ВЕЛИКАЯ?.. БЕЗКРОВНАЯ?.. РУССКАЯ?.. (17)
Выгодополучатели переворота. Открытка 1917 г., посвященная разрушению черты оседлости».
Мы не связаны больше чертою,
Мы свободны на русской земле,
И теперь с чесноком колбасою
Торговать может даже в Кремле.
Ликвидация законной власти
В ночь с 27-го на 28-е февраля Временный комитет Государственной думы постановил направить во все государственные учреждения своих комиссаров, отрешив от должности Царских министров.
«Нас хотели арестовать, - вспоминал министр иностранных дел Н.Н. Покровский. - Едва разбежались. Я отсиживался несколько часов в подвале. Насилу пробрался закоулками домой».
Новые хозяева старых кабинетов.
Аресты шли всю ночь.
«При мне, - писал присутствовавший в Думе В. Булгаков, - привезли арестованных: бледного старого генерала и какого-то товарища министра, как об этом возгласил конвой, требуя, чтобы толпа расступилась и дала пройти. Я поглядел в лицо товарища министра. Не старый. Одни усы. Сухое, напряженно-серьезное, потрепанное и побледневшее, точно спросонья, лицо. Подергивающиеся углы губ. Наклоненная голова. Помутневшие, безсмысленные глаза. Одет в скромное зимнее пальто с меховым воротником. Мне стало жаль этого человека, переживавшего в душе страшную драму и старавшегося скрыть ее под внешним видом спокойствия и достоинства».
Еврейская антимонархическая агитационная открытка.
С утра 28 февраля, свидетельствовал Г.Г. Перетц, сановников «стали доставлять под усиленным конвоем в Таврический дворец. Прежде всех в 8 час. утра был доставлен бывший председатель Совета министров Б.В. Штюрмер; за ним в 10 час. утра знаменитый генерал А.А. Курлов, правая рука Протопопова, одновременно с ним митрополит Питирим, затем в 12 час. дня бывший министр здравоохранения Г.Е. Рейн, градоначальник А.П. Балк, его помощники: О.И. Вендорф и В.В. Лысогорский, жандармский генерал М.И. Казаков; в 6 ч. вечера доставили председателя Союза Русского Народа […] доктора А.И. Дубровина и директора Морского училища, адмирала Карцева.
В 8 час. вечера был доставлен […] бывший последнее время министром юстиции Н.А. Добровольский; затем бывшие министры внутренних дел Макаров и Протопопов; в 10 час. вечера привезли председателя Совета министров И.Л. Горемыкина, затем генерала А.П. Вернандера, члена Государственного Совета А.С. Стишинского и начальника отдела Главного Штаба генерала В.М. Баранова».
Борис Владимiрович Штюрмер (1848-1917) - Председатель Совета Министров (с 20 января по 10 ноября 1916 г.), министр внутренних дел (с 3 марта по 7 июля 1916 г.) и министр иностранных дел (с 7 июля по 10 ноября 1916 г.) Российской Империи.
Среди немногих сохранившихся документов исследователям оказалось доступно «приказание» исполкома Совета, отданное Ст. Шиманскому: «отправиться на основании полученных сведений для производства ареста б. председателя Совета министров Бориса Штюрмера и доставить его в помещение Государственной думы». Приказание помечено 28 февраля. Проставлено и время: 8 час. 45 мин. утра. Подписано за председателя Военной комиссии старшим лейтенантом Филипповым, не состоявшим даже членом исполкома Совета. Сопоставляя этот документ с информацией Г.Г. Перетца, приходим к выводу: либо документ исполкома был оформлен задним числом, либо арест Штюрмера был произведен иными лицами.
«Как раз при мне - вспоминал член Государственной думы Н.В. Савич - притащили старика Горемыкина. Он был в шубе с цепью св. Андрея Первозванного на шее. Вид у него был жалкий, запуганный, старик стал как-то еще меньше ростом, весь съежился. Керенский немедленно отвел его в угол к камину, позвал двух юнкеров. Явилось целых трое. Он прикрикнул, почему трое, а не два, как он приказал, потом поставил двух из них с обнаженными шашками около Горемыкина и приказал “никого не допускать к арестованному”».
Любопытнейшие подробности своего ареста, обстановки и главных действующих лиц переворота оставил в своих воспоминаниях, написанных в 1929 г. в Белграде, Петроградский градоначальник генерал-майор Александр Павлович Балк. Вместе с ближайшими сотрудниками его арестовали днем 28 февраля в Адмиралтействе.
«Шум толпы во дворе, - вспоминал он, - топот многих ног по широким и отлогим лестницам и крики […] …Толпа ворвалась и заполнила всю комнату. Мы встали. Из толпы выделились три фигуры: прапорщик в стрелковой форме: пьяное, сизое, одутловатое лицо, весь в прыщах, глаза, заплывшие в жиру. В руках держал большой маузер, который он поочередно наводил в упор на наши физиономии. Одет был по форме во все новое походное снаряжение.
Другой - совсем молоденький солдатишка, белый, с прекрасным нежным цветом лица, тоже одет хорошо, но не по форме. В расстегнутом пальто с красными погонами и выпушками. Был пьян. В руках держал обнаженную офицерскую шашку с анненским темляком, страшно размахивал ею над нашими головами и по временам делал вид, что хочет заколоть нас. Кричал он больше всех и упивался ролью вождя восставшего народа.
Между этими двумя стояла все время меланхолично, совсем смирная с проседью баба. Была опоясана поверх длинного пальто шашкой на новом широком ремне. […]
Инициаторы созыва Всероссийского еврейского съезда в Петрограде. 1917 г.
Пьяные солдатишко и прапорщик, вытаращив глаза, смотрели грозно на меня и не успели еще разинуть рты, как я громко, чтобы вся толпа услышала, сказал: “А вот я Градоначальник. Арестуйте меня и ведите в Думу”, - и пошел вперед из комнаты. Мне дали дорогу, раздались крики радости, и вся толпа бросилась за мной. […] Я быстро спускался по лестницам. Все сослуживцы мои, не отставая, держались вместе. Генерал Хабалов в коридоре незаметно присоединился к нам. […]
Быстро пройдя к ближним воротам к стороне адмиралтейского сквера, что против Градоначальства, мы завернули налево и здесь нас остановили. Стояло два громадных грузовика-платформы. “Влезайте”. […] Шофер дал ход. Грузовик рванул и сразу налетел на чугунную тумбу, выворотил ее, но сам испортился, и, несмотря на все усилия рассвирепевшего шофера, не двигался с места.
В это время мимо Градоначальства из Гороховой улицы выскочил автомобиль и открыл стрельбу из пулемета. Окружавшую нас толпу охватила паника. Все бросились на землю и началась безпорядочная стрельба во все стороны. […] Я почувствовал струю теплого воздуха справа. “Господи, хоть бы скорей прикончили”, - глубоко вздохнув, сказал полковник Левисон и крепко прижался ко мне. Были слышны стоны, ругательства.
[Подполковник Вернер Вернерович Левисон - штабс-офицер для особых поручений при Петроградском градоначальнике, по свидетельству А.П. Балка, «застрелился через две недели на могиле своей матери на Смоленском кладбище. Работа и преданность долгу этого офицера были исключительны». - С.Ф.]
«Стражи революции» у броневика.
Стрельба продолжалась минуты две. Наконец, стреляющий автомобиль проскочил дальше. Толпа сейчас же успокоилась. […]
Я крикнул: “Ну, если нет автомобиля, ведите нас в Думу - пешим порядком”. Я быстро пошел, желая избегнуть Невского, на Дворцовую площадь. Несколько вооруженных человек окружили нас, и мы вышли на поворот к Дворцовому мосту. Здесь на наше счастье наткнулись на автомобиль с частной публикой. Наши конвоиры, которых не особенно радовала перспектива идти пешком далекий путь, быстро высадили пассажиров и крикнули нам: “Живо садись!” […]
Автомобиль облепили солдаты и частные лица. […] Все стреляли вверх, кричали “ура” и махали оружием над нашими головами. […] Выехали на Дворцовую набережную, почти пустынную, и пошли быстрым ходом мимо грандиозно-строгой линии дворцов. Вахтеры и дворники, молча и сочувственно, как мне казалось, смотрели на нас. Я почти каждый день ездил по набережной, и они знали меня в лицо. У Зимнего Дворца навстречу нам шли два английских офицера. Одного я знал хорошо в лицо, фамилию забыл, но фигуру его, необычно длинную и поджарую, знал каждый, кто бывал в “Астории”.
Демонстрация в поддержку революции и у гостиницы «Астория». 1 мая 1917 г.
Так вот этот офицер своеобразно приветствовал нас. Он остановился, повернулся к нам лицом, засунул руки в карманы, и пригибаясь назад во все свое длинное туловище, разразился громким хохотом, а потом что-то кричал и указывал на нас пальцем. […]
У въезда в Государственную думу и за решеткой стояла плотная масса народа. […] …Автомобиль […] остановился у главного входа в Думу, и мы без задержки быстро прошли внутрь, куда именно - не помню. Комната большая, заставленная столами, а за ними - победители - преимущественно еврейская молодежь. […]
Меня и генерала [Матвея Ивановича] Казакова [командира Петроградского жандармского дивизиона. - С.Ф.] отделили от наших спутников. Мою просьбу не разъединять нас - не уважили и повели по длинному светлому коридору в так называемый Министерский павильон, а их - на второй этаж, где, как оказалось впоследствии, их постигла участь, несравненно лучше нашей. Конвой наш, 8 человек, состоял частью из солдат с винтовками, а частью из евреев-юношей, делающих революцию. Только что выпущенные из тюрем, они с особенным увлечением, вместе с солдатами, отбивали шаг по узким коридорам. Опоясанные патронными лентами, держа высоко в вытянутых руках револьверы самых ужасающих систем, они упивались своей великой исторической ролью идти во главе революции.
Итак, мы маршировали на славу».
Петроградские евреи празднуют «великую безкровную русскую революцию». Март 1917 г. На транспарантах лозунги на идише: «Да здравствует демократическая республика!», «Да здравствует национальная автономия народов России!», «Да здравствует народный социализм!», «Да здравствует еврейская социалистическая партия!»
Что касается только что приведенной цитаты из воспоминаний генерала А.П. Балка, то, читая их, невольно ловишь себя на мысли: где-то это уже было…
Ба, да это же Израильский полк, сформированный в 1786 г. Г.А. Потемкиным! Совпадение тем более замечательное, что именно для Великолепного князя Тавриды и был построен в Санкт-Петербурге дворец, занятый впоследствии Государственной думой.
«Потемкину, - писал в свое время историк Н.А. Энгельгардт, - пришла единственная в своем роде идея - сформировать полк из евреев, который и наименовать Израилевским конным Его Высочества Герцога Фердинанда Брауншвейгского полком, конечно, в том случае, если бы Герцог согласился быть шефом столь необычной войсковой части.
Покамест представлялся Светлейшему один эскадрон будущего полка. В лапсердаках, со столь же длинными бородами и пейсами, сколь коротки были их стремена, скорченные от страха на седле, иудеи представляли разительную картину. В их маслиноподобных глазах читалась мучительная тревога, а длинные казацкие пики, которые они держали в тощих руках, колебались и безтолково качались, кивая желтыми значками в разные стороны. Однако батальонный командир, серьезнейший немец, употребивший немало трудов, чтобы обучить сколько-нибудь сынов Израиля искусству верховой езды и военным эволюциям, командовал, и все шло по уставу порядком.
Особенно хорош был батальон, когда поскакал в атаку. Комические фигуры, с развивавшимися пейсами и полами лапсердаков, терявшие стремя и пантофли и скакавшие с копьями наперевес… […] Кажется, этого только и добивался Светлейший. Он прекратил эволюции, поблагодарив батальонного командира».
«Бундёнок». Открытка из серии «Дети-политики» художника Владимiра Табурина. 1917 г.
Что же касается стиля поведения А.П. Балка (товарищеской солидарности с сослуживцами), то, как пишет в своих мемуарах, директор Департамента полиции А.Т. Васильев, оно и после и впоследствии было таковым же.
«Довольно долго, - замечает Алексей Тихонович, - Временное правительство держало его под арестом, затем решило освободить, но он заявил, что не покинет тюрьму, пока не удостоверится, что со всеми чиновниками, которые были его подчиненными, поступили строго в рамках закона».
Продолжение следует.