Имя и фото этого молодого человека вряд ли вам что-нибудь скажет. Унтер-офицер (по сегодняшнему - сержант) лейб-гвардии Волынского полка Тимофей Кирпичников утром 27 февраля 1917 года отговорил своих сослуживцев от участия в подавлении беспорядков возникших в Петрограде днем ранее. Это стало эффектом домино для многотысячного гарнизона столицы. Так началась Февральская революция, условия для которой созрели, не доставало лишь маленького толчка.
Лучше всего об этом сказал поэт Георгий Иванов:
Овеянный тускнеющею славой,
В кольце святош, кретинов и пройдох,
Не изнемог в бою Орел Двуглавый,
А жутко, унизительно издох.
Ключ которым были открыты ворота Петропавловской крепости при освобождении политзаключенных 28 февраля.
Генерал Врангель был впечатлен видом столицы в начале марта. - Первое, что поразило меня в Петербурге, - писал он, - это огромное количество красных бантов, украшавших почти всех. Они были видны не только на шатающихся по улицам в расстегнутых шинелях, без оружия солдатах, студентах, курсистках, шоферах таксомоторов и извозчиках, но и на щеголеватых штатских и значительном числе офицеров. Встречались элегантные кареты собственников с кучерами, разукрашенными красными лентами, и владельцами экипажей с приколотыми к шубам красными бантами. Я лично видел несколько старых, заслуженных генералов, которые не побрезгали украсить форменное пальто модным революционным цветом. В числе прочих я встретил одного из лиц свиты Государя, тоже украсившего себя красным бантом; вензеля были спороты с погон; я не мог не выразить ему моего недоумения увидеть его в этом виде. Он явно был смущен и пытался отшучиваться: «Что делать, я только одет по форме - это новая форма одежды…».
Тимофей Кирпичников в марте 17-го был героем; его фото не сходило с газет. Октябрьского переворота он не принял. Бежал на Дон для борьбы с большевиками, где был расстрелян монархистами как предатель.
На фото экспонаты Музея современной истории России (Москва).