ТАРКОВСКИЕ: ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (часть 25)
Послание
Времена не выбирают,
В них живут и умирают.
. . . . . . . . . . . . . . .
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; обниму
Век мой, рок мой на прощанье.
Время - это испытанье.
Не завидуй никому.
Александр КУШНЕР.
По целому ряду причин об этом первом фильме Андрея Тарковского мы знаем гораздо меньше, чем об остальных.
Сам режиссер, похоже, старался забыть его.
«Мне бы не хотелось говорить об этой картине, - заявил он в интервью 1967 г. - Она, как мне кажется, не состоялась с точки зрения кинематографического языка, хотя по теме имела смысл».
За этим не столько естественное отталкивание художника от сотворенного, сколько попытка изгладить из памяти свое Послание. Но о чем оно?
Собьем с горлышка сургуч. Откупорим померкшую в подвалах памяти бутылку. Плеснем в бокал солнечное, отдающее горчинкой терпкое вино урожая 1960 года.
Попытаемся понять секрет его букета.
Какое послание передали нам авторы фильма?
Что они хотели сказать своим потомкам?
Конечно, все они были молоды.
Надежды юношей питали.
Да и дух тогда был особый.
Московская весенняя гроза.
А ведь были еще - и об этом не стоит забывать! - возможности…
Сергей Бондарчук, приступивший к съемкам своей эпопеи «Война и мiр», хотел, чтобы музыку к фильму писал именно Вячеслав Овчинников, тесно сотрудничавший, как мы помним, с Андреем Тарковским.
Однако одного мнения режиссера было недостаточно.
В биографическом очерке о композиторе Е.В. Черниковой читаем:
«Окончательный разговор на коллегии министерства - кто же будет писать музыку к эпопее. Ведет заседание Е. Фурцева, министр культуры.
У Овчинникова уже написаны мазурка, батальные сцены, вальс, еще несколько номеров, - собравшиеся прослушали, понимают, что это. Понимают и маршалы, приглашенные к обсуждению, и министры, деятели всех флангов, от мнения коих зависел вопрос.
Музыкальные номера всем нравятся чрезвычайно. Но - молодость! даже консерваторию еще не закончил. Что скажете, молодой человек, в свое оправдание?
“Возразить трудно, - сказал Овчинников, - но когда мы вспоминаем Пушкина, Лермонтова, Веневитинова...”
Аргументы сильные, но кажутся недостаточными. Но ведь он дирижёр!
Музыкант сделал паузу и добавил: “А по коридорам этого министерства - вы же видели - сегодня водят гостя нашей страны, очень молодого министра обороны Кубы...”
Воцарилась тишина. И тогда Фурцева провозгласила: “Хорошее суждение! Речь не мальчика, но мужа!” И Вячеслав Овчинников был утвержден».
Вячеслав Овчинников.
События того времени (впрочем, как и любого другого) можно рассматривать с разных точек зрения.
Для верующего, например, наивысшим является взгляд на любой явление через призму Промысла Божия, иными словами соответствия его Божественному замыслу, Его Высшей Благой Воле.
В данном случае мы не будем к этому прибегать: с одной стороны, любому православному всё тут более или менее ясно; с другой - не дерзаем брать на себя роль мерила в такого рода вопросе…
Есть, конечно, и другой подход: с точки зрения обыденных жизненных представлений. То есть - о более или менее широко распространенных идеалах, характерных для той или иной эпохи.
Этот взгляд, разумеется, не может претендовать на роль какой-то истины. Всё это только представления, присущие людям определенного времени, возникшие не просто в результате воспитания в семье и школе или в условиях официальной государственной пропаганды, а принятых к употреблению большинством людей того или иного времени.
«Никакой земной правитель, - писал Мартин Бубер, - не может иметь власти над душой народа, если только народ не решится сам дать эту власть».
И в этом с ним нельзя не согласиться.
Писать о такого рода вещах, удержавшись в рамках того времени (не уступая соблазну скорректировать всё это с точки зрения нынешних своих взглядов или житейского опыта), - вещь не столь уж простая.
Итак, идеалы (как Божеские, так и человеческие) весьма редко, к сожалению, сопрягаются с реальной жизнью.
И получается то, что получается.
С одной стороны, «УВЫ».
С другой, «СЛАВА БОГУ».
Но, что бы там ни было, а мы попытаемся удержаться на лезвии ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРАВДЫ.
Это и есть наш подход к проблеме.
Так вот, если рассматривать «Каток и скрипку» в системе этих координат, то фильм этот вполне укладывается в обойму других заметных работ того времени, таких, например, как «Я шагаю по Москве» (1963) Георгия Данелия или «Застава Ильича» (1964) Марлена Хуциева.
Андрей Тарковский в роли «гостя» в фильме Марлена Хуциева «Застава Ильича».
Всё это кинематограф светлых надежд. Многим казалось, что на их глазах начинает осуществляться Прекрасная тайна Будущего.
И на Марсе будут яблони цвести…
Всё представлялось возможным и захватывающе близким.
Вот там, казалось, за поворотом - светлое будущее, когда лев будет мирствовать с ягненком.
Разумеется, я весьма далек от утверждения, что путь этот был верен, что нужно было бы, подправив, повторить его. Я лишь пытаюсь напомнить, как ТОГДА всё было.
Вот и применительно к фильму «Каток и скрипка»… Думаю, что мы должны воспринимать его не только как часть ЕГО (режиссера), но и НАШЕЙ ОБЩЕЙ жизни.
Андрей Тарковский и сам прекрасно понимал всё это, не пытаясь отрывать себя от эпохи:
«…Я воспринимаю самого себя человеком из толпы - я вырос в том же обществе, что и зритель. Но проблема, встающая между зрителем и художником, двуедина: с одной стороны, художник надеется получить зрителя, которому его внутренний мiр был бы сродни, а с другой стороны, зритель, не находящий своего художника, оказывается, по словам поэта, “безъязыким”.
Существует огромное количество необоримых факторов, соединяющих художника с временем, его современниками и сверстниками из самых разных социальных слоев. В этом смысле режиссер полностью зависим от этих контактов, от этих связей, поэтому он имеет все основания верить и надеяться, что его фильм кому-то нужен».
Наверное, из-за того, что вскоре всё пошло прахом, из-за всех этих обманутых ожиданий, осознав, что осуществить чаемое было невозможно, боясь при этом показаться наивным, Андрей Тарковский не любил впоследствии говорить об этом своем первом фильме.
Ему, как и многим другим, стало стыдно. За свою наивность и легковерие.
Но разве можно стыдиться юности и ее светлых мечтаний, сожалеть о том, что оказался недостаточно мудрым в начале пути?
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел…
Но, как бы то ни было, а очень скоро (во всяком случае, когда он приступил к работе над «Андреем Рублевым») Андрея Тарковского, по всей вероятности, стали мучить угрызения совести за атмосферу радости, совершенно явную в «Катке и скрипке», когда в жертву новым московским высоткам приносились старые православные храмы.
Конечно, при этом нельзя забывать и о том, что в коммуналках в ту пору жило пол-Москвы (обитал в ней и сам режиссер). Как осуждать людей, стремившихся из этих домов-сундучков переселиться в поражавшие воображение многих высотки?
Однако ТАКОЕ «жертвоприношение» (высотки вместо храмов) было все-таки неприемлемым. Оно не могло решить главной проблемы человека…
Но и студент ВГИКа Андрей Тарковский не снимал, всё же, разрушение храма. На документальных кадрах съемочная группа запечатлела, как чугунная баба крушит старый дом.
Однако режиссер прекрасно отдавал себе отчет в том, что шедшее тогда полным ходом разрушение старозаветной Москвы стерло «попутно» и сотни православных храмов. Более того, не исключено, что разрушение церквей была одной из главных целей новой реконструкции Москвы, затеянной известным богоборцем Хрущевым.
Плоды этих размышлений Андрея Тарковского видны во всех последующих его фильмах.
В «Ивановом детстве» мы видим подвал разрушенной церкви.
Надписи смертников на стене разрушенного во время войны храма. «Иваново детство».
На ее полу валяется уцелевший колокол. Иван взгромождает его на балке и ударяет в набат.
В «Андрее Рублеве» - обезглавленный храм. Снег падает на тела убитых.
Кадр из фильма «Андрей Рублев».
В сценарии «Зеркала» был эпизод разрушения церкви в 1939 году, в картину не вошедший.
В «Ностальгии» - русский пейзаж, заключенный в каменные своды полуразрушенного романского храма в Италии.
Кадр из фильма «Ностальгия».
Мы пришли в этот храм не венчаться,
Мы пришли в этот храм не взрывать,
Мы пришли в этот храм попрощаться,
Мы пришли в этот храм зарыдать.
Юрий КУЗНЕЦОВ.
Храмы, убитые войной, безбожниками-коммунистами и современным западным толерантным безразличием.
Обезбоживание, к несчастью, универсально.
Возвращаясь к «Катку и скрипке», заметим, что, хотя Андрей Тарковский и не любил о нем говорить, фильм этот не был для него проходным.
«Когда режиссер, - писал Андрей Тарковский, - говорит, что делает проходную картину, чтобы затем снять ту, о которой мечтает, он нас обманывает. И что еще хуже - обманывает себя.
Он никогда не снимет СВОЕГО фильма.
Чудес не бывает! Вернее, время чудес для него уже миновало».
Рекламный плакат фильма «Каток и скрипка».
Пресса встретила первый фильм Андрея Тарковского хвалебно.
И, разумеется, именно этот фильм открыл молодому режиссеру путь в Большое кино.
В 1961 г. картина была награждена первой премией МКФ на фестивале студенческих работ в Нью-Йорке.
Весной того же года Андрей Тарковский получил диплом с отличием об окончании ВГИКа, а с 15 апреля был зачислен режиссером третьей категории на киностудию «Мосфильм».
По словам оператора Вадима Юсова: «Если на дипломе, на первой картине, он сомневался в себе, в профессии, то потом, думается, он сомневаться в себе перестал - фильмы делали его мощнее и мощнее, - но сомневаться в художнической своей правоте он продолжал...»
Продолжение следует.