Цветаева. Пророческое стихотворение "Моим стихам..."
Click to view
(Текст моего выступления на
вечере памяти Марины Цветаевой)
Все мы стоим на плечах своих предков, но у каждого они разные. Значительный вклад в развитии Марины принадлежит ее отцу - Ивану Цветаеву. Чтобы оценить масштаб его личности я приведу несколько званий, которыми он был наделен:
- Заслуженный профессор Московского университета;
- Доктор римской словесности,
- Историк искусства,
- Действительный член Академии художеств и Московского археологического общества
- Член-корреспондент Императорской Академии наук;
- Создатель и первый директор Музея изящных искусств.
О музее необходимо сказать подробнее. Сегодня он называется Музей изобразительных искусств имени Пушкина. Никакого отношения к поэту он не имеет, а назван был так в советское время потому что прежде носил имя императора Александра III. Это один из главных музеев Москвы. Помните миниатюру Райкина “В греческом зале, греческом зале” - это об этом музее, где кроме греческого, есть римский, египетский и другие залы.
Это один из самых красивых и богатых музеев России. Он был открыт в 1912 году при энтузиазме общественности и поддержке Николая II. По тому, сколько времени и сил вложил в этот музей отец Марины, его вполне можно было назвать именем Ивана Цветаева. «Наш гигантский младший брат» - так называла музей юная Марина.
(сегодня чтобы попасть в музей необходимо выстоять очередь)
Природа отдыхает на детях
Это истина имеет много примеров, но не в нашем случае. Природа не отдохнула ни на Марине, ни на ее сыне. После самоубийства матери 16--летний Георгий пробыл три недели в интернате. Вспоминает одна из учениц: “Старший педагог интерната обращалась к нему на “вы”. Это было беспрецедентно: всем детям говорили “ты”. Но, обращаясь к Георгию, взрослые не могли избежать интонации придворного учителя. Георгий казался совершенно взрослым. Так бывает с особенно породистыми детьми. Его красота была прежде всего, красотой породы. Он был высок ростом, великолепно сложен. Большелобый и большеглазый, смотрел как-то чересчур прямо и беспощадно. Потом уже поняла: это был взгляд “рокового мужчины”, каковым он должен был стать. Было в его взгляде много ума, надменности и силы. Сверстники до такой степени не были ему ровней, что ощущение собственного превосходства было неизбежно”.
Потом была эвакуация в Ташкент и продолжение учебы в школе.
Узбекский мальчик вспоминал, как в их класс привели “новенького”: “Кто-то бросил реплику: “Ну, вот, теперь у нас есть свой Печорин”. Мальчик был высокий, стройный, с большими голубыми глазами, с идеально зачесанными “в пробор” светло-русыми волосами, в элегантном костюме, в сорочке при галстуке. В руках он держал большой кожаный портфель, в котором, кроме учебников, были две щетки - для обуви и для одежды. Это нас, помню, потрясло. Шла война. Мы все были одеты неважно, даже небрежно. А он следил за собой, хотя пиджак и ботинки, как мы узнали, потом были у него единственными. Манера носить одежду, разговаривать, держаться - все свидетельствовало о высокой интеллигентности. К тому же “Печорин” владел французским даже лучше нашей учительницы”
У Георгия были данные, чтобы стать большим писателем, об этом свидетельствует его дневник и письма. Но шла война и его, к тому времени студента Литературного института, призвали на фронт. В июле 1944-го под Витебском Георгий был убит.
Последнее его письмо было полно оптимизма:“Я абсолютно уверен, - писал он, - в том, что моя звезда меня вынесет невредимым из этой войны, и успех придет обязательно; я верю в свою судьбу, которая мне сулит в будущем много хорошего”.