Из воспоминаний - Поездка в Сибирь (окончание)
Из воспоминаний
Благополучно мы доехали до станции Тайшет. Стояли жуткие морозы. Я пулей выскочил из вагона и побежал на вокзал в буфет в надежде, что там или хлеб на столе есть, а может быть ещё что-нибудь, чего уж там, буду говорить, как есть, может что-нибудь в тарелках осталось. Каково же было моё разочарование, когда я увидел, что буфет на ремонте. Зал ожидания был абсолютно пустой.
Стандартные МПСовские сидения стояли по периметру вдоль стен, середина была пустая. Я вышел на перрон. Прямо у входа в вокзал на перроне стояла краснощёкая тётка в валенках, повязанная крест-накрест пуховым платком, и время от времени призывно кричала: "Пирожки! Пирожки! Жареные пирожки с мясом!" Кто-то подошёл, протянул денежку, тётка открыла нутро своего ящика, оттуда повалил пар и в нос мне шибануло вкуснейшим, маслянистым запахом жареных пирожков с мясом.
Сглотнув слюну, я пошёл в туалет пить воду. Собственно говоря, последние дни, когда уже стал голодать, всё время пил воду, чтобы хоть что-нибудь плескалось в животе. Делать нечего - на улице холодно, зашёл я в зал ожидания и пошёл вдоль рядов, машинально глядя на пол и заглядывая под скамейки, - вдруг рубль найду или ещё какую-нибудь монетку. Краем глаза увидел, что та самая семья из поезда (мать с дочкой и с сынишкой) сидит в этом зале, видимо, тоже до Тайшета ехали с пересадкой и поедут дальше в европейскую часть страны.
Делая обход, наконец я заметил, что под одной из скамеек, почти у самой стены лежит примерно три четверти баранки. Видно, что она лежит здесь давно и пыли на ней достаточно, но это - еда! Сразу полезть под лавку было неудобно, тем более оказалось, что эта несчастная баранка лежит как раз напротив того места, где сидела знакомая мне семья.
Тогда я разработал целую операцию. Я сел на ту скамью, под которой лежала баранка, достал атлас железных дорог, который у меня лежал во внутреннем кармане пальто, достал ручку, начал что-то ею водить и, конечно, якобы нечаянно, уронил ручку под скамейку. И вот я полез за ручкой, а сам потянулся к баранке, и уже взяв её, прямо из под скамьи, видимо, почувствовав, я глянул в сторону женщины, которая сидела напротив, и встретился с ней взглядом… Но выпускать добычу из рук я уже не стал, быстро вылез и пулей бросился опять же в туалет, чтобы помыть баранку. Помыл я её, даже немножко поскоблил. Она, кстати, немножко размякла. Может быть не очень приятно звучит, но я видел, как едят голодные собаки, которым что-то кидаешь и они не жуя "ам!" и всё проглатывают. Вот примерно и эта баранка таким же образом попала ко мне вовнутрь. "Поужинав, позавтракав и пообедав" за вчера, позавчера, сегодня и ещё неизвестно за сколько дней вперёд, я вернулся в зал ожидания.
Сел в уголочке так, чтобы семья была сбоку и меня было не очень видно. И даже вроде начал подрёмывать. До поезда было где-то часа три. И вдруг вижу как девчонка (которая симпатичная, которая дочка) заходит из той двери, что ведёт на платформу, а в руках у неё огромный, промасленный, из пергаментной бумаги кулёк. "О, - думаю, - сейчас будут пирожки есть". А девчонка прямиком идёт ко мне. И пока она идёт, вижу, что, видимо, ей неловко, но мама приказала, я понимаю: женщина увидела, что мальчишка, которого она приметила в вагоне, голодный, потому что полез за баранкой, поэтому она дала денег дочке и сказала, чтобы она купила пирожки и отнесла мне.
Взрослая женщина, а тут, конечно, сделала ошибку. Если бы хоть девчонка была какая-нибудь страшненькая, а лучше вообще, чтобы не девчонка, даже если бы пацан мне эти пирожки принёс, у него бы я взял, у матери - тем более, а когда девчонка протянула мне кулёк и сказала: "На!", какой-то бес в меня вселился: я ударил её по руке так, что кулёк подпрыгнул вверх и пирожки салютом посыпались на пол. Девчонка крикнула: "Ну и дурак!", и побежала к матери.
Я выскочил на перрон злой на себя, на эту женщину, хотя она тут при чём? Видимо, им было не на тот поезд, на котором я планировал ехать как можно дальше, потому что буквально минут через десять они с чемоданами вышли на платформу. Пулей я бросился обратно внутрь зала ожидания в надежде, что пирожки-то на полу лежат. Чёрта-с два, ни одного не было. Увидел только, как в дальнем углу завершает влажную уборку уборщица. Понятно - у неё я не стал спрашивать, куда она пирожки дела. Одним словом - ничего не обломилось.
А дальше, честно говоря, было не очень интересно, потому что всё-таки температура у меня была, да и от голода не очень хорошо соображал. До самого Ленинграда больше у меня ни крошки во рту не было. А добирался я от Тайшета до Питера ещё суток шестеро. Ссаживали меня почему-то всё чаще, иногда удавалось проехать две остановки, иногда час, иногда три. И так как я всё время ехал в вагоне что называется "фрагментом", никто не предлагал перекусить, да как-то я и не попадал, чтобы при мне кто-то ел. Кстати, тот самый атлас мне пригодился, потому что мне нужно было не в Москву, а сразу в Питер. Уж не помню, то ли в Перми, то ли в Кирове я специально пересел на тот поезд, который идёт в Ленинград.
И вот, не помню, какое это было число, но это был уже март… На самом деле ездил я не так много, где-то дней семнадцать у меня получилось. Так вот, в мартовский денёчек, рано, по-моему, чуть ли не в шесть утра поезд останавливается на Московском вокзале. Ещё накануне вечером я рассчитал, что у нас в Индустриальном техникуме в этот день должна быть нулевая пара, которая начинается в 7.40, и я молил Бога, чтобы Толян не сачканул и не решил прогуливать в этот день, а приехал бы на занятия.
Пешком по Невскому от Московского я дошёл до родной улицы Толмачёва, встал рядом с техникумом (кстати, техникум размещался в двух зданиях, по двум сторонам улицы, но первокурсники учились, по-моему, на нечётной - дом 9), напротив была телефонная будка, в ней я и стал ждать Толяна. Я увидел своих однокурсников, но отвернулся, чтобы меня не заметили, было неудобно - все же знали, что я "геройски" уехал покорять Сибирь.
Я всё время смотрел на поворот с Невского. Обычно мы с Толяном от Витебского вокзала ехали на троллейбусе по Владимирскому до Невского, а там, как правило, бегом бежали через Аничков мост на улицу Толмачёва. Я смотрел на часы: времени было уже 7.35, Толяна не было. По-моему, в 7.36 он появился из-за поворота. Когда осталось ему метра два до телефонной будки, я буквально выпал к нему в объятья. "Здорово", - я ему не сказал, я сказал: "Толян, у тебя есть деньги?"
Он залез в карман, вытащил всё, что у него было (как сейчас помню, было ровно 44 копейки). А я знал, что на углу Невского и, по-моему, Рубинштейна было кафе-автомат (почему автомат? - до сих пор не знаю) и открывалось это кафе в семь часов. Я сказал Толяну, что на большой перемене буду здесь же, в телефонной будке, его ждать и бегом припустил в то самое кафе-автомат. С утра посетителей почти не было. Кафе находилось в полуподвальном помещении, в зале стояли мраморные столики на ножке. (Наверное, автомат оно называлось потому, что нужно было есть стоя, сейчас я только что догадался). Стояла скучающая раздатчица за прилавком.
Я подошёл, быстро оценил всё меню, увидел, что, по-моему, 9 копеек стоит порция макарон с сыром и одна копейка - хлеб. Вот я и взял четыре порции макарон и восемь кусков хлеба. Раздатчица машинально всё это пробила, начала выставлять тарелки, а потом с удивлением стала оглядываться, ища, кто же всё это будет есть? Смешная, она не знала, какой страшно голодный проглот стоит перед ней. Я перенёс всё это на свободный столик, повернулся к ней спиной. С наслаждением съесть у меня не получилось, потому что я всю еду слизнул и только почувствовал, что мне этого мало. Но делать нечего - тарелки были пустые, даже самые мелкие крошки сыра была подтёрты куском хлеба. Хлеб, естественно, тоже был уже во мне. Когда я повернулся и пошёл к выходу, увидел глаза той раздатчицы: что малóй лиха хлебнул, видимо, она поняла.
А дальше совсем неинтересно. Я уговорил Толяна ехать вместе домой, одному было как-то страшновато. К своему ужасу застал свою маму уже вторую неделю лежащую с сердечным приступом, потому что когда меня провожали на вокзале, там была одна девчонка, наша знакомая, но она не училась с нами в техникуме, она приходилась двоюродной сестрой моему однокласснику и на каникулы приезжала к брату. И, конечно, его мама знала мою маму. Эта девчонка, вернувшись в день моего отъезда с вокзала, расщебетала всё своим: "Вы представляете, Серёжка-то, оказывается, не по комсомольской путёвке уехал, а из дома сбежал, в Сибирь поехал". Они позвонили моей маме, и она слегла, что было очень печально.
Летом этого же года я вновь поступил на первый курс техникума, с отличием окончил первый курс, пошёл в свою первую экспедицию на Кольский полуостров, вернулся, а дальше читатели блога знают историю о том, как я ушёл со второго курса в армию.
Вот так завершилась моя сибирская эпопея.
Сегодня, вспоминая всё это, думаю: я ли это был, дурачок такой? Но иногда, мне кажется, что почему-то это должно было произойти со мной. Например, я знаю, что подавляющее большинство нищих - это "профессиональные" нищие. Но если я вижу человека, просящего на еду, никогда отказать не могу.
Благополучно мы доехали до станции Тайшет. Стояли жуткие морозы. Я пулей выскочил из вагона и побежал на вокзал в буфет в надежде, что там или хлеб на столе есть, а может быть ещё что-нибудь, чего уж там, буду говорить, как есть, может что-нибудь в тарелках осталось. Каково же было моё разочарование, когда я увидел, что буфет на ремонте. Зал ожидания был абсолютно пустой.
Стандартные МПСовские сидения стояли по периметру вдоль стен, середина была пустая. Я вышел на перрон. Прямо у входа в вокзал на перроне стояла краснощёкая тётка в валенках, повязанная крест-накрест пуховым платком, и время от времени призывно кричала: "Пирожки! Пирожки! Жареные пирожки с мясом!" Кто-то подошёл, протянул денежку, тётка открыла нутро своего ящика, оттуда повалил пар и в нос мне шибануло вкуснейшим, маслянистым запахом жареных пирожков с мясом.
Сглотнув слюну, я пошёл в туалет пить воду. Собственно говоря, последние дни, когда уже стал голодать, всё время пил воду, чтобы хоть что-нибудь плескалось в животе. Делать нечего - на улице холодно, зашёл я в зал ожидания и пошёл вдоль рядов, машинально глядя на пол и заглядывая под скамейки, - вдруг рубль найду или ещё какую-нибудь монетку. Краем глаза увидел, что та самая семья из поезда (мать с дочкой и с сынишкой) сидит в этом зале, видимо, тоже до Тайшета ехали с пересадкой и поедут дальше в европейскую часть страны.
Делая обход, наконец я заметил, что под одной из скамеек, почти у самой стены лежит примерно три четверти баранки. Видно, что она лежит здесь давно и пыли на ней достаточно, но это - еда! Сразу полезть под лавку было неудобно, тем более оказалось, что эта несчастная баранка лежит как раз напротив того места, где сидела знакомая мне семья.
Тогда я разработал целую операцию. Я сел на ту скамью, под которой лежала баранка, достал атлас железных дорог, который у меня лежал во внутреннем кармане пальто, достал ручку, начал что-то ею водить и, конечно, якобы нечаянно, уронил ручку под скамейку. И вот я полез за ручкой, а сам потянулся к баранке, и уже взяв её, прямо из под скамьи, видимо, почувствовав, я глянул в сторону женщины, которая сидела напротив, и встретился с ней взглядом… Но выпускать добычу из рук я уже не стал, быстро вылез и пулей бросился опять же в туалет, чтобы помыть баранку. Помыл я её, даже немножко поскоблил. Она, кстати, немножко размякла. Может быть не очень приятно звучит, но я видел, как едят голодные собаки, которым что-то кидаешь и они не жуя "ам!" и всё проглатывают. Вот примерно и эта баранка таким же образом попала ко мне вовнутрь. "Поужинав, позавтракав и пообедав" за вчера, позавчера, сегодня и ещё неизвестно за сколько дней вперёд, я вернулся в зал ожидания.
Сел в уголочке так, чтобы семья была сбоку и меня было не очень видно. И даже вроде начал подрёмывать. До поезда было где-то часа три. И вдруг вижу как девчонка (которая симпатичная, которая дочка) заходит из той двери, что ведёт на платформу, а в руках у неё огромный, промасленный, из пергаментной бумаги кулёк. "О, - думаю, - сейчас будут пирожки есть". А девчонка прямиком идёт ко мне. И пока она идёт, вижу, что, видимо, ей неловко, но мама приказала, я понимаю: женщина увидела, что мальчишка, которого она приметила в вагоне, голодный, потому что полез за баранкой, поэтому она дала денег дочке и сказала, чтобы она купила пирожки и отнесла мне.
Взрослая женщина, а тут, конечно, сделала ошибку. Если бы хоть девчонка была какая-нибудь страшненькая, а лучше вообще, чтобы не девчонка, даже если бы пацан мне эти пирожки принёс, у него бы я взял, у матери - тем более, а когда девчонка протянула мне кулёк и сказала: "На!", какой-то бес в меня вселился: я ударил её по руке так, что кулёк подпрыгнул вверх и пирожки салютом посыпались на пол. Девчонка крикнула: "Ну и дурак!", и побежала к матери.
Я выскочил на перрон злой на себя, на эту женщину, хотя она тут при чём? Видимо, им было не на тот поезд, на котором я планировал ехать как можно дальше, потому что буквально минут через десять они с чемоданами вышли на платформу. Пулей я бросился обратно внутрь зала ожидания в надежде, что пирожки-то на полу лежат. Чёрта-с два, ни одного не было. Увидел только, как в дальнем углу завершает влажную уборку уборщица. Понятно - у неё я не стал спрашивать, куда она пирожки дела. Одним словом - ничего не обломилось.
А дальше, честно говоря, было не очень интересно, потому что всё-таки температура у меня была, да и от голода не очень хорошо соображал. До самого Ленинграда больше у меня ни крошки во рту не было. А добирался я от Тайшета до Питера ещё суток шестеро. Ссаживали меня почему-то всё чаще, иногда удавалось проехать две остановки, иногда час, иногда три. И так как я всё время ехал в вагоне что называется "фрагментом", никто не предлагал перекусить, да как-то я и не попадал, чтобы при мне кто-то ел. Кстати, тот самый атлас мне пригодился, потому что мне нужно было не в Москву, а сразу в Питер. Уж не помню, то ли в Перми, то ли в Кирове я специально пересел на тот поезд, который идёт в Ленинград.
И вот, не помню, какое это было число, но это был уже март… На самом деле ездил я не так много, где-то дней семнадцать у меня получилось. Так вот, в мартовский денёчек, рано, по-моему, чуть ли не в шесть утра поезд останавливается на Московском вокзале. Ещё накануне вечером я рассчитал, что у нас в Индустриальном техникуме в этот день должна быть нулевая пара, которая начинается в 7.40, и я молил Бога, чтобы Толян не сачканул и не решил прогуливать в этот день, а приехал бы на занятия.
Пешком по Невскому от Московского я дошёл до родной улицы Толмачёва, встал рядом с техникумом (кстати, техникум размещался в двух зданиях, по двум сторонам улицы, но первокурсники учились, по-моему, на нечётной - дом 9), напротив была телефонная будка, в ней я и стал ждать Толяна. Я увидел своих однокурсников, но отвернулся, чтобы меня не заметили, было неудобно - все же знали, что я "геройски" уехал покорять Сибирь.
Я всё время смотрел на поворот с Невского. Обычно мы с Толяном от Витебского вокзала ехали на троллейбусе по Владимирскому до Невского, а там, как правило, бегом бежали через Аничков мост на улицу Толмачёва. Я смотрел на часы: времени было уже 7.35, Толяна не было. По-моему, в 7.36 он появился из-за поворота. Когда осталось ему метра два до телефонной будки, я буквально выпал к нему в объятья. "Здорово", - я ему не сказал, я сказал: "Толян, у тебя есть деньги?"
Он залез в карман, вытащил всё, что у него было (как сейчас помню, было ровно 44 копейки). А я знал, что на углу Невского и, по-моему, Рубинштейна было кафе-автомат (почему автомат? - до сих пор не знаю) и открывалось это кафе в семь часов. Я сказал Толяну, что на большой перемене буду здесь же, в телефонной будке, его ждать и бегом припустил в то самое кафе-автомат. С утра посетителей почти не было. Кафе находилось в полуподвальном помещении, в зале стояли мраморные столики на ножке. (Наверное, автомат оно называлось потому, что нужно было есть стоя, сейчас я только что догадался). Стояла скучающая раздатчица за прилавком.
Я подошёл, быстро оценил всё меню, увидел, что, по-моему, 9 копеек стоит порция макарон с сыром и одна копейка - хлеб. Вот я и взял четыре порции макарон и восемь кусков хлеба. Раздатчица машинально всё это пробила, начала выставлять тарелки, а потом с удивлением стала оглядываться, ища, кто же всё это будет есть? Смешная, она не знала, какой страшно голодный проглот стоит перед ней. Я перенёс всё это на свободный столик, повернулся к ней спиной. С наслаждением съесть у меня не получилось, потому что я всю еду слизнул и только почувствовал, что мне этого мало. Но делать нечего - тарелки были пустые, даже самые мелкие крошки сыра была подтёрты куском хлеба. Хлеб, естественно, тоже был уже во мне. Когда я повернулся и пошёл к выходу, увидел глаза той раздатчицы: что малóй лиха хлебнул, видимо, она поняла.
А дальше совсем неинтересно. Я уговорил Толяна ехать вместе домой, одному было как-то страшновато. К своему ужасу застал свою маму уже вторую неделю лежащую с сердечным приступом, потому что когда меня провожали на вокзале, там была одна девчонка, наша знакомая, но она не училась с нами в техникуме, она приходилась двоюродной сестрой моему однокласснику и на каникулы приезжала к брату. И, конечно, его мама знала мою маму. Эта девчонка, вернувшись в день моего отъезда с вокзала, расщебетала всё своим: "Вы представляете, Серёжка-то, оказывается, не по комсомольской путёвке уехал, а из дома сбежал, в Сибирь поехал". Они позвонили моей маме, и она слегла, что было очень печально.
Летом этого же года я вновь поступил на первый курс техникума, с отличием окончил первый курс, пошёл в свою первую экспедицию на Кольский полуостров, вернулся, а дальше читатели блога знают историю о том, как я ушёл со второго курса в армию.
Вот так завершилась моя сибирская эпопея.
Сегодня, вспоминая всё это, думаю: я ли это был, дурачок такой? Но иногда, мне кажется, что почему-то это должно было произойти со мной. Например, я знаю, что подавляющее большинство нищих - это "профессиональные" нищие. Но если я вижу человека, просящего на еду, никогда отказать не могу.