Сегодня исполняется 90 лет со дня рождения Мустая Карима. Официального солнца башкирской поэзии. Обладателя десятков орденов, званий и премий. Соловья коммунизма, социализма, перестройки, суверенитета. Доживи он до следующего формата - прославил бы и его. Талантливый был человек. Но вот парадокс - как поэт, а именно таков главный титул юбиляра - он мало кому известен. Дело в том, что стихи писал Мустай Карим на башкирском языке, а переводили его русские поэты. Знающий в этом деле толк сказал: «Перевод как женщина: если верен, то не красив, если красив, то неверен».
Литература эпохи восхождения великого акына земли башкирской должна была подтверждать сталинское «Жить стало лучше, жить стало веселее». Страна большая, народов много, и до каждого нужно довести постулат Учителя. А чтоб доходчивее было, каждая республика получила по своему поэту. Национальные классики должны были демонстрировать процветание и дружбу народов, как позолоченные статуи колхозниц, установленные по числу республик СССР вокруг известного фонтана в Москве.
Останови на улице любого, и спроси хоть одно стихотворение Мустая Карима - 90 % в лучшем случае вспомнят строчку «Не русский я, но россиян». Самое известное произведение башкирского классика прозвучало в 1954 году, совпав по времени с пуском фонтана «Дружба народов». В те годы не было ничего более проходного, как тема дружбы. Для национальных стихотворцев она была хлебом, маслом и медом. После грандиозного 300-летия празднования добровольного присоединения Украины к России (1951 г.) с запада на восток через Башкирию (1957) по стране прокатился парад более мелких присоединений.
Поэтам, не принадлежащим к титульной обойме, приходилось туго. Дьявольский выбор: славить партию, либо писать в стол. Зачастую - перевод оставался единственным средством к заработку. Это одна из причин расцвета перевода советских лет, который произошел за счет качества русской литературы. Переводами братских народов занимались: Пастернак, Ахматова, Чуковский, и множество других менее известных. Был случай, когда автор знаменитой «Гренады» Михаил Светлов, возмутившись задержкой гонорара, заявил директору издательства: «Если вы и дальше будете тянуть, - угрожающе сказал он, - я переведу все обратно на молдавский»!
Партия требовала национальных классиков, и русские литераторы их создавали. И потому нередко в стихах гениев республик и автономий от переводчика больше, чем от оригинала, а порой от начального текста и вовсе ничего не оставалось. Ведь перевод был еще и возможностью напечататься, хотя бы под другим именем, избежав идеологических и стилистических ограничений цензуры.
Нельзя сказать, что самобытных талантов вовсе не было, но чтобы они зазвучали на русском, нужен большой мастер. Переводчиком знаменитого «Не русский я, но россиянин» Мустая Карима стал поэт Михаил Дудин, родившийся в Ивановской губернии на три года раньше башкирского сочинителя. В 26 лет, находясь на фронте, он написал стихотворение «Соловьи». Вот начало:
О мертвых мы поговорим потом.
Смерть на войне обычна и сурова
И все-таки мы воздух ловим ртом
При гибели товарищей. Ни слова
Не говорим. Не поднимая глаз,
В сырой земле выкапываем яму.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
Обветренные скулы сведены.
Тристапятидесятый день войны.
Еще рассвет по листьям не дрожал,
И для острастки били пулеметы...
Вот это место. Здесь он умирал -
Товарищ мой из пулеметной роты.
Тут бесполезно было звать врачей,
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас и молча ждал конца,
И как-то улыбался неумело.
Загар сначала отошел с лица,
Потом оно, темнея, каменело.
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Запри все чувства сразу на защелку.
Вот тут и появился соловей,
Несмело и томительно защелкал…
Михаил Дудин, 1942 г.
А теперь давайте сравним с фрагментом, как принято считать, Мустая Карима…
Не русский я, но россиянин. Ныне
Я говорю, свободен и силен:
Я рос, как дуб зеленый на вершине,
Водою рек российских напоен.
Своею жизнью я гордиться вправе,
Нам с русскими одна судьба дана.
Четыре века в подвигах и славе
Сплелись корнями наши племена.
Давно Москва, мой голос дружбы слыша,
Откликнулась, исполненная сил.
И русский брат - что есть на свете выше!
С моей судьбой свою соединил.
Не русский я , но россиянин. Зваться
Так навсегда, душа моя, гордись!
Пять жизней дай!
Им может поравняться
Моей судьбы единственная жизнь.
С башкиром русский - спутники в дороге,
Застольники - коль брага на столе,
Соратники - по воинской тревоге,
Навеки сомогильники - в земле...
Не нужно быть филологом, чтобы заметить единство стиля и чеканного слога. Не важно как написано, важно как переведено! Без способного русского брата у Мустая Карима получалось менее удачно. Вот, например, его стишок из журнала «Литературная Башкирия» № 12.
Здравствуй, завтра!
Твердые руки, руки в мозолях…
Сколько в них нежности и огня!
Раз погрозят лишь пальцем - не более,
Дважды потом приласкают меня.
Знайте, люди заводов и пашен,
Это же руки Партии нашей.
<...>
Первыми проблеск зари заметят,
След от тучи, где ждется гроза, -
Сердце мое оттого и светит,
Что видят все на огромной планете
Зоркие Партии нашей глаза.
<...>
Мысли твои, о Партия наша,
Знай, навеки впитала душа,
«Здравствуй, завтра!» - говорю я с бесстрашием,
Пусть же легким будет твой шаг.
Мустай Карим, 1959 г.
Кто переводил неизвестно, но 40-летнему председателю Союза писателей Башкирии явно понравилось, иначе бы не напечатали. Контрастом гимнописцу звучит грустное стихотворение Юрия Левитанского:
Опять шумят, опять ликуют:
- Какие дни, какие годы!
А нас опять не публикуют,
И мы у моря ждем погоды.
И мы уходим в переводы,
Идем в киргизы и казахи,
Как сквозь песок уходят воды,
Как Дон Жуан идет в монахи.
Сергей Орлов
sergey-orlov.livejournal.com
опубликовано в
Новости УГ Рассказ
Крылья поэтов