Мать и дочь. Актрисы Инна Макарова и Наталья Бондарчук у своих портретов из фильмов «Безответная любовь (1979) и «Солярис» (1972).
И вся оставшаяся жизнь…
Мне кажется,
что ракушку держу,
в которой
невнятный слышен шум
неведомого моря.
Достигну ли, достигну ль
когда-нибудь
я берега морского,
который ныне чувствую,
не видя?
Лучиан БЛАГА.
В 1971 г., то есть как раз в разгар описанных нами уже событий, Наталья Сергеевна Бондарчук окончила актерский факультет Всесоюзного государственного института кинематографии. Училась она в мастерской Сергея Герасимова и Тамары Макаровой.
Затем она продолжила учебу - на режиссерском факультете у тех же мастеров.
Одновременно с ней на том же факультете ВГИКа (в мастерской Михаила Ромма и Льва Кулиджанова) учился актер Николай Бурляев.
«С Николаем Бурляевым - пишет Наталья Бондарчук - нас познакомил кинематограф. […]
…Снимаясь в “Солярисе” у Тарковского, я увидела Колю в “Рублеве”, в роли колокольных дел мастера.
Для меня этот образ и сам Коля навсегда слились с образом Тарковского.
А Николай, увидев меня в “Солярисе” в момент просмотра фильма, неожиданно заявил своему другу Василию Ливанову: “Эта женщина будет со мной”.
Наталья Бондарчук и Николай Бурляев.
А вот реальная наша встреча произошла в Киеве на съемках картины “Как закалялась сталь”, где нам было предложено сняться в главных ролях.
Конечно, главной темой для разговоров был кинематограф и Тарковский.
Николай только что снялся в фильме Алексея Баталова “Игрок” по Ф.М. Достоевскому. А я ему рассказывала, что однажды Андрей Тарковский, вспомнив о Николае, вдруг сказал: “Конечно, Бурляев должен был бы сниматься у меня в роли ‘Подростка’, по Достоевскому”. Эту идею подхватил Вадим Юсов, который очень хорошо к Коле относился.
- Вряд ли бы это допустила Лариса Павловна, - заметил Николай.
Как мы позже выяснили, много было сделано, чтобы разрушить дружбу Тарковского и Бурляева».
Со своим вторым мужем Николаем Бурляевым Наталья Бондарчук прожила семнадцать лет, не расписываясь.
«Нас объединила любовь к Тарковскому», - говорила она впоследствии.
У них родилось двое детей: сын Иван - композитор и дочь Мария - актриса Московского академического театра имени Маяковского.
С сыном Ваней. 1979 г.
Некоторое время спустя Наталья Бондарчук и Николай Бурляев расстались, сохранив, однако, добрые отношения. Неизменным осталось и их почитание Андрея Тарковского и его творчества.
Наталья Бондарчук на открытии музея Андрея Тарковского в городе Юрьевце Ивановской области. 29 ноября 1996 г.
«Меня, - рассказывала в одном из интервью Наталья Сергеевна, - пригласили на фестиваль, посвященный 75-летию Андрея Тарковского и 100-летию его отца - поэта Арсения Тарковского. Он проходил в Лондоне с 7-го по 13-е декабря 2007 года.
Фильм “Сталкер” представлял друг и сокурсник Тарковского Александр Гордон, фильмы “Зеркало” и “Иваново детство” - Марина Тарковская, “Ностальгию” - Олег Янковский. Я представляла “Солярис”.
Наконец смогла увидеться с Мариной Тарковской и Александром Гордоном, которые, несмотря на колоссальную нагрузку во время подготовки и проведения фестиваля, успевали поговорить практически со всеми, кто близко знал Андрея Тарковского и работал с ним.
Марина радовалась от всего сердца успеху фестиваля, переполненным залам и вниманию публики».
Марина Арсеньевна Тарковская, Олег Иванович Янковский и Наталья Сергеевна Бондарчук. Лондон. Декабрь 2007 г.
«Странное чувство, - заметила она далее: - всего два дня назад я была в Иркутске, в доме Волконских, засыпанном сибирским снегом, а сейчас, после нескольких часов перелета, переступила порог замечательной комфортабельной гостиницы Melia While House».
Что же было в столице Восточной Сибири?
«В Иркутске, - рассказывает она, - меня поджидал мой драгоценный друг Евгений Ячменев, директор Дома Волконских, его безсменный ангел-хранитель. За все восемь лет знакомства Евгений не утратил интерес к нашему с ним общему делу. Ведь именно с дома Волконских […] началось полноценное финансирование проекта “Одна любовь души моей”. Он сыграл в фильме роль доктора Вольфа.
Евгений - настоящий фанат своего дела, а за годы его самоотверженного труда Дом Волконских стал одним из главных культурных центров города. Всё, что он собирал - от старинных нот до веера Волконской, - все бережно хранится в музее…
А чего стоит уникальное пирамидальное фортепиано (это когда струны размещены не по горизонтали, как у обычного рояля, а вверх, к потолку), их всего два в мiре. Одно - в музее Германии, а второе - в Иркутске. Только в отличие от немецкого экземпляра, этот инструмент полностью рабочий.
Благодаря Евгению были изысканы средства, и в Санкт-Петербурге наши уникальные музыкальные реставраторы вдохнули жизнь в инструмент. Помню, с какой любовью Евгений касался его облицовки, а затем садился и играл классические произведения…
Премьера фильма была в Доме кино. Потом мы вернулись и долго-долго сидели с Женей и говорили, говорили… Это была наша последняя с ним встреча, вскоре я узнала о его трагической гибели, а точнее, убийстве на территории музея».
Н.С. Бондарчук с Е.А. Ячменевым на пороге Дома-музея Волконских в Иркутске.
Рассказ этот Натальи Сергеевны всколыхнул во мне много личного…
Дело в том, что мне тоже пришлось, хотя и недолго, знать Евгения Александровича Ячменева (1957†2008).
Историк, искусствовед, музыкант, «композитор-дилетант» (как он себя называл), актер-любитель. (Но вот, оказывается, сыграл роль в фильме Н.С. Бондарчук об утаенной любви А.С. Пушкина - княгине Марии Николаевне Волконской, дочери прославленного генерала Н.Н. Раевского).
Мне также довелось слушать игру Евгения на тех чудом сохранившихся инструментах: рояле бельгийского матера Лихтенталя 1831 г. и уникальном пирамидальном фортепиано 1790-х годов, клавиш которых качались пальцы княгини Волконской…
И испытать при этом совершенно необычные ощущения, объяснение которым нашел, когда познакомился впоследствии с одним из высказываний Е.А. Ячменева, приведенным в одной из статей о нем:
«Играю произведение и словно слышу эхо, как будто кто-то исполнял ту же самую музыку, может быть, задолго до меня. И это эхо на миллисекунду отстаёт от моей музыки. Как будто пробуждаются те волны, которые наполняли другое время, вибрирует тот эфир, который соотносится с веком XIX-м. Я не знаю тонкостей волновой теории, но, может быть, есть какой-то закон, который заставляет проявляться старые времена в XXI веке. Словно ты входишь в резонанс с этими давно ушедшими событиями».
Игре на фортепьяно Е.А. Ячменева учил выпускник ленинградской консерватории, профессор Дмитрий Иванович Басков. «Горжусь, - говорил Евгений, - что принадлежу к той иркутской фортепьянной школе, самый яркий представитель которой - Денис Мацуев. Можно сказать, что мы с Мацуевым “музыкальные кузены”».
Евгений Александрович был всесторонне образованным человеком.
Евгений Александрович Ячменев.
«Ирина Юрьевна Харкевич, - рассказывал он, - “благословила” меня изучать музыкальные страницы эпохи декабристов. Она совершила научный подвиг - создала капитальный труд по истории иркутской музыкальной культуры. И сейчас я словно иду по её стопам дальше. Моим диссертационным руководителем был директор Государственного Эрмитажа Михаил Борисович Пиотровский. Я в долгу перед всеми этими людьми. И стараюсь в жизни реализовать всё, на что Господь дал мне способности».
При этом Е.А. Ячменев часто повторял слова князя С.П. Трубецкого: «Образование - это дар Божий, и тот, кто закапывает в землю свой талант, совершает грех перед небесами».
Знакомство наше произошло в первых числах июня 1987 г. в Иркутске во время Всесоюзной научной конференции «Пушкин - Сибирь - декабристы», на которой я делал доклад, связанный с пребыванием А.С. Пушкина в Бессарабии.
Евгений был необыкновенно легким в общении человеком.
Как оказалось, нас многое связывало.
Прежде всего, он был моим земляком. Говорил о себе: «Я полностью иркутский человек».
Уже потом я узнал, что Евгению Александровичу не раз предоставлялась возможность переехать во Францию или Германию (он свободно владел многими европейскими языками; знания же его, как специалиста, были также там востребованы). Однако всякий раз он решительно отказывался, произнося не всем понятную фразу: «У меня есть поручение от Бога перед нашим городом. Чувствую, что не всё ещё сделал».
Дополнительным стимулом для взаимного интереса были наши родственные связи.
По матери Любови Григорьевне Евгений был в родстве с сибирским ссыльным князем Сергеем Бакрадзе. Тот же, в свою очередь, приходился свойственником семье князей Чавчавадзе, из рода которых происходила жена убитого в Тегеране русского писателя Александра Сергеевича Грибоедова - Нина Александровна (1812†1857).
Именно по ее распоряжению, тело покойного супруга было предано земле в Тифлисе, близ церкви Святого Давида. На надгробном памятнике до сей поры сохранилась знаменитая надпись: «Ум и дела твои безсмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?»
Всю оставшуюся жизнь Нина Александровна носила траур по супругу. Имя ее было окружено почетом и уважением. Вдову называли «Черной Розой Тифлиса».
В феврале 2009 г. мне довелось постоять на том самом месте…
...Там, в тёмном гроте - мавзолей,
И - скромный дар вдовы -
Лампадка светит в полутьме,
Чтоб прочитали вы
Ту надпись и чтоб вам она
Напомнила сама -
Два горя: горе от любви
И горе от ума.
Яков ПОЛОНСКИЙ.
Мой двоюродный дед также был родом из Грузии. Происходил из известного в Аджарии рода, выступавшего хранителем Православия в этой подвергавшейся насильственной исламизизации османами части Грузии. Именем одного из его предков, царского эристава и православного гимнографа XIII в., недавно назвали открытый Патриархией Грузии университет в Хичаури.
Святой Тбел. Память 17/30 августа.
Сближала нас, однако, не только «любовь к отеческим гробам», но и привязанность «к родному пепелищу» - иркутской городской старине.
Будучи в течение четверти века директором Музея декабристов, одной из своих главных задач Е.А. Ячменев полагал создание исторического заповедника в пределах сохранившейся городской застройки, ограниченной улицами Октябрьской Революции (Шелашниковской), Фридриха Энгельса (Жандармской), Декабрьских Событий (Ланинской) и Дзержинского (Арсенальной).
Это была когда-то и моя личная среда обитания.
Всё детство мое прошло в этом районе, вблизи известных каждому иркутянину декабристских домов, которыми во время нашей встречи в 1987-м управлял Е.А. Ячменев. (Правда, в 1950-1960-х гг. никаких музеев в них не было. Даже охранные доски на их стенах не висели. Дома были обычными, жилыми.)
Дом-музей Волконских (переулок Волконского, 10), находившийся по соседству с домом на улице Фридриха Энгельса (Жандармской), где с момента рождения прошло всё мое дошкольное детство.
Кстати, я и встретился впервые с Евгением буквально в двух шагах от того места, где когда-то стоял уже другой «мой дом», в котором прошли мои первые школьные годы.
Дом-музей Трубецких (улица Дзержинского, 64).
Существовало и еще одно место, которое, как оказалось, имело притягательное значение для нас обоих: Спасо-Преображенская церковь, стоявшая неподалеку от дома-музея Волконских.
По словам Евгения Александровича, это был его любимый храм, прихожанином которого он себя считал.
На моей же памяти в закрытой в то время церкви был архив, мимо которого я со своей бабушкой ходил чуть ли не каждый день.
Будучи девятиклассником, под сводами именно этого храма я в первый раз в своей жизни работал с историческими документами. Строгая женщина в синем халате приносила мне пыльные папки… А искал я материалы, связанные с упоминавшимся уже мною двоюродным дедом.
Преображенская церковь на картине иркутского художника Владимiра Кузьмина.
О гибели Евгения Александровича я узнал совершенно случайно - из краткого сообщения в 2008 году в газете «Русский вестник».
Имя Ячменева упоминалось там в статье в списке погибших за последнее время от рук гастарбайтеров из Средней Азии.
Помню, как я был поражен этой неожиданной нелепой смертью…
Через некоторое время я узнал, что случилось.
Рано утром в четверг 26 июня 2008 г. в административное здание на территории усадьбы Трубецких, которая в то время реставрировалась, зашел охранник, обнаружив на полу тело Е.А. Ячменева. В комнате царил безпорядок.
Прибывшие следователи установили, что директора задушили, а затем ограбили, похитив сотовый телефон и ноутбук. Из взломанного лопатой сейфа украли 25 тысяч рублей.
По горячим следам грабителей задержали. Ими оказались киргизы Абдыкаар Усаров и Нурланбек Боркашов, 28 и 23 лет.
Накануне, 25 июня в 11 часов вечера, по приглашению Е.А. Ячменева, они пришли в дом Трубецких договариваться о проведении строительных работ…
Суду были представлены характеристики обвиняемых с места их постоянного проживания. Согласно им, Боркашов был «тихим, верующим», а Усаров, отец троих малолетних детей, - «трудолюбивый, любящий отец». Приговорили преступников к 15 и 13, соответственно, годам колонии строгого режима.
Евгения Александровича похоронили на одном из самых старых городских кладбищ - Радищевском, последний покой на котором получили 150 тысяч иркутян.
Есть среди них немало людей известных. Похоронен там, например, известный драматург Александр Вампилов.
Читая краткий список погребенных на том кладбище, я обнаружил немало людей, которых мне приходилось знать лично, в том числе художник Виталий Сергеевич Рогаль, председатель Иркутского горисполкома Николай Францевич Салацкий…
Вряд ли они помнили маленького мальчика, не только когда-то встречавшегося, но даже и разговаривавшего с ними. А вот я их запомнил…
Нашел я в списке и еще одно знакомое имя - писателя и поэта Марка Сергеева. Его хорошо знала моя мама. Я же, если так можно выразиться, возобновил с ним знакомство, когда мне было уже за тридцать. Встречался с ним и в Иркутске, и в Москве…
57.
Остается рассказать о моей необычной, заочной встрече с актером и режиссером Николаем Петровичем Бурляевым.
Н.С. Бондарчук и Н.П. Бурляев. Много лет спустя…
Произошла она в необычном, но, в то же время (в бытовом смысле), даже весьма обыденном месте: возле мусорных контейнеров, установленных в нашем сельском поселении прямо у дороги.
Вынося как-то набравшийся за неделю мусор, супруга моя Тамара увидела в одном из контейнеров коробку с книгами.
Следует заметить, что в семье у нас к книгам весьма бережное, в чем-то даже трепетное отношение…
Жена подошла, подвинула коробку и стала рассматривать ее содержимое.
Там были и книги, и альбомы. Многие из них - подписанные, с дарственными надписями …Николаю Бурляеву.
Дарственная надпись художника Валентина Михайловича Сидорова на альбоме с репродукциями его работ.
Невольно увлекшись осмотром, жена не сразу заметила, как из тихо подъехавшего джипа вышел мужчина и с двумя пакетами мусора направился прямиком к контейнеру.
Увидела она его лишь после того, как услышала ироничный вопрос:
- А что это вы такое интересненькое здесь обнаружили?
Мне, да и многим, думаю, приходилось не однажды наблюдать: некоторым нашим соотечественникам из «новых русских» подобная картина (когда «лузеры», в их понимании, роются в отбросах) невольно греет душу, напоминая о том, что и с ними могло случиться такое, если бы не удача или известная ловкость рук.
«И я бы мог… как шут», - писал русский классик, пусть и по-другому поводу…
Ситуация добавляет, так сказать, адреналинчика.
Это был, кажется, именно такой случай.
Однако, подойдя, наконец, поближе, обитатель джипа увидел коробку с книгами, а среди них и альбом о «казанских святынях».
- А можно вот этот взять мне? Я сам родом из Казани…
Не всё, стало быть, человеческое испарилось, что-то святое, значит, всё же осталось…
Супруга альбом, конечно, отдала. Всё же остальное принесла в дом…
Кое-что я подарил друзьям. Подписные же экземпляры до сих пор стоят у меня на книжных полках. Как память. Только вот вопрос: о чем?..
Продолжение следует.