Зоя Крахмальникова: "Зачем нам нужен дизайн?"
"Дизайна у нас нет, но есть дизайнеры", - было заявлено в первом номере журнала "Союз дизайнеров". Но что важнее: дизайн или дизайнеры? Конечно, дизайнеры. На "социалистических" просторах нашего Отечества, в его дворцах, названных правительственными зданиями, и клубах для простых граждан был свой социалистический дизайн, который назывался "оформлением". Но прав Павел Флоренский - искусство есть "организация пространства", а дизайн, как вид "прикладного искусства", существовал в советское время в банальных "искажениях пространства". Его создатели словно бы не замечали пространства и их целью было не организовывать его, а украсить попышнее. "Сном сумасшедшего пирожника" назвал кто-то киевский Крещатик с его домами, похожими на несъедобные торты. Крещатик был словно бы неким подарком Сталину, а, возможно, именно он заказал эти многоэтажные "торты".
Сегодня, надо надеяться, дизайн заново рождается в России.
Впервые о дизайне я узнала от молодого человека, сына моих приятелей, собравшегося эмигрировать в Америку. Он был начинающим дизайнером, но расспрашивать его о том, что он намерен делать в Америке, я не решилась, сочтя это бестактностью. Тем более, он уезжал, а мы оставались. Здесь не было почти никакого дизайна, а там, " за бугром", как говорили в ту пору, именно то, что ценимо нашим "отъезжантом": дизайн в Америке уже тогда был довольно мощной и своеобразной культурой, вмещавшей в себя все, что служит человеку, его духу, душе, материальному бытию.
Дизайн безразличен к духу истины и справедливости, могут возразить мне знатоки, он всего лишь осуществленный проект. А его цель - "вторжение в пространство". Но для чего? Для утилитарного удобства? Или чтобы отменить кризис красоты, обрадовать мастерством, выдумкой, талантом и стать своеобразным соработником Бога, поселившего человека в прекрасный мир? На эти вопросы я могла бы получить множество ответов, противоречащих друг другу, потому как нет еще у нас дизайна и нет общих канонов, есть дизайнеры, избравшие для себя свои каноны, общих канонов быть не может.
Между тем, дизайн, как мне думается, не терпит бессмысленности, хотя и призван бежать от грубого утилитаризма. И здесь я намерена продолжить уже заявленную тему. Духовная целесообразность, так я ее обозначу. Если творение дизайна безразлично к духовной жизни человека, значит, дизайнер "штампует" истуканов в различных формах, создавая идолов.
Мир, созданный Богом, прекрасен, оттого Бог, закончив его творение, остался доволен: "И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой". (Быт. 1, З1).
Мир был прекрасен и совершенен, но он существовал не сам по себе, его пространство, "организованное" Творцом всего сущего, было создано для человека, которому было поручено осваивать пространство мира в различных формах. Эту жажду творить, дарованную Богом, не могли истребить ни тюрьмы, ни концлагеря. Дети, юноши и девушки рисовали в гетто, созданных германским фашизмом. В своих рисунках они воспроизводили окружающий их мир, тьму и свет. Их "графический дизайн" - рисунки, запечатлевшие пространство конц-лагеря, игрушки, которые они создавали, затем изображая их на доставшихся каким-то чудом бумажках или картонках, по своему красивы. Они писали лирические пейзажи, вспоминая то, что хранила память, или вторгаясь в искалеченный мир, украшали его. Кораблик в синем море, ломтик луны и синяя свеча под цвет сине-черного неба...
Детский дизайн, создававшийся в гетто, не просто трогателен, он свидетельствует о силе духа и богатстве души тех, кто ценил сотворенный Богом мир, тосковал по нему, надеясь на спасение...
В Лефортовской тюрьме КГБ, куда меня привезли августовской ночью 1982, дизайн был упразднен, как все лишнее, способное помешать узникам "сидеть". Но вспоминая сегодня камеры, в которые меня помещали на пересылках, я думаю, что там был свой тюремный дизайн - "шконки", специальные железные топчаны, сооруженные со знанием дела. В них нельзя было припрятать ничего, даже таблетки какого-либо лекарства. Не положено. В тюрьмах было не положено все. И все же, чем дальше от Москвы, тем разительней отличия тюремных камер. На свердловской пересылке в женских камерах был свой уют. Пересылка - временное жилище уже осужденных, и потому там контроль за заключенными слабее, в камеры редко заглядывали конвойные. И расположение полатей, называемых нарами, было нестандартным, непохожими были и зарешеченные окна, прозванные "решками". Видно, в каждой тюрьме некий "архитектор" организовывал тюремное пространство по своему усмотрению, стараясь при этом соблюдать инструкцию.
Моя невестка стала вторым дизайнером в моей жизни, она любила украшать нашу квартиру, заваленную книгами и рукописями. Нет-нет на тахте ли или на стене появлялось что-то яркое. "Знак". Есть такой жанр в дизайне. Знак значит символ. Своеобразный мост к смыслу...
В тюремной тьме, освещенной ярким светом и в околотюремном сером пространстве большой зоны, как называли СССР зэки, должен был возникнуть дизайн, как мост к познанию иного жизненного пространства, как утоление жажды красоты, как знак победы над тьмой, победы красоты над безобразием. Поэтому, обретя свободу, дизайн в России стал расти как на дрожжах, вытесняя партийный и тюремный дизайн.
Лучшие его образцы обрели свой язык, и стало ясно, что к бессмысленности, к форме, лишенной смысла, зритель и потребитель дизайна остается глух. Как к бесполезной вещи, мешающей своими "лишними углами" передвигаться в пространстве.
Между тем, подобными бесполезными и некрасивыми вещами все еще загружен наш мир: бюсты и скульптуры, памятники неизвестно кому и неизвестно зачем и, наконец, уникальный предмет партийного дизайна: Мавзолей...
Все это служило еще не так давно идее "всенародного счастья". Нынче мы живем и вовсе без идей, если не считать идею выжить, исповедуемую большинством наших граждан, не сумевших или не успевших стать олигархами, полуолигархами и новыми русскими, увлеченными дизайном так называемого евроремонта и поклоняющимися главному идолу эпохи - деньгам. Зависит от этого идола и культура, и дизайн...
Зависимость от экономики стимулирует прикладное искусство и в то же время утилизирует его. Поэт и дизайнер в разной степени зависят от бюджета работодателя. И эта дилемма стара, как мир: поэт не продается, но можно рукопись продать...
Однако вместе с властью экономики над каждым почти гражданином нашей великой державы все еще властвует страх. Вероятно, мы забыли о нем в тот момент, когда Ельцин, спрыгнув с танка у Белого Дома, провозгласил: "Да здравствует великая Россия!" Это был своеобразный исторический рубеж и фразу Ельцина надо помнить, чтобы не утратить способности, дарованной нам Богом, рассуждать о реализме во всех его возможных аспектах и прежде всего о реализме нашей жизни.
Открылась ли тогда для будущего дизайна новая перспектива? Сцена у Белого Дома той августовской ночью напоминала финал многоактовой драмы, над оформлением которой, словно бы работала целая команда дизайнеров. Это был, конечно же, необычный дизайн. Такой же необычный, как в гетто. Он менялся с определенным ритмом и каждый вносил на эту сцену то, что мог внести. Но прежде всего "знаки", которые должны были подготовить участников драмы к гибели или к победе. Но самым важным было не поддаться угрозам и не дать угаснуть духу истины и духу справедливости. Духу творчества жизни.
Это была не политическая победа, российский мир стал другим. Он открылся дизайну. И многому другому.
Глядя на детский дизайн, созданный в гетто, я подумала, что дизайн - дитя света и цвета, дитя устроения и красоты. Поэтому он так необходим. Поэтому он так быстро развивается в последние годы, словно хочет наверстать утраченную жажду жизни и гармонии.
Однако, у этого "дитяти" уже есть плотный круг дядюшек и тетушек, воспитателей и своеобразных парторгов. Особенно это чувствуется, когда читаешь газеты и смотришь телевидение. Там, как правило, наше "незападное" искусство испытывает такую ностальгию по прежнему стилю жизни, стилю мышления, словесности и художества, что не "вмещает" смелую, а подчас и дерзкую эстетику дизайна. Лапти, повешенные на стене, как украшение хорошо меблированной квартиры, еще не дизайн. У него своя эволюция и свои задачи. Они неоднородны, потому так мало мастерских и дизайнерских школ. Прав Сергей Серов: дизайнеры есть, но нет еще дизайна. И, возможно, долго не будет, слишком далека от дизайна культура соцреализма, идеи и эстетика которой вбивались в голову нескольких поколений. Да и слишком еще бедна наша Россия, бедна при все растущем числе богачей. Бедна и материально и духовно. И нечувствительна в массе своей к эстетике дизайна.
И тем не менее в той серости, с которой мы прожили долгие годы, особенно заметны веселые, озорные, радостные, печальные и грозные, остроумные "знаки" дизайна. И, глядя на них, возникает уверенность, что у дизайна должно быть будущее.
В России надо жить долго. Говорят, эти слова принадлежат Борису Пастернаку. У этой фразы не один, не только прямой смысл. Россия слишком консервативна. Всегда была такой. Большевики же "заморозили" ее на долгие годы. Следует, однако, надеяться что дизайн поможет разморозить ее, меняя дух, стиль и пейзаж нашей жизни.
1998
Сегодня, надо надеяться, дизайн заново рождается в России.
Впервые о дизайне я узнала от молодого человека, сына моих приятелей, собравшегося эмигрировать в Америку. Он был начинающим дизайнером, но расспрашивать его о том, что он намерен делать в Америке, я не решилась, сочтя это бестактностью. Тем более, он уезжал, а мы оставались. Здесь не было почти никакого дизайна, а там, " за бугром", как говорили в ту пору, именно то, что ценимо нашим "отъезжантом": дизайн в Америке уже тогда был довольно мощной и своеобразной культурой, вмещавшей в себя все, что служит человеку, его духу, душе, материальному бытию.
Дизайн безразличен к духу истины и справедливости, могут возразить мне знатоки, он всего лишь осуществленный проект. А его цель - "вторжение в пространство". Но для чего? Для утилитарного удобства? Или чтобы отменить кризис красоты, обрадовать мастерством, выдумкой, талантом и стать своеобразным соработником Бога, поселившего человека в прекрасный мир? На эти вопросы я могла бы получить множество ответов, противоречащих друг другу, потому как нет еще у нас дизайна и нет общих канонов, есть дизайнеры, избравшие для себя свои каноны, общих канонов быть не может.
Между тем, дизайн, как мне думается, не терпит бессмысленности, хотя и призван бежать от грубого утилитаризма. И здесь я намерена продолжить уже заявленную тему. Духовная целесообразность, так я ее обозначу. Если творение дизайна безразлично к духовной жизни человека, значит, дизайнер "штампует" истуканов в различных формах, создавая идолов.
Мир, созданный Богом, прекрасен, оттого Бог, закончив его творение, остался доволен: "И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой". (Быт. 1, З1).
Мир был прекрасен и совершенен, но он существовал не сам по себе, его пространство, "организованное" Творцом всего сущего, было создано для человека, которому было поручено осваивать пространство мира в различных формах. Эту жажду творить, дарованную Богом, не могли истребить ни тюрьмы, ни концлагеря. Дети, юноши и девушки рисовали в гетто, созданных германским фашизмом. В своих рисунках они воспроизводили окружающий их мир, тьму и свет. Их "графический дизайн" - рисунки, запечатлевшие пространство конц-лагеря, игрушки, которые они создавали, затем изображая их на доставшихся каким-то чудом бумажках или картонках, по своему красивы. Они писали лирические пейзажи, вспоминая то, что хранила память, или вторгаясь в искалеченный мир, украшали его. Кораблик в синем море, ломтик луны и синяя свеча под цвет сине-черного неба...
Детский дизайн, создававшийся в гетто, не просто трогателен, он свидетельствует о силе духа и богатстве души тех, кто ценил сотворенный Богом мир, тосковал по нему, надеясь на спасение...
В Лефортовской тюрьме КГБ, куда меня привезли августовской ночью 1982, дизайн был упразднен, как все лишнее, способное помешать узникам "сидеть". Но вспоминая сегодня камеры, в которые меня помещали на пересылках, я думаю, что там был свой тюремный дизайн - "шконки", специальные железные топчаны, сооруженные со знанием дела. В них нельзя было припрятать ничего, даже таблетки какого-либо лекарства. Не положено. В тюрьмах было не положено все. И все же, чем дальше от Москвы, тем разительней отличия тюремных камер. На свердловской пересылке в женских камерах был свой уют. Пересылка - временное жилище уже осужденных, и потому там контроль за заключенными слабее, в камеры редко заглядывали конвойные. И расположение полатей, называемых нарами, было нестандартным, непохожими были и зарешеченные окна, прозванные "решками". Видно, в каждой тюрьме некий "архитектор" организовывал тюремное пространство по своему усмотрению, стараясь при этом соблюдать инструкцию.
Моя невестка стала вторым дизайнером в моей жизни, она любила украшать нашу квартиру, заваленную книгами и рукописями. Нет-нет на тахте ли или на стене появлялось что-то яркое. "Знак". Есть такой жанр в дизайне. Знак значит символ. Своеобразный мост к смыслу...
В тюремной тьме, освещенной ярким светом и в околотюремном сером пространстве большой зоны, как называли СССР зэки, должен был возникнуть дизайн, как мост к познанию иного жизненного пространства, как утоление жажды красоты, как знак победы над тьмой, победы красоты над безобразием. Поэтому, обретя свободу, дизайн в России стал расти как на дрожжах, вытесняя партийный и тюремный дизайн.
Лучшие его образцы обрели свой язык, и стало ясно, что к бессмысленности, к форме, лишенной смысла, зритель и потребитель дизайна остается глух. Как к бесполезной вещи, мешающей своими "лишними углами" передвигаться в пространстве.
Между тем, подобными бесполезными и некрасивыми вещами все еще загружен наш мир: бюсты и скульптуры, памятники неизвестно кому и неизвестно зачем и, наконец, уникальный предмет партийного дизайна: Мавзолей...
Все это служило еще не так давно идее "всенародного счастья". Нынче мы живем и вовсе без идей, если не считать идею выжить, исповедуемую большинством наших граждан, не сумевших или не успевших стать олигархами, полуолигархами и новыми русскими, увлеченными дизайном так называемого евроремонта и поклоняющимися главному идолу эпохи - деньгам. Зависит от этого идола и культура, и дизайн...
Зависимость от экономики стимулирует прикладное искусство и в то же время утилизирует его. Поэт и дизайнер в разной степени зависят от бюджета работодателя. И эта дилемма стара, как мир: поэт не продается, но можно рукопись продать...
Однако вместе с властью экономики над каждым почти гражданином нашей великой державы все еще властвует страх. Вероятно, мы забыли о нем в тот момент, когда Ельцин, спрыгнув с танка у Белого Дома, провозгласил: "Да здравствует великая Россия!" Это был своеобразный исторический рубеж и фразу Ельцина надо помнить, чтобы не утратить способности, дарованной нам Богом, рассуждать о реализме во всех его возможных аспектах и прежде всего о реализме нашей жизни.
Открылась ли тогда для будущего дизайна новая перспектива? Сцена у Белого Дома той августовской ночью напоминала финал многоактовой драмы, над оформлением которой, словно бы работала целая команда дизайнеров. Это был, конечно же, необычный дизайн. Такой же необычный, как в гетто. Он менялся с определенным ритмом и каждый вносил на эту сцену то, что мог внести. Но прежде всего "знаки", которые должны были подготовить участников драмы к гибели или к победе. Но самым важным было не поддаться угрозам и не дать угаснуть духу истины и духу справедливости. Духу творчества жизни.
Это была не политическая победа, российский мир стал другим. Он открылся дизайну. И многому другому.
Глядя на детский дизайн, созданный в гетто, я подумала, что дизайн - дитя света и цвета, дитя устроения и красоты. Поэтому он так необходим. Поэтому он так быстро развивается в последние годы, словно хочет наверстать утраченную жажду жизни и гармонии.
Однако, у этого "дитяти" уже есть плотный круг дядюшек и тетушек, воспитателей и своеобразных парторгов. Особенно это чувствуется, когда читаешь газеты и смотришь телевидение. Там, как правило, наше "незападное" искусство испытывает такую ностальгию по прежнему стилю жизни, стилю мышления, словесности и художества, что не "вмещает" смелую, а подчас и дерзкую эстетику дизайна. Лапти, повешенные на стене, как украшение хорошо меблированной квартиры, еще не дизайн. У него своя эволюция и свои задачи. Они неоднородны, потому так мало мастерских и дизайнерских школ. Прав Сергей Серов: дизайнеры есть, но нет еще дизайна. И, возможно, долго не будет, слишком далека от дизайна культура соцреализма, идеи и эстетика которой вбивались в голову нескольких поколений. Да и слишком еще бедна наша Россия, бедна при все растущем числе богачей. Бедна и материально и духовно. И нечувствительна в массе своей к эстетике дизайна.
И тем не менее в той серости, с которой мы прожили долгие годы, особенно заметны веселые, озорные, радостные, печальные и грозные, остроумные "знаки" дизайна. И, глядя на них, возникает уверенность, что у дизайна должно быть будущее.
В России надо жить долго. Говорят, эти слова принадлежат Борису Пастернаку. У этой фразы не один, не только прямой смысл. Россия слишком консервативна. Всегда была такой. Большевики же "заморозили" ее на долгие годы. Следует, однако, надеяться что дизайн поможет разморозить ее, меняя дух, стиль и пейзаж нашей жизни.
1998