. Это обыкновенный буржуазный дом, на вид еще новый, одноэтажный… Рядом церковь Вознесения Господня и дом купца Харитонова. Напротив этой мощи дом Ипатьева, который служил Царской тюрьмой, кажется совсем маленьким. Но он вовсе не лачуга: комнаты чистые, просторные и светлые.
Без эмоций туда зайти невозможно. Вот столовая, где располагается чешское правление, чуть далее - комната Царя и Царицы. В ней 4 окна, два из которых выходят на площадь Вознесения, а другие на улицу, которая ведет к реке. Комната выходит в некое подобие прихожей, она, в свою очередь, служила комнатой для юных Принцесс. Маленький Цесаревич, как мне сказали, жил вместе с Родителями.
В настоящее время за решетками окон видно площадь, церковь и совсем близко что-то вроде маленькой часовни, скорее стелы, с иконами. Но взоры бедных заключенных могли отдыхать только лишь на двойных деревянных ограждениях, которые окружали дом. Их охраняли снаружи и изнутри: до крыши были установлены пулеметы. Какая драма развернулась в этих стенах в ожидании еще большей трагедии, которая разыграется в подвале 17 июля 1918 года!
Сегодня туда спускаться нельзя. Остается довольствоваться лишь осмотром верхних комнат. Внимательно обводишь взглядом стены: не сохранили ли они каких-либо следов, тайн? Да, есть, там нескладно начерченные цифры. Вот в оконном проеме свастика, сопровожденная датой 14/27 апреля, единственная надпись, сделанная рукой Императрицы.
На стене читаем (написано совсем другим почерком): “ангелы-хранители” на французском и Жизнь Иисуса Христа. И это все, что мне удалось обнаружить на этих стенах, которые могли бы рассказать об этом еще».
Ипатьевский дом. Кадр из документальной съемки. Осень 1918 г.
26 января: «Утром пошел повидаться с епископом Екатеринбургским Григорием Яцковским. Настоящий великан - “русский богатырь”. Он был очень любезен. Немного поговорили о политике: он ей почти не занимается. Не смогли удержаться от воспоминаний о жертвах Царской трагедии: “Они вышли из Ипатьевского монастыря и закончили в Ипатьевском доме”».
23 февраля: «Вернулся в дом Ипатьева. С несколькими французами мы спустились в подвал, где и были убиты Жертвы. Это не подвал, а настоящая комната, с полом, потолком, стенами, оклеенными обоями, и окном на нисходящую улицу. Два куска стены и пола были вырезаны и вынуты как вещественные доказательства комиссией по расследованию, созданной адмиралом Колчаком. Если хорошо присмотреться, там видны следы пуль браунинга: я их видел в глубине на двери, которая ведет к какому-то чулану, расположенному позади комнаты. Один солдат с помощью ножа на наших глазах вынул маленькую пулю, застрявшую в дереве… Капитан Суб вернулся из Омска. В качестве юриста он должен заняться расследованием убийства Императорской Семьи».
http://suzhdenia.ruspole.info/node/7889Что это за «капитан Суб», чье это было расследование и для кого его вели - всё это пока что неведомо…
Продолжение следует.