"Я скачу, но я скачу иначе..."
я запомнил это лето. мне было четыре, но я запомнил. это где-то совсем так на границе сознания. очень жарко. новые, раскрашенные в цвета радуги качели в соседском дворе. Андрей Волков, ещё живой, подмигивает и угощает меня яблоком. через четырнадцать лет он погибнет в Чечне. рядом - стройка. сваезабиватель не умолкает вообще. очень старая баба Маша говорит: "Смотри, как стучит трактор!", а я ей серьёзно так объясняю, что это не трактор, а сваезабиватель... баба Маша пережила Андрея намного. и Ярослав Евдокимов вместе с Бюль-Бюль Оглы и "Самоцветами" по радио, и разговоры об Олимпиаде, и Иришка Швирст, моя будущая одноклассница и первая любовь, на балконе в шортиках...
и папа идёт с работы. дорожка как раз мимо этих новых качелей, на которых я. он забирает меня домой. всё хорошо. мама приходила на час раньше, выпускала меня гулять, папа забирал обратно. дома - обычные разговоры. как на заводе? что нового? куры по два-сорок кончились, я не успела...
а потом что-то произошло. что может понять четырёхлетний ребёнок в разговорах родителей? ни-че-го. но интонации он улавливает всегда верно. а особенно - атмосферу в семье, в которую ему довелось попасть. наверное, и мои родители заметили, что я что-то заметил.
отец взял меня на руки и сказал: "Помнишь дядю, который поёт про жирафа с попугаем и про гимнастику? Он сегодня умер..."
нет, конечно, друзья мои, скорее всего, всё это было совсем не так. и куры по два-сорок в тот день, наверняка, были, и Андрюха угостил меня яблоком пару лет спустя... но так я запомнил. запомнил навеки, как репродукцию картины Шишкина, которая висела у меня над кроватью, как мне кажется, всегда.
сам момент, шок и ужас, обрушившийся на мою детскую головку, я помню отчётливо.
умер Высоцкий.
и именно благодаря папе, я, наверно, с рождения знал, кто это. у нас в новом доме, в Дашках Военных, не было ничерта. это я помню хорошо. голые стены, телевизор "Весна-304" на ножках, он постоянно дымил, стиральная машина - больше меня в два раза, которая прыгала и зажёвывала бельё так, что его даже на тряпки пустить было проблемой, и очень дешёвая, старенькая радиола, на которой отец всё моё детство крутил Семёныча. миньоны и гибкие пластинки из "Кругозора".
это потом уже я играл концерты на вечерах памяти Высоцкого, это потом уже, спустя лет двадцать, я познакомился с Людмилой Владимировной Абрамовой, бывал у неё дома на Беговой, ещё до её переезда, и она приезжала сюда, в Рязань, и мы с друзьями возили её на Чёрненькое. или это было Малое Келецкое, я уже не помню. это потом уже я собрал одну из самых больших коллекций записей Владимира Семёновича среди рязанских почитателей его таланта...
о чём же я? да ни о чём. просто тридцать один год назад ушёл Человек, а мы остались. и теперь уже почти все мы, примерно, в том же возрасте. кто-то чуть старше, кто-то чуть младше.
он ушёл, но остался. навсегда.
а что останется после нас?
http://vkontakte.ru/note15804333_11193457
и папа идёт с работы. дорожка как раз мимо этих новых качелей, на которых я. он забирает меня домой. всё хорошо. мама приходила на час раньше, выпускала меня гулять, папа забирал обратно. дома - обычные разговоры. как на заводе? что нового? куры по два-сорок кончились, я не успела...
а потом что-то произошло. что может понять четырёхлетний ребёнок в разговорах родителей? ни-че-го. но интонации он улавливает всегда верно. а особенно - атмосферу в семье, в которую ему довелось попасть. наверное, и мои родители заметили, что я что-то заметил.
отец взял меня на руки и сказал: "Помнишь дядю, который поёт про жирафа с попугаем и про гимнастику? Он сегодня умер..."
нет, конечно, друзья мои, скорее всего, всё это было совсем не так. и куры по два-сорок в тот день, наверняка, были, и Андрюха угостил меня яблоком пару лет спустя... но так я запомнил. запомнил навеки, как репродукцию картины Шишкина, которая висела у меня над кроватью, как мне кажется, всегда.
сам момент, шок и ужас, обрушившийся на мою детскую головку, я помню отчётливо.
умер Высоцкий.
и именно благодаря папе, я, наверно, с рождения знал, кто это. у нас в новом доме, в Дашках Военных, не было ничерта. это я помню хорошо. голые стены, телевизор "Весна-304" на ножках, он постоянно дымил, стиральная машина - больше меня в два раза, которая прыгала и зажёвывала бельё так, что его даже на тряпки пустить было проблемой, и очень дешёвая, старенькая радиола, на которой отец всё моё детство крутил Семёныча. миньоны и гибкие пластинки из "Кругозора".
это потом уже я играл концерты на вечерах памяти Высоцкого, это потом уже, спустя лет двадцать, я познакомился с Людмилой Владимировной Абрамовой, бывал у неё дома на Беговой, ещё до её переезда, и она приезжала сюда, в Рязань, и мы с друзьями возили её на Чёрненькое. или это было Малое Келецкое, я уже не помню. это потом уже я собрал одну из самых больших коллекций записей Владимира Семёновича среди рязанских почитателей его таланта...
о чём же я? да ни о чём. просто тридцать один год назад ушёл Человек, а мы остались. и теперь уже почти все мы, примерно, в том же возрасте. кто-то чуть старше, кто-то чуть младше.
он ушёл, но остался. навсегда.
а что останется после нас?
http://vkontakte.ru/note15804333_11193457