Децентрализация или распределение управления?
Недавний опрос, проведенный Левада-центром, показал рост популярности идей плановой экономики в общественном сознании. Причем, следует заметить, подавляющее большинство российских граждан под плановой экономикой понимают практику организации производства в Советском Союзе, со всеми её извращениями и нелепостями. Можно не сомневаться, что если бы у людей имелось четкое представление о действительно плановой социалистической нетоварной экономике, то процент предпочтения был бы намного выше.
Сегодня нет недостатка в публикациях на тему «нового социализма», размышлений о причинах поражения плановой системы хозяйствования, о путях построения экономики, лишенной пороков, как капиталистического производства, так и несостоявшегося партийно-бюрократического «социализма» советского типа. Кто-то никак не может отказаться от химер построения «правильного» капитализма, основанного на отечественном производстве и копирующим всякие «чудеса» по эффектному проводу пешки в ферзи - японское, сингапурское, германское, чтобы избежать чрезмерных усилий мысли по выстраиванию самостоятельного проекта. Сказывается затянувшееся похмелье от горбачевских перестроечных новаций. Кому-то ближе фантазии на темы собственности трудовых коллективов, «самоуправлений», «справедливого» дележа прибыли вплоть до «рабочего социализма», в попытках совмещения «плюсов» рыночной и плановой экономик.
Если вести речь о плановой экономике, то следует понимать, что это, прежде всего, экономика, в которой отсутствуют товарно-денежные отношения и всякие паразитические финансовые структуры. Практически плановая экономика воплощена в едином народнохозяйственном комплексе, не имеющем никаких «костылей» в виде частнопредпринимательских секторов - кустарей, артелей, кооперативов, торговых лавочек, мастерских и прочих рудиментов рыночной архаики. Не потому, что их «запретят», нет, просто ни один частник не сможет на равных конкурировать с мощным общественным сектором.
Вот это важнейшее теоретическое основание, базис социализма - единый производственный процесс, не деленный по локальным частным «интересам», не допускающий никакой возможности корыстной мотивации труда, никаких элементов торговли своей рабочей силой, от кого бы это не исходило. В такой системе труд становится непосредственно общественным, не принадлежащий никому индивидуально. Тем самым разрешается противоречие между общественным характером современного производства и частной формой присвоения и распоряжения произведенным продуктом. Все равно трудятся, все равно получают, все равно обеспечено живут. Никаких «зарплат», «прибылей», «премий», касс и бухгалтерий по месту работы в социалистической плановой экономике нет и быть не может. Себестоимость оценивается своей естественной мерой - затратами рабочего времени. Таким образом, все расчетные величины обретают свою натуральную форму, становятся осязаемыми и определенными, позволяющими свести баланс общественных потребностей, ресурсных и производственных возможностей. В подобном объединенном производстве отсутствуют отношения обмена, как отсутствует они на любом производстве. Почему-то никого не удивляет тот факт, что ни на одной фабрике цеха не торгуют между собой, не обмениваются деталями и заготовками. Но когда подобной фабрикой предлагается сделать всю страну, раздаются протестующие голоса - планом всего нельзя предусмотреть! У человека теряется стимул к труду! Равенство в нищете! Причем, громче всего голосят за «материальный интерес» трудящихся те, кто и отвертки ни разу в руках не держал.
Сравнение научного проекта социалистической экономики с советской моделью «развитого социализма» показывает, насколько далеким от воплощения принципов социалистического производства было его партийно-номенклатурное исполнение. И что удивительно, вся эта невежественная самодеятельность преподносилась как следование марксистско-ленинской политэкономии! В эпоху горбачевщины, издержки подобной социальной кустарщины возлагались на «ошибки» основоположников, на «непонимание» ими «природы человека», на изменившиеся «исторические условия», на всё что угодно, только не на скудоумие партийной бюрократии, не на её некомпетентность, своекорыстие и обывательскую ограниченность.
Главными объектами атаки перестроечных «академических» демагогов были выбраны принцип равенства и якобы чрезмерная централизация управления. «Уравниловка» ограничивала аппетиты номенклатурных мародеров, мешала в полной мере активизировать свои хватательные рефлексы в деле грабежа собственного народа, а «излишняя» централизация была препятствием для приложения тех же рефлексов «на местах» региональными партийными баронами. Нахрапистые перестроечные демагоги по рецептам западных «советников», требовали расчленения всего и вся - экономики, государства, армии, общества. Безответственные наивности, непростительные на государственном уровне руководства, смогли проложить путь к принятию важнейших решений, лечь в основу стратегии экономических и политических трансформаций в стране. Каким же несмышленышем надо было быть, чтобы всерьез уверовать в то, что наши империалистические «партнеры» спят и видят, как увеличить могущество Советского Союза путем проведения «рыночных реформ» и приобщения его к «демократии»?
«Экономические» шарлатаны применяли недопустимый в науке прием, подменяя вскрытие сути явлений иллюстрацией их проявлений. Например, на полном серьезе утверждалось, что чем крупнее страна, тем хуже она управляется. В качестве «доказательств» приводились примеры небольших европейских государств - Бельгии, Голландии, Люксембурга, разумеется, Швейцарии. Ну, кто же не захочет жить как в Европе! Публиковались даже карты со схемами расчленения Советского Союза на несколько десятков «швейцарий». Нужно ли доказывать запредельную наивность подобных «теоретиков»? Тем не менее, измученные горбачевскими новациями, очередями, «дефицитами» советские люди благожелательно воспринимали любую глупость, которая только бы давала какую-нибудь надежду на избавление от очередей, «дефицитов» и пустых прилавков в магазинах.
Вроде бы уже самой жизнью, всей исторической практикой человечества доказано, что соединение усилий выгоднее их противопоставлений, что люди организованные достигнут более высоких результатов, чем тоже количество людей, действующих разрозненно, что союз государств экономически всегда выгоднее, чем их взаимная вражда и конкуренция. И сегодня можно только поражаться той степени инфантильности, преступного невежества и самодурства заурядных людишек, немыслимым капризом истории вознесенных к вершинам государственной власти в Советском Союзе. Неспособные организовать эффективную работу единого народнохозяйственного комплекса, нежелающие в этом признаться, они переложили свою вину на «систему», обвинили плановую экономику во всех проблемах, порожденных своей некомпетентностью, своекорыстием и убогим мировоззренческим кругозором.
Но, может быть, не всё было брехней? Может какое-то зерно здравого смысла в разговорах о «децентрализации», о сложности организации работы миллионов людей в едином производственном процессе, согласования многомиллионной номенклатуры взаимных поставок, оптимизации производственных связей, всё же было? Может быть, эти перестроечные авторитеты - «академики», «профессора», «узники совести», «народные избранники», балерины, скрипачи, юмористы и пародисты, выбраны историей носителями Высшей Истины, знатоками Политэкономии, сменив в этом качестве «устаревших» Марксов и Лениных?
Обратимся к принципам организации сложного производства, которые едины, как для капитализма, так и для социализма. Технологии «укрощения» сложностей рукотворных систем хорошо известны. Это разделение труда и распределение исполнительных функций по уровням компетентности. Рассмотрим, к примеру, такую сложную задачу, как проектирование современного аэробуса. Очевидно, что никакие «рыночные механизмы» в этом деле не требуются. Очевидно и то, что в одиночку, никакой талантливый конструктор даже в течении всей своей жизни с этой задачей не справится. Остается одно - организовать совместную работу сотен и тысяч специалистов таким образом, чтобы проект был завершен в практически приемлемые сроки. Каждая группа разработчиков получает свою часть проекта, которая, в свою очередь разделяется между профильными специалистами. У каждого имеются какие-то входные условия, исходя из которых, следует получить требуемый результат. Проектировщику, занятого разработкой шасси совершенно необязательно знать тонкости работы навигационной системы или эргономику кресел пилотов - это дело других специалистов. Он же ограничен уровнем своей компетентности - заданием массогабаритных характеристик, статических и динамических нагрузок, параметрами электропривода, присоединительных размеров и т. п. Никому и в голову не придет воскликнуть - разработка такой сложной системы требует «децентрализации» управления проектом!
В управлении плановым народным хозяйством также не требуется никакой «децентрализации», требуется лишь распределение управления, никоим образом не связанное с институтом т. н. «частной собственности». Не требуется и супермощных компьютеров для обработки огромного количества информации, 99,99% которой вообще скрыто от верхнего уровня принятия решений, как не представляющая никакого интереса ненужная детализация. Каждый программист имеет дело с задачей уменьшения сложности программы путем её разделения на функциональные блоки, могущие включать в себя и аппаратную часть. Эти программно-аппаратные модули функционально закончены; в них инкапсулированы наборы данных, методы их обработка и свойства - отклики на внешние события. Такой модуль может включать в себя другие модули, «видимые» только в «своем» модуле и «невидимые» на верхних уровнях. Вложений может быть сколь угодно много - вполне достаточно для исчерпывающей формализации управления всем народным хозяйством страны и даже всей планеты.
Базовым элементом такой системы, используя терминологию программистов, может быть объект (модуль), несущий всю информацию о каждом гражданине страны, работающим или неработающим. Это необходимо для максимального учета всех потенциальных возможностей, способностей, талантов каждого человека, причем такой мониторинг следует вести с самого начала, с момента рождения человека и до его глубокой старости. Ни один талант не должен остаться незамеченным, невостребованным обществом. Производственная единица тоже может быть представлена в форме программно-аппаратного объекта, замыкающем всю локальную информацию и методы её обработки внутри себя. Для программы более высокого уровня важно «знать», что требуется на входе и что можно получить на выходе. Как это работает внутри программе «неинтересно».
Например, такой минимальный производственный объект, как хлебопекарня. На входе описание потребностей - количества муки, дрожжей, сахара, соли, электроэнергии, количества рабочих мест, квалификация работников, всего того, что требуется для получения на выходе хлебобулочной продукции в заданном количестве и нужной номенклатуры. Что тут сложного? Что здесь требует «экспериментирования», «доказательств», «исследований»? Заметим, что нас совершенно не интересуют технологические подробности процесса выпекания булочек - нам важно только, что подается на вход и что должно быть на выходе. Программно-аппаратная интеграция таких элементарных производственных «кирпичиков» в объект более высокого порядка позволит также избавиться от огромного количества информации, представляющей лишь местный интерес. Несмотря на то, что объект стал во много раз крупнее, количество входных и выходных данных увеличилось в меньшей пропорции, поскольку происходит частичные внутренние замыкание входящих и исходящих потоков продукции, а входные и выходные массивы однотипных данных просто суммируются.
Никаких физических пределов подобной интеграции нет. Никакого «степенного» возрастания объемов вычислительных операций нет. В конечном итоге, в режиме реального времени можно управлять всей экономикой страны также просто, как автомобилем, ставя производственные задачи не в виде добычи стольких-то миллионов тонн нефти, угля, руды, зерна, а непосредственно в виде конечной продукции, ориентируясь напрямую на общественные потребности, а не на финансовые абстракции товарного оборота. Ведь, если ясна задача, то её исполнение в плановой экономике сводится всего лишь к оптимизации размещения производства, распределения трудовых ресурсов, минимизации транспортных издержек и прочих накладных расходов.
Но как быть с непредвиденными ситуациями, которые никак не могут быть изначально предусмотрены? Стихийные бедствия, войны, появление новых технологий? Действительно ли то, что «планом нельзя всего предусмотреть»?
Что предусматривает «рынок» в таких условиях? Вообще ничего. Единственной реакцией рынка будет мгновенный рост цен на предметы первой необходимости. Всю практическую работу придется выполнять специалистам совсем нерыночными средствами.
Как-то еще в советские времена, слушая по «Голосу Америки» рассказ одного беглого инженера о его работе в США, обратил внимание на два обстоятельства. Беглец затронул болезненный для нашего производства вопрос снабжения, поведав о том, что любой электронный компонент, нужный для работы он получает не более чем через час после запроса. Запомнилось мне это потому, что в то время от меня как раз требовали заявку на поставку материалов и комплектующих для ремонта электронной аппаратуры на следующий год. Сидя в задумчивости над спецификациями, я прикидывал, что может выйти из строя, в каком числе, какая новая аппаратура в течении года может поступить и что в случае ремонта для неё может потребоваться. Оперативности снабжения американского коллеги мне оставалось только завидовать. Второе обстоятельство было не техническое. Меня поразил какой-то отрешенный, тусклый, лишенный и намека на торжество или чувство удовлетворенности голос предателя. В нем не было радости бытия, страсти творения, инженерной одержимости, свойственной советским электронщикам. Странно, подумалось мне - все возможности есть, только дерзай, конструируй, создавай, ведь это так интересно, так азартно, захватывающе, что обед или окончание рабочего дня воспринимаются как досадные помехи. Лишь много лет спустя, после внедрения «новых методов хозяйствования», после утверждения «реформаторами» принципов «экономической свободы», корыстной «заинтересованности», мне стала понятна унылость в голосе перебежчика. Каковы бы не были снабженческие и материальные преимущества в чужой стране, став наемным рабом, гнущим спину на хозяина, он лишился главного и самого важного в жизни - человечности в отношениях между людьми.
Почему же в рыночной экономике вопрос оперативного снабжения, при наличии денег, решается просто, а в советском производстве были в этом деле серьезные проблемы? Ведь в плановой экономике по определению не может быть никаких «дефицитов», разве что их сознательно кто-нибудь не «запланирует». Действительно ли для оперативного обеспечения промышленности многомиллионной номенклатурой изделий нужен частный собственник, который, в отличие от государственного управленца был бы кровно заинтересован в поставке всего необходимого народному хозяйству страны?
Социалистическая плановая экономика способна произвести всё, что производится при капитализме, причем с меньшими затратами труда и более высоким качеством продукции. Ни одно предприятие, ни одну фирму, объединенных сложными технологическими связями, социализм не отменяет и не упраздняет. Меняются только формы собственности, все станки и компьютеры остаются на своих местах. В том числе и те, которые обеспечивали «часовую доступность» комплектующих. Более того, система снабжения, объединенная в масштабах всей страны, сможет предложить на порядок более высокое качество удовлетворения производственных потребностей, причем, без малейшей «материальной заинтересованности». В такой экономике не будет «лишних» людей, не будет нищих, бездомных, не будет кичливой роскоши, сановной спеси, кортежей с мигалками, «дворцов для избранных», как не будет и трущоб для бесправных рабов, не будет продажи человеческого труда, не будет шкурнических отношений обмена в поисках частной выгоды.
Советская система хозяйствования была в значительной степени инфицирована заразой чуждых социализму товарно-денежных отношений. При отсутствии рыночной конкуренции, предприятия-монополисты получали возможность получать прибыль, всячески снижая затраты и повышая цены под предлогом освоения новой продукции. Контроль государства над ценами в основном касался товаров массового спроса и продуктов питания. Образование цен на сырье, энергию, промышленное оборудование осуществлялось по принципу - все затраты плюс плановая прибыль. Естественно, малосерийные изделия, товары ширпотреба были «невыгодны», поскольку не обеспечивали нужной прибыльности производителю. Так что, как это не парадоксально, все издержки советской экономической модели определялись именно капиталистическими, «рыночными» присадками в экономику, насаждаемыми горе-теоретиками в расчете на активизацию материального интереса у руководителей предприятий, которые много лет спустя стали называть «красными директорами».
«Материальная заинтересованность» требовала экономической свободы, т. е. децентрализации управления, расчленения единого социалистического народнохозяйственного комплекса на «независимых» товаропроизводителей, которые приняли бы на себя не только все тяготы принятия управленческих решений, но и всю ответственность за их последствия. Тем самым, освободили бы партийно-государственную бюрократию от «несвойственных ей функций» по управлению экономикой страны, сводя всю рутинную работу по обеспечению общественных потребностей к «разруливанию финансовых потоков» и подковерным политическим интригам вокруг такого «свойственному» чиновничеству занятию.
Читателю судить - мешала ли такая «материальная заинтересованность» делу или помогала. В действительно социалистической плановой экономике нет такого показателя как прибыль. Предприятия производят лишь то, что запланировано, в строгом соответствии с техническим заданием, календарным планом, не имея никакой нужды прибегать ко всяким уловкам с целью повышения «зарплаты» «своим» работникам. Нелепость сочетания плановой экономики с финансовыми «рычагами» станет очевидной, если представить себе социалистическую экономику в виде одного огромного завода, в котором «цехами» являются все предприятия, организации, учреждения страны. Будет ли способствовать росту эффективности производства возможность этих «цехов» торговать своей продукцией, обменивать её, преследуя свою локальную выгоду? Разумеется, любые формы таких «рыночных отношений» собственник любого предприятия подавит в зародыше. Точно также и социалистический собственник в лице всего общества не потерпит никаких финансовых расчетов, никакой купли/продажи в своем народнохозяйственном комплексе.
Единственный недостаток плановой экономики - высокая чувствительность к руководящей некомпетентности и произволу. Поэтому становится понятным требование равной платы для всех работников, что отвечает не только требованиям этики, но и обеспечивает условие доступности любой руководящей должности талантливым самородкам из народа. Если уж либеральным «теоретикам» так не нравится «уравниловка», то можно предложить такой вариант неравенства. Минимальная плата - власти, худшее жилье - власти, самая суровая ответственность - власти. Тогда можно будет надеяться, что минимальные зарплаты скоро сравняются с максимальными, аварийное жилье исчезнет полностью, а что такое коррупция и взятка людям будет известно лишь из книг, живописующих нравы эпохи несостоявшихся «рыночных» реформ.
Сегодня нет недостатка в публикациях на тему «нового социализма», размышлений о причинах поражения плановой системы хозяйствования, о путях построения экономики, лишенной пороков, как капиталистического производства, так и несостоявшегося партийно-бюрократического «социализма» советского типа. Кто-то никак не может отказаться от химер построения «правильного» капитализма, основанного на отечественном производстве и копирующим всякие «чудеса» по эффектному проводу пешки в ферзи - японское, сингапурское, германское, чтобы избежать чрезмерных усилий мысли по выстраиванию самостоятельного проекта. Сказывается затянувшееся похмелье от горбачевских перестроечных новаций. Кому-то ближе фантазии на темы собственности трудовых коллективов, «самоуправлений», «справедливого» дележа прибыли вплоть до «рабочего социализма», в попытках совмещения «плюсов» рыночной и плановой экономик.
Если вести речь о плановой экономике, то следует понимать, что это, прежде всего, экономика, в которой отсутствуют товарно-денежные отношения и всякие паразитические финансовые структуры. Практически плановая экономика воплощена в едином народнохозяйственном комплексе, не имеющем никаких «костылей» в виде частнопредпринимательских секторов - кустарей, артелей, кооперативов, торговых лавочек, мастерских и прочих рудиментов рыночной архаики. Не потому, что их «запретят», нет, просто ни один частник не сможет на равных конкурировать с мощным общественным сектором.
Вот это важнейшее теоретическое основание, базис социализма - единый производственный процесс, не деленный по локальным частным «интересам», не допускающий никакой возможности корыстной мотивации труда, никаких элементов торговли своей рабочей силой, от кого бы это не исходило. В такой системе труд становится непосредственно общественным, не принадлежащий никому индивидуально. Тем самым разрешается противоречие между общественным характером современного производства и частной формой присвоения и распоряжения произведенным продуктом. Все равно трудятся, все равно получают, все равно обеспечено живут. Никаких «зарплат», «прибылей», «премий», касс и бухгалтерий по месту работы в социалистической плановой экономике нет и быть не может. Себестоимость оценивается своей естественной мерой - затратами рабочего времени. Таким образом, все расчетные величины обретают свою натуральную форму, становятся осязаемыми и определенными, позволяющими свести баланс общественных потребностей, ресурсных и производственных возможностей. В подобном объединенном производстве отсутствуют отношения обмена, как отсутствует они на любом производстве. Почему-то никого не удивляет тот факт, что ни на одной фабрике цеха не торгуют между собой, не обмениваются деталями и заготовками. Но когда подобной фабрикой предлагается сделать всю страну, раздаются протестующие голоса - планом всего нельзя предусмотреть! У человека теряется стимул к труду! Равенство в нищете! Причем, громче всего голосят за «материальный интерес» трудящихся те, кто и отвертки ни разу в руках не держал.
Сравнение научного проекта социалистической экономики с советской моделью «развитого социализма» показывает, насколько далеким от воплощения принципов социалистического производства было его партийно-номенклатурное исполнение. И что удивительно, вся эта невежественная самодеятельность преподносилась как следование марксистско-ленинской политэкономии! В эпоху горбачевщины, издержки подобной социальной кустарщины возлагались на «ошибки» основоположников, на «непонимание» ими «природы человека», на изменившиеся «исторические условия», на всё что угодно, только не на скудоумие партийной бюрократии, не на её некомпетентность, своекорыстие и обывательскую ограниченность.
Главными объектами атаки перестроечных «академических» демагогов были выбраны принцип равенства и якобы чрезмерная централизация управления. «Уравниловка» ограничивала аппетиты номенклатурных мародеров, мешала в полной мере активизировать свои хватательные рефлексы в деле грабежа собственного народа, а «излишняя» централизация была препятствием для приложения тех же рефлексов «на местах» региональными партийными баронами. Нахрапистые перестроечные демагоги по рецептам западных «советников», требовали расчленения всего и вся - экономики, государства, армии, общества. Безответственные наивности, непростительные на государственном уровне руководства, смогли проложить путь к принятию важнейших решений, лечь в основу стратегии экономических и политических трансформаций в стране. Каким же несмышленышем надо было быть, чтобы всерьез уверовать в то, что наши империалистические «партнеры» спят и видят, как увеличить могущество Советского Союза путем проведения «рыночных реформ» и приобщения его к «демократии»?
«Экономические» шарлатаны применяли недопустимый в науке прием, подменяя вскрытие сути явлений иллюстрацией их проявлений. Например, на полном серьезе утверждалось, что чем крупнее страна, тем хуже она управляется. В качестве «доказательств» приводились примеры небольших европейских государств - Бельгии, Голландии, Люксембурга, разумеется, Швейцарии. Ну, кто же не захочет жить как в Европе! Публиковались даже карты со схемами расчленения Советского Союза на несколько десятков «швейцарий». Нужно ли доказывать запредельную наивность подобных «теоретиков»? Тем не менее, измученные горбачевскими новациями, очередями, «дефицитами» советские люди благожелательно воспринимали любую глупость, которая только бы давала какую-нибудь надежду на избавление от очередей, «дефицитов» и пустых прилавков в магазинах.
Вроде бы уже самой жизнью, всей исторической практикой человечества доказано, что соединение усилий выгоднее их противопоставлений, что люди организованные достигнут более высоких результатов, чем тоже количество людей, действующих разрозненно, что союз государств экономически всегда выгоднее, чем их взаимная вражда и конкуренция. И сегодня можно только поражаться той степени инфантильности, преступного невежества и самодурства заурядных людишек, немыслимым капризом истории вознесенных к вершинам государственной власти в Советском Союзе. Неспособные организовать эффективную работу единого народнохозяйственного комплекса, нежелающие в этом признаться, они переложили свою вину на «систему», обвинили плановую экономику во всех проблемах, порожденных своей некомпетентностью, своекорыстием и убогим мировоззренческим кругозором.
Но, может быть, не всё было брехней? Может какое-то зерно здравого смысла в разговорах о «децентрализации», о сложности организации работы миллионов людей в едином производственном процессе, согласования многомиллионной номенклатуры взаимных поставок, оптимизации производственных связей, всё же было? Может быть, эти перестроечные авторитеты - «академики», «профессора», «узники совести», «народные избранники», балерины, скрипачи, юмористы и пародисты, выбраны историей носителями Высшей Истины, знатоками Политэкономии, сменив в этом качестве «устаревших» Марксов и Лениных?
Обратимся к принципам организации сложного производства, которые едины, как для капитализма, так и для социализма. Технологии «укрощения» сложностей рукотворных систем хорошо известны. Это разделение труда и распределение исполнительных функций по уровням компетентности. Рассмотрим, к примеру, такую сложную задачу, как проектирование современного аэробуса. Очевидно, что никакие «рыночные механизмы» в этом деле не требуются. Очевидно и то, что в одиночку, никакой талантливый конструктор даже в течении всей своей жизни с этой задачей не справится. Остается одно - организовать совместную работу сотен и тысяч специалистов таким образом, чтобы проект был завершен в практически приемлемые сроки. Каждая группа разработчиков получает свою часть проекта, которая, в свою очередь разделяется между профильными специалистами. У каждого имеются какие-то входные условия, исходя из которых, следует получить требуемый результат. Проектировщику, занятого разработкой шасси совершенно необязательно знать тонкости работы навигационной системы или эргономику кресел пилотов - это дело других специалистов. Он же ограничен уровнем своей компетентности - заданием массогабаритных характеристик, статических и динамических нагрузок, параметрами электропривода, присоединительных размеров и т. п. Никому и в голову не придет воскликнуть - разработка такой сложной системы требует «децентрализации» управления проектом!
В управлении плановым народным хозяйством также не требуется никакой «децентрализации», требуется лишь распределение управления, никоим образом не связанное с институтом т. н. «частной собственности». Не требуется и супермощных компьютеров для обработки огромного количества информации, 99,99% которой вообще скрыто от верхнего уровня принятия решений, как не представляющая никакого интереса ненужная детализация. Каждый программист имеет дело с задачей уменьшения сложности программы путем её разделения на функциональные блоки, могущие включать в себя и аппаратную часть. Эти программно-аппаратные модули функционально закончены; в них инкапсулированы наборы данных, методы их обработка и свойства - отклики на внешние события. Такой модуль может включать в себя другие модули, «видимые» только в «своем» модуле и «невидимые» на верхних уровнях. Вложений может быть сколь угодно много - вполне достаточно для исчерпывающей формализации управления всем народным хозяйством страны и даже всей планеты.
Базовым элементом такой системы, используя терминологию программистов, может быть объект (модуль), несущий всю информацию о каждом гражданине страны, работающим или неработающим. Это необходимо для максимального учета всех потенциальных возможностей, способностей, талантов каждого человека, причем такой мониторинг следует вести с самого начала, с момента рождения человека и до его глубокой старости. Ни один талант не должен остаться незамеченным, невостребованным обществом. Производственная единица тоже может быть представлена в форме программно-аппаратного объекта, замыкающем всю локальную информацию и методы её обработки внутри себя. Для программы более высокого уровня важно «знать», что требуется на входе и что можно получить на выходе. Как это работает внутри программе «неинтересно».
Например, такой минимальный производственный объект, как хлебопекарня. На входе описание потребностей - количества муки, дрожжей, сахара, соли, электроэнергии, количества рабочих мест, квалификация работников, всего того, что требуется для получения на выходе хлебобулочной продукции в заданном количестве и нужной номенклатуры. Что тут сложного? Что здесь требует «экспериментирования», «доказательств», «исследований»? Заметим, что нас совершенно не интересуют технологические подробности процесса выпекания булочек - нам важно только, что подается на вход и что должно быть на выходе. Программно-аппаратная интеграция таких элементарных производственных «кирпичиков» в объект более высокого порядка позволит также избавиться от огромного количества информации, представляющей лишь местный интерес. Несмотря на то, что объект стал во много раз крупнее, количество входных и выходных данных увеличилось в меньшей пропорции, поскольку происходит частичные внутренние замыкание входящих и исходящих потоков продукции, а входные и выходные массивы однотипных данных просто суммируются.
Никаких физических пределов подобной интеграции нет. Никакого «степенного» возрастания объемов вычислительных операций нет. В конечном итоге, в режиме реального времени можно управлять всей экономикой страны также просто, как автомобилем, ставя производственные задачи не в виде добычи стольких-то миллионов тонн нефти, угля, руды, зерна, а непосредственно в виде конечной продукции, ориентируясь напрямую на общественные потребности, а не на финансовые абстракции товарного оборота. Ведь, если ясна задача, то её исполнение в плановой экономике сводится всего лишь к оптимизации размещения производства, распределения трудовых ресурсов, минимизации транспортных издержек и прочих накладных расходов.
Но как быть с непредвиденными ситуациями, которые никак не могут быть изначально предусмотрены? Стихийные бедствия, войны, появление новых технологий? Действительно ли то, что «планом нельзя всего предусмотреть»?
Что предусматривает «рынок» в таких условиях? Вообще ничего. Единственной реакцией рынка будет мгновенный рост цен на предметы первой необходимости. Всю практическую работу придется выполнять специалистам совсем нерыночными средствами.
Как-то еще в советские времена, слушая по «Голосу Америки» рассказ одного беглого инженера о его работе в США, обратил внимание на два обстоятельства. Беглец затронул болезненный для нашего производства вопрос снабжения, поведав о том, что любой электронный компонент, нужный для работы он получает не более чем через час после запроса. Запомнилось мне это потому, что в то время от меня как раз требовали заявку на поставку материалов и комплектующих для ремонта электронной аппаратуры на следующий год. Сидя в задумчивости над спецификациями, я прикидывал, что может выйти из строя, в каком числе, какая новая аппаратура в течении года может поступить и что в случае ремонта для неё может потребоваться. Оперативности снабжения американского коллеги мне оставалось только завидовать. Второе обстоятельство было не техническое. Меня поразил какой-то отрешенный, тусклый, лишенный и намека на торжество или чувство удовлетворенности голос предателя. В нем не было радости бытия, страсти творения, инженерной одержимости, свойственной советским электронщикам. Странно, подумалось мне - все возможности есть, только дерзай, конструируй, создавай, ведь это так интересно, так азартно, захватывающе, что обед или окончание рабочего дня воспринимаются как досадные помехи. Лишь много лет спустя, после внедрения «новых методов хозяйствования», после утверждения «реформаторами» принципов «экономической свободы», корыстной «заинтересованности», мне стала понятна унылость в голосе перебежчика. Каковы бы не были снабженческие и материальные преимущества в чужой стране, став наемным рабом, гнущим спину на хозяина, он лишился главного и самого важного в жизни - человечности в отношениях между людьми.
Почему же в рыночной экономике вопрос оперативного снабжения, при наличии денег, решается просто, а в советском производстве были в этом деле серьезные проблемы? Ведь в плановой экономике по определению не может быть никаких «дефицитов», разве что их сознательно кто-нибудь не «запланирует». Действительно ли для оперативного обеспечения промышленности многомиллионной номенклатурой изделий нужен частный собственник, который, в отличие от государственного управленца был бы кровно заинтересован в поставке всего необходимого народному хозяйству страны?
Социалистическая плановая экономика способна произвести всё, что производится при капитализме, причем с меньшими затратами труда и более высоким качеством продукции. Ни одно предприятие, ни одну фирму, объединенных сложными технологическими связями, социализм не отменяет и не упраздняет. Меняются только формы собственности, все станки и компьютеры остаются на своих местах. В том числе и те, которые обеспечивали «часовую доступность» комплектующих. Более того, система снабжения, объединенная в масштабах всей страны, сможет предложить на порядок более высокое качество удовлетворения производственных потребностей, причем, без малейшей «материальной заинтересованности». В такой экономике не будет «лишних» людей, не будет нищих, бездомных, не будет кичливой роскоши, сановной спеси, кортежей с мигалками, «дворцов для избранных», как не будет и трущоб для бесправных рабов, не будет продажи человеческого труда, не будет шкурнических отношений обмена в поисках частной выгоды.
Советская система хозяйствования была в значительной степени инфицирована заразой чуждых социализму товарно-денежных отношений. При отсутствии рыночной конкуренции, предприятия-монополисты получали возможность получать прибыль, всячески снижая затраты и повышая цены под предлогом освоения новой продукции. Контроль государства над ценами в основном касался товаров массового спроса и продуктов питания. Образование цен на сырье, энергию, промышленное оборудование осуществлялось по принципу - все затраты плюс плановая прибыль. Естественно, малосерийные изделия, товары ширпотреба были «невыгодны», поскольку не обеспечивали нужной прибыльности производителю. Так что, как это не парадоксально, все издержки советской экономической модели определялись именно капиталистическими, «рыночными» присадками в экономику, насаждаемыми горе-теоретиками в расчете на активизацию материального интереса у руководителей предприятий, которые много лет спустя стали называть «красными директорами».
«Материальная заинтересованность» требовала экономической свободы, т. е. децентрализации управления, расчленения единого социалистического народнохозяйственного комплекса на «независимых» товаропроизводителей, которые приняли бы на себя не только все тяготы принятия управленческих решений, но и всю ответственность за их последствия. Тем самым, освободили бы партийно-государственную бюрократию от «несвойственных ей функций» по управлению экономикой страны, сводя всю рутинную работу по обеспечению общественных потребностей к «разруливанию финансовых потоков» и подковерным политическим интригам вокруг такого «свойственному» чиновничеству занятию.
Читателю судить - мешала ли такая «материальная заинтересованность» делу или помогала. В действительно социалистической плановой экономике нет такого показателя как прибыль. Предприятия производят лишь то, что запланировано, в строгом соответствии с техническим заданием, календарным планом, не имея никакой нужды прибегать ко всяким уловкам с целью повышения «зарплаты» «своим» работникам. Нелепость сочетания плановой экономики с финансовыми «рычагами» станет очевидной, если представить себе социалистическую экономику в виде одного огромного завода, в котором «цехами» являются все предприятия, организации, учреждения страны. Будет ли способствовать росту эффективности производства возможность этих «цехов» торговать своей продукцией, обменивать её, преследуя свою локальную выгоду? Разумеется, любые формы таких «рыночных отношений» собственник любого предприятия подавит в зародыше. Точно также и социалистический собственник в лице всего общества не потерпит никаких финансовых расчетов, никакой купли/продажи в своем народнохозяйственном комплексе.
Единственный недостаток плановой экономики - высокая чувствительность к руководящей некомпетентности и произволу. Поэтому становится понятным требование равной платы для всех работников, что отвечает не только требованиям этики, но и обеспечивает условие доступности любой руководящей должности талантливым самородкам из народа. Если уж либеральным «теоретикам» так не нравится «уравниловка», то можно предложить такой вариант неравенства. Минимальная плата - власти, худшее жилье - власти, самая суровая ответственность - власти. Тогда можно будет надеяться, что минимальные зарплаты скоро сравняются с максимальными, аварийное жилье исчезнет полностью, а что такое коррупция и взятка людям будет известно лишь из книг, живописующих нравы эпохи несостоявшихся «рыночных» реформ.