Павел Львович Бунин

Feb 07, 2012 05:05

                                                      

                                                                                  Павел Львович Бунин

..........В школе у меня была любимая книжка " В грозную пору", которая прежде всего поражала
стремительным чёрным контуром... и полётом всего рисунка... Уже потом пришел интерес к тексту и захотелось прочесть.

        

Вот здесь ещё можно посмотреть --
http://kidpix.livejournal.com/1266841.html
Потом уже через много лет нашелся Хайям и я всегда удивлялся - почему так мало работ...
И вот тут ещё интересное --
http://www.ijp.ru/razd/pr.php?failp=00307000016

Судьба художника ...

Наталия Моржина.
Я возвращалась с пустым диктофоном. Единственной записью в блокноте оставались крохи - как добраться до обиталища художника и не заблудиться. Возвращалась с мрачным намерением ничего не писать. Смысла нет. О нем, Павле Бунине, авторе уникальной графической пушкинианы, уже все сказано в сотне восторженных публикаций, подписанных не только скромными репортерами, но и литераторами, и профессорами наших и зарубежных университетов... Но шли дни, а работы Бунина стояли перед глазами. Все увиденное и прочитанное в это время невольно и самостоятельно соотносилось с его судьбой, отодвигая прочие встречи, лица, темы на потом, на когда-нибудь. Поняла: если не выговорюсь, жизни не будет. ...Так как же добраться до художника и не заблудиться?
- Расскажите, как вы жили за границей.
- И не подумаю. Бессмысленно. Для этого надо смотреть мои работы. Которые еще ни разу не выставлялись.
...Я возвращалась с пустым диктофоном, с тяжелым сердцем. Прощаясь после двухдневного сидения в его тощей квартирке с занозистыми полками из дощечек от овощных ящиков (знаете, что сбрасывают к мусорным контейнерам), заваленной папками с тысячами рисунков, споткнулась на пороге, услышав: "Когда я почувствую, что конец близок, все это уничтожу. Сейчас никому не нужно? Не хочу, чтобы потом на мне паразитировали".
Когда Дягилева расспрашивали о его жизни, он отвечал: "Я лично ни для кого не интересен: интересна не моя жизнь, а мое дело".
Да разве бывает одно без другого? Но это так, в скобках.
Саади утверждал, что человек должен жить не менее девяноста лет. Первое тридцатилетие ему следует копить знания, второе - странствовать по земле. Последние тридцать лет целиком и полностью отводятся творчеству. Тогда жизнь состоялась. Что же, красиво... Логично. Одно смущает: как там у них обстояло с социально-политическими неожиданностями?
Павел Львович Бунин, которого уже давно и без натяжек именуют классиком российской книжной графики, в прошлом году отметил свое семидесятилетие. По изложенному древнеперсидскому канону он не дошел и до середины своего творческого пути, еще пахать и пахать! И он, в самом деле, бодр и энергичен. Но Бунин грубо и нелицеприятно нарушает гармоничную восточную схему. Он больше не рисует...
- Как же так? Как можно...
- А кому все это нужно?
Это - трагедия. Трагедия не только конкретного, одинокого и неуютного человека по имени Павел Львович. Трагедия сегодняшней российской культуры в целом. Но это отдельный вопрос. А пока попробуем разобраться с тридцатилетиями.
- Павел Львович, а Ивану Алексеевичу вы не родня?
Бунин, досадливый взмах ладони: "Ах, не вздумайте писать об этом! Паустовский уже пытался, да так, кажется, и не закончил. Докопал до акварелиста Бунина, оказалось - мой какойтоюродный дед. Род Буниных очень разветвлен".
Павел Бунин - коренной москвич. Отец его рано умер, и мальчик стал жить в семье деда-инженера. Другой дед, по материнской линии, знаменитый хирург Сергей Иванович Спасокукоцкий, бюст которому установлен у 1-й Градской больницы, рекомендовал в профилактических целях пороть Павлушу по субботам для закалки характера. На что бабушка резонно возражала: "Ну что ты, Серж, ему не дивизионом командовать", - воздействуя исключительно лаской и разумными доводами. Детство было счастливым и небитым. Мальчик рано проявил способности к рисованию, и в памятном тридцать седьмом его иллюстрации к "Руслану и Людмиле" уже экспонировались в Историческом музее на выставке, посвященной 100-летию со дня гибели Пушкина. Было художнику девять лет. Так началась поразительная, ни с чем не сравнимая бунинская пушкиниана. Над Пушкиным он работает всю жизнь. Обладая феноменальной памятью, знает его произведения наизусть. Иллюстрирует все: и прозу, и поэзию, и публицистику, и даже письма... Создано уже свыше тысячи пушкинских листов. ("А кому все это нужно?")
К пушкинской теме мы еще вернемся. А пока (как там у Саади?) о накоплении знаний. Учился Павел в средней художественной школе, что называется, средне, поскольку, являясь от природы чистым гуманитарием, не насиловал свою природу мучительным "въезжанием" в точные науки. Остальное давалось само и с удовольствием. К талантливому мальчику и здесь битье не применялось, относились с пониманием. Потом был Суриковский институт. Без ненавистных математик. Но... Но детство, когда не бьют, кончилось. Об этом периоде своей жизни Павел Львович не рассказывает. Только в разговоре упоминает то один эпизод, то другой. Будто собеседник знает все это, не может не знать. Потому что в нем самом это неизживаемо, присутствует всегда. Как родимое пятно. "Меня это время переломало навсегда. То, что вы видите, - только обломок".
Конец сороковых. Послевоенная Москва. Облезлая холодная квартирка в доме-развалюхе. Уже не выздоравливающая от недоедания мама. Бабушка, и в лишениях не теряющая царственной осанки. "Как-то вызвали меня на кафедру. Кафедрал спрашивает: "Почему ты в такой мороз ходишь в дамских босоножках?" - "Разумеется, потому, что другой обуви нет. А в чем дело?" И он показал мне бумагу... Донос. Наш комсомольский активист, который всегда мне улыбался, утверждает, что я специально разгуливаю в непотребном виде по улицам, чтобы дискредитировать советское студенчество в глазах американских журналистов. Мол, надеюсь, что кто-нибудь из них меня увидит и сфотографирует. А почему вы хмыкаете? Тогда это было не смешно, поверьте. Через несколько дней - повторный вызов. Ничего хорошего, конечно, не жду. "Бунин? Вам посылка". Открываю - там ботинки. Думаю, кафедрал отдал свои". Тогда же началась незабываемая кампания - "борьба с безродным космополитизмом". А у Бунина "подкачал" пятый пункт. Его выкинули из института. Причем формальным основанием послужил якобы недостаток профессиональных навыков. Плохой художник, никудышный! Больше придраться не к чему: марксизм-ленинизм благодаря удивительной памяти, как говорится, от зубов отскакивал. ...Перебирая работы Павла Львовича, я залюбовалась рисунком: перо, тушь; точные, нежные линии сплетаются в прелестный образ, живущий вне времени.
- Великолепно, - не удержалась я. - Это же вещь мирового уровня! Когда вы это сделали?
- В девятнадцать лет. Когда меня выперли из института за плохой рисунок.
- Я думаю, вам нечему было там учиться...
Однако надо было жить. Жить как-то, на что-то. Павел много работал в редакциях и издательствах, пытаясь копеечными гонорарами спасти от голодной смерти (буквально!) двух единственно близких и нежно любимых - маму и бабушку. В пятидесятых наступил голод. Работы не давали. Я видела фото: какой-то размытый сумрак затягивает и вот-вот поглотит обтянутый слабой кожей упрямый лоб, острый угол скулы. Вместо глаз - черные провалы.
- Павел Львович, кто это? Неужели вы?
- Это? Это - голод. Мама умерла в пятьдесят девятом году. Ей было только пятьдесят два. "Хрупкая натура, дитя революции. Бабушка была гораздо крепче: она застала двадцать пять лет нормальной дореволюционной жизни. Это ее спасло". Честно говоря, не знаю, как Павел из всего этого вырулил. Знаю, что в это время в нем возникло и укоренилось стойкое отвращение к работе "для себя". Это страшная вещь для художника, гибельная. Особенно когда большинство работ так-таки и остается "для себя". И совершенно непостижимо, откуда в таком случае возник виртуозный художник-график, блестящий эрудит, публицист, переводчик и феноменальный знаток мировой литературы и истории, страницами с точностью до запятой цитирующий излюбленных авторов, - Павел Бунин. О нем, этом уникуме, академик Евгений Викторович Тарле писал Корнею Ивановичу Чуковскому: "И он сам, и его рисунки мне очень понравились. Знает он много, может цитировать меня целыми страницами, чего я не могу". Чуковского это не удивило, поскольку он уже не просто знал Павла, но и помогал ему выжить - и деньгами, и дельным советом. Познакомились они занятно. Еще будучи школьником лет эдак четырнадцати, Бунин прочитал этюд Чуковского об Оскаре Уайльде в дореволюционном издании. Мальчик собрал свои иллюстрации к Уайльду и отправился в Переделкино побеседовать о литературе. Несмотря на разницу в возрасте, Корней Иванович оказался достойным собеседником. Их дружба длилась около тридцати лет. Много позже, в Париже, Бунин развлекал компанию дословной передачей своих многочисленных диалогов с Чуковским. Присутствовавший при этом Ефим Эткинд возмутился подобной расточительностью: "Вы совершенно неправильно используете свою машину времени! Садитесь и пишите!" Бунин сел и написал. Получились очень живые, личностные и тем особо ценные воспоминания о Чуковском. В девятом номере за прошлый год их опубликовал журнал "Дружба народов".http://magazines.russ.ru/druzhba/1997/9/bunin.html
Кроме того, Бунин выпустил на свои скромные средства (!) книжку в смоленском издательстве. Не представляю, где ее можно купить, но очень хочется. Бунин, как выяснилось, тоже не представляет. У него на руках - единственный экземпляр. Книги ему не отдали. Но это уже - теперь. Вернемся в тогда.
Бунин трудится как одержимый. Не оставляя работы над пушкинской темой, создает серии рисунков к греческим, французским и английским классикам, к русской истории, иллюстрирует Данте. В различных издательствах вышло пятьдесят книг (!) с его рисунками. Чтобы представить объем работы, сообщаю: "Рубаи" Хайяма сопровождаются сотней изысканных бунинских рисунков, а "Тиль Уленшпигель" Шарля де Костера - ста пятьюдесятью... Много печатается в периодике, благо графика на газетной полосе лежит весьма пристойно. Публикует свои заметки. Его имя знают, его почерк угадывают. Но "наверху" это раздражает. Когда Борис Полевой, будучи главным редактором "Юности", пытался "провентилировать" в ЦК бунинский вопрос, референт Брежнева брезгливо обронил: "Все газеты нам загадил... Пусть сидит на своей жердочке". Это и была "официальная позиция".
В 1970 году ушла из жизни бабушка. Павел остался один в этой жизни. Стало совсем холодно. И показалось, что жить нечем. Через четыре месяца он открыл газовый кран и поплотней затворил форточку.
Его друг Олег (у которого Павел когда-то сдувал математику), так и не сумел объяснить, почему он тогда так бежал к нему. Что-то гнало. Но примчался вовремя, чтобы выключить газ и распахнуть окна.
В том же году в "Советской культуре" крупнейший искусствовед М.Алпатов писал, имея в виду прежде всего пушкинскую серию: "Из огромного количества рисунков П.Бунина можно выбрать около 100, которые составят превосходный альбом". А через год в "Советской России" дважды появляется обращение, подписанное такими авторитетами, как С.Коненков, П.Антокольский, С.Михалков, Ю.Завадский, Д.Благой, Б.Полевой, Т.Цявловская, И.Бэлза, И.Андроников. Обращение ко всем, от кого это зависит, познакомить читателей с бунинской пушкинианой, выпустить альбом. Художник с газетами в руках отправился прямиком к Фурцевой: кутить так кутить. Она фыркнула ему в лицо: "Знаем мы, как делаются такие публикации". Бунин так и не понял - как? Давно это было, тридцать семь лет назад. Пушкинская серия насчитывает уже свыше тысячи листов. Альбома нет. Ни одного! При этом книжный рынок завален коммерческой макулатурой. Правда, нашлись в наше время благородные спонсоры (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!), один альбом готовится. Не прошло и полувека...
http://foldsarh.ru/89/142 (Он узнает любовников счастливых.Наталья Дардыкина.Арап Петра Великого.)
Нет, не получается гладко! Все так переплетается и перекликается, что одно без другого попросту непонятно. Куда там Саади! Тем не менее оказалось, что железная логика древневосточной схемы удивительным образом соотносится с вывихами и закидонами
российской современности. Именно на второе тридцатилетие бунинской жизни пришлись странствия по земле. В 77-м он эмигрировал. Его никто нигде не ждал. Уехал - в пустоту, в никуда. С пустыми карманами. Багаж состоял из папок с рисунками. Но вот ведь воистину - кого Бог любит, того и испытывает, того и хранит. Первый же человек, с которым Павел Львович знакомится в международном вагоне, становится его другом и немедленно по прибытии в Вену поселяет художника у себя дома. Австрийское гражданство он получает фантастически легко: крупный искусствовед, профессор Вальтер Кошацкий, портрет которого он сотворил за считанные минуты, опять же немедленно диктует секретарю ходатайство: "Этот мастер нужен нашей республике" - и бумага на глазах не привычного к подобному поведению властей художника не откладывается в долгий ящик, а уходит туда, куда должно. Практически сразу открылась выставка, которая пользуется успехом. И вот одна выставка сменяет другую; всего в Вене было 14 вернисажей. На этих выставках Бунин стремительно обрастает поклонниками, которые вскоре становятся его друзьями. И вот у него уже своя комфортабельная квартира в центре Вены, в которую новые знакомые натащили столько вещей, от мебели красного дерева до одежды, что непонятно, на кой ему столько. Пытался отказываться - море обиды. Махнул на все это рукой (пусть будет, как будет) и занялся делом. Он стал писать маслом: у него наконец-то появились краски. Хотя, на мой взгляд, масло не его техника, он прирожденный график. Но дело ведь в том, что у него прежде не было возможности покупать краски, холсты, кисти... Это было недоступно, вожделенно и -
унизительно. А теперь Бунин много путешествует и пишет.
- Мне надо было изжить все те черные, негативные впечатления, которые накопились в пятидесятые годы. После Рима и Лондона это было уже не так страшно.
Итог: за девять лет "западной" жизни - 30 персональных выставок в Вене, Берлине, Базеле, Тель-Авиве, Париже. А сколько понаписано! Сколько раздарено, продано, украдено, оставлено... В гостиничном номере Тель-Авива осталась папка с 50 иллюстрациями к Ветхому Завету. Я: "Какой ужас!" Бунин: "Если кому-то понадобится, могу еще сделать. Так ведь никому не требуется. Чего переживать?" Две иллюстрации к "Фаусту" Гете хранятся наряду с рисунками Рембрандта и Гойи в венской галерее Альбертина. Он наконец-то накормлен и обласкан. Чего еще желать? Он может поехать в любую страну. Кроме одной. В СССР его не пускают. Его имя отовсюду тщательно соскребается. Такого художника у нас нет и сроду не было. Впрочем, так поступали со всеми эмигрантами. За десять лет, проведенных художником вне Родины, подросло поколение, которому незнакомо его имя. (Собственно, для них-то я так подробно все это и рассказываю.)
Минуло девять с лишним лет. И однажды ему сказали: "Можете вернуться. Если хотите. На сборы - три дня". О, эта доброта, столь схожая с садизмом! Как втиснуть свою новую жизнь и себя, отвыкшего от плевков в лицо, возродившего в себе человека, в такую узенькую щелочку времени? Спелеологи знают, что такое шкуродер: это настолько узкий лаз, что пройти его можно только на выдохе. Вдохнул - и застрял. Вот эти три дня и стали таким шкуродером. "Шкура" - то, чем оброс за "человеческую" жизнь в Австрии, - там же, в Австрии, и осталась. Едва успел упаковать лишь все те же рисунки. Больше ничего. Вернулся, как и уезжал. И опять - в никуда, ни к кому. Впрочем, как ни к кому? К самому себе. Кучка друзей, встречавшая Бунина в Шереметьево-2, дружно скандировала: "Видали дурака!" Так почему же он вернулся? Бунин единым жестом вскидывает глаза и ладони к потолку:
"Неужели это надо объяснять?!" Теперь он живет неподалеку от дома, где родился.
Восстановлен, а точнее, пройдя весьма унизительную процедуру, вновь принят в Союз художников. Получает грошовую пенсию. Я очищаю картофелину от мундира, а Павел Львович хвастается: "У меня и лук есть, не забудьте покрошить" - и торжественно вручает
мне желто-зеленое перышко. Потом вздыхает: "Эх, приехали бы вы ко мне в Вену, я бы вас не так угостил..." В Вене, возражаю я, угостили бы не меня. Рангом не вышла. Так что мне повезло. Да и всем нам, я считаю, крупно повезло. Можно встретиться с этим несносным и удивительным человеком. Можно попасть на его выставку (они редки, но после возвращения в Россию состоялось уже десять "персоналок", последняя - в июле - в галерее "Беляево"). Можно даже купить его работу! Подлинник самого Бунина! Фантастика!
А насколько повезло Павлу Львовичу? "Мне уже в общем-то ничего не надо. Теперь я неуязвим". Простите, не верю. Еще и потому не верю, что в ответ на мои первоначальные невразумительные стенания (не знаю, что о нем писать, все хвалы ужепропеты) последовал потрясший меня совет: "А вы напишите о нереализованности". О чем-о чем? О чьей это Бунинской? Тут и нахал растеряется. Нам бы с вами, господа, подобную нереализованность!
А живому классику Павлу Бунину, считает Саади, еще пахать и пахать. Он и не возражает, он готов. Да вот заказов нет. И далеко не все опубликовано из его стихотворных переводов, воспоминаний, статей по истории, размышлений о литературе... И альбомов репродукций тоже нет. Какая странная судьба... А впрочем, нет, закономерная. Судьба иллюстратора Павла Бунина с графической точностью иллюстрирует нашу новейшую историю, наше время и положение в нем творческой личности. История катастроф и насилия. Время натиска маскультуры, время римейков и рекламных роликов. Только на отдельных конкретных личностях, драгоценных крупицах, хранителях духовной культуры, хранителях гармонии мы еще держимся. Их надо беречь. Они необходимы обществу. Без нравственности, которую воплощают художественные образы, любая общественная деятельность даже не бессмысленна, а попросту опасна, поскольку способна принять самые уродливые и дикие формы. И если экономический тупик любой человек ощущает на себе, то осознать и почувствовать гибель культуры способны лишь единицы, одаренные особой чувствительностью.
...А Павел Бунин больше не рисует. Кому, говорит, это нужно?
14.09.1998, Новая газета

Тут вот Уленшпигель посмотреть --
http://lj.rossia.org/users/lj_kidpix/1136596.html

Оригинал взят у horoshkovaok в НЕ СЛАВЫ РАДИ... или РУБАИ П.Л.Бунина
Павел Бунин НЕ СЛАВЫ РАДИ... http://www.ozon.ru/context/detail/id/3491654/
ID 3491654
Авторский сборник
Издательство: Орбита-М ISBN 5-85210-204-0; 2002 г.
352 стр. Формат 60x90/16 (145х217 мм) Тираж 1000 экз. Твердый переплет
Книга П.Бунина - это плод многолетней творческой жизни. Энциклопедические знания П.Бунина, его постоянная, неуемная страсть к познанию выплеснулась на страницы сборника в виде воспоминаний и заметок, эссе и переводов поэтов-классиков зарубежной литературы. В этой книге автор-художник предстает перед читателем как тонкий знаток человеческих душ, исторических фактов и гениев, чьи произведения он иллюстрировал и иллюстрирует до настоящего времени.
Среди них Пушкин и Гете, Лермонтов и Киплинг, Шекспир и Данте и многие другие.



Игорь Михайлов "ГРАНИ БРИЛЬЯНТА" ПАВЛА БУНИНА
Выступление художника-графика Павла Бунина в ЦДЛ уместилось аккурат между Всероссийским совещанием "Регионы России: читающие дети - читающая нация" и вечером памяти отца и сына Тарковских и произошло в самый разгар рабочего дня. Однако поклонники известного художника и переводчика, влекомые к своему кумиру под своды Малого зала к 15 часам, упорно называли мероприятие "вечер". И в самом деле это слово как нельзя лучше характеризует творческую манеру художника: резкий, но трепетный росчерк черной линии, которая, четко обозначая контур, словно бы делит мир на два световых оттенка: белый и черный, день и ночь. Но все же художник предпочитает сумерки, где лукавый монах украдкой целует свою жертву, венецианская гондола плещется в своем зыбком отражении, а Петр, исполненный торжественности на грани безумия, бросает взгляд на творение своего гения.
Кстати, с этим лукавым монахом на одной из выставок произошла очень забавная ситуация. Остановив свое внимание на эскизе, тогдашний министр культуры произнес: "Протестантский монах за продажей индульгенции". Павел Бунин, чья эрудиция повергает не знакомых с ним людей в шок, потом печально сетовал: страна, где министр культуры не знает того, что у протестантов нет индульгенций и монахов, представляет собой весьма печальное зрелище.
Вечер Павла Бунина был приурочен к выходу в свет его новой книги "Не славы ради..." (издательство "Орбита"-М), в которой нашли свое отражение, по выражению одной из восторженных поклонниц художника, "грани брильянта его таланта". И эта грань - эссеистика, где Павел Бунин в своих размышлениях о прошлом возвращает "утраченное время" с легкостью участника событий, свидетелем которых он был или не был.
Выступавшие, а таковых оказалось немало, отмечали эту особенность манеры Павла Бунина - знать о великих деятелях литературы, искусства, тиранах и фаворитах мира сего едва ли не больше, чем знали о себе они сами.
- Вам это не очень надоело? - обратился в финале вечера к зрителям сам маэстро.
- Нет!
- Врете небось...
Ответом Бунину послужили слова поклонников его таланта, в числе которых выделялись читатели, издатели и другие: "праздник духа", "спасибо за то, что мы с вами знакомы", "деспотичен, как и каждый творец", "разговаривать с ним никакого здоровья не хватит" и т. д.
Павел Бунин в долгу не остался и по окончании мероприятия раздавал автографы и подписывал свои книги. Не славы ради...
Московская правда, 04.06.2002

Елена Плахова РАДИ НАС, ЛЮБИМЫХ
Наконец-то он взялся за перо... Впрочем, он ведь никогда и не расставался с ним: вечно что-нибудь чертит, рисует. Кстати, "пером" может служить и обыкновенная спичка, обмокнутая в черную тушь. Ну, а уж тогда, когда есть хорошая бумага, начинается настоящее "размышление над книгой": художник Павел Львович Бунин, один из лучших иллюстраторов мировой и русской классики, творит. Творит свой особый, по-античному мудрый, лукавый, огромный мир, где каждому есть свое место, почет и уважение, где каждая деталь - будь то особый проницательный вороний глаз или дрожащее перо на шляпе Дон Жуана "играет", где сияет незакатное солнце, "наше все", Пушкин, где томится в тюрьме Оскар Уайльд, где с подружкой попивает вино Омар Хайям, ну а прекрасный Фауст рассуждает о смысле жизни с усталым пуделем...
"Не славы ради" (издательство "Орбита-М" - так назвал маэстро Бунин свою новую книгу эссеистики, очертистики... Впрочем, жанр для этого блестящего повествования, похоже, еще не изобрели. Нельзя ведь вогнать в рамки гениального рассказчика, переводчика, энциклопедиста, художника, каким, несомненно, является Бунин. Города и страны, в которых довелось жить и творить, чьи музеи хранят работы Павла Бунина, проходят перед глазами читателя. Это особый, горячий мир. Это великая культура. Благодаря уникальной памяти маэстро и, подозреваю, его резвому воображению, это путешествие во времени и пространстве принесет читателю великолепную возможность от души отведать духовных ценностей, легко и красиво освоить то, что щедро предлагает из своей кладовой души Павел Бунин. А это, поверьте, драгоценный дар. Огромное количество персональных выставок - у нас в стране и за рубежом прошло за творческую жизнь (а она продолжается, и дай Бог ей благоденствия и долголетия!) у художника. На некоторых из них удалось побывать. Меня всегда поражало, что творчество Бунина всегда притягивало к себе, как магнит, все новых и новых почитателей. Притягивает и поклонников его изящного слова. И у вас есть возможность встать в их ряды. Да, пожалуй, и остаться в них. Как говорит Бунин: "Большое счастье - вовремя прочитать книгу". Убедитесь в этом сами!
09.07.2002, Московская правда

Omar Khajjam: Rubaijat / ОМАР ХАЙЯМ. РУБАИ http://www.ozon.ru/context/detail/id/3491661/
ID 3491661 Издание с параллельным текстом на немецком языке.
Авторский сборник Иллюстратор Павел Бунин Переводчик Павел Бунин
Издательство: Орбита-М ISBN 5-85210-239-3; 2006 г.
160 стр. Формат: 12,5 см х 17,5 см. Твердый переплет
Начало известности и славе персидского поэта и философа XI-XII вв, на Западе положил в 1859 г. англичанин Эдвард Фицджеральд, опубликовавший 75 рубаи Омара Хайяма в очень свободном переводе. Немецкий востоковед Фридрих Розен, живший на Востоке в начале XX века, вспоминал, как в Персии бесконечно длинны пути караванов и как он, раскачиваясь в седле верблюда, искал соответствие строкам Омара Хайама, пока найденный перевод на немецкий не удовлетворял его представлениям. Его переводы рубаи на немецкий язык напечатаны в этой книге.
Русский художник Павел Бунин тоже долго вживался в мир рубаи, чтобы воплотить идеи персидского мудреца, не только в иллюстрациях, но и в переводах с немецкого языка.

Елена Плахова ЗДЕСЬ НА ЗЕМЛЕ СВОЙ ЖРЕБИЙ Я НЕСУ
Художник и книга Лучший российский художник книги стал переводчиком. "Дела твои чудны...". Впрочем, переводчиком он был всегда, да только так, для себя, камерно. Но вот решился представить свои стихотворные переводы на склоне лет.
Павел Бунин в издательстве "Орбита-М" выпустил книгу переводов Омара Хайяма, по-настоящему авторскую, как в старые времена, когда художники- иллюстраторы могли строить книги, как говаривала известнейшая художница Татьяна Маврина, "по бревнышку, по кирпичику, от фундамента до венца... от фронтисписа до буквицы". "Рубаи" Омара Хайяма - рукотворение Павла Бунина, ибо все переводы снабжены выполненными пером и черной тушью, легчайшими, иногда - в одной непрерывной дивной линии, иллюстрациями к стихам поэта-классика всемирной литературы. Бесспорно, самыми известными произведениями Хайяма по праву считаются рубаи. Ведь вот как: короткие изречения в форме эпиграмм, состоящие из четырех строк, три из которых рифмованные, а предпоследняя, начинающая новую мысль, нет, трогают душу и сейчас, хотя между нами и ими - почти тысяча лет. Вечны темы: любовь, красота, краткость земной жизни, миг счастья, наслаждения... А еще вино. Вино и желанная любимая - суть образы, запрещенные Кораном. Ересь, с точки зрения религии - и блистательная поэзия, прошедшая сквозь века. Их всего 1500, дошедших до нас рубаи. В книге Бунина, конечно, значительно меньше. Но интересно то, что художника, всегда любившего творчество Хайяма и много рисовавшего на его темы, заставило взяться за перевод не желание поспорить с нашими знаменитыми мастерами-поэтами, много и успешно переводившими древнего классика. Нет, Павел Бунин руководствовался несколько иным: таким образом он решил донести до нас искусство немецкого переводчика-востоковеда Фридриха Родена. Переводы Бунина - не переложение на русский уже известных произведений, а перевод - и какой! - с немецкого рубаи Хайяма. Да, перед нами Омар Хайям, прошедший через призму сознания немецкого поэта и ученого, предпринявшего в двадцатые годы прошлого века полное приключений путешествие по Персии в поисках следов легендарного мастера. И - Омар Хайям, которого принял всем сердцем россиянин Павел Бунин, художник, полиглот, искусствовед и блистательный эссеист. Принял - и сделал перевод с немецкого, который достойно и очень органично выглядит среди других переводов персидского классика, сделанных нашими мастерами изящного слова. Еще одно доказательство того, что Павел Бунин - человек поистине возрожденческого масштаба, и его талант неисчерпаем, а интересы, слава Богу, простираются в глубь и в ширь литературы, поэзии, слова и стиха. Как хорошо, что у нашей современной книги есть Павел Бунин. Быть может, будущее подарит еще не одну встречу с его искусством художника, переводчика, поэта и прозаика. Впрочем, в любом качестве - мастера.
Московская правда, 08/09/2006

Елена Плахова МАСТЕРА. ОМАР И ПАВЕЛ.
"Я предполагала, что художник Павел Львович Бунин втайне страстолюбец. Наяву же он предпочитает красоту внутреннюю - внешней, восхищается скорее прекрасным образом, нежели обликом, и поклоняется Слову. Оно будит его воображение, творчество, питает работоспособность. Словно вампир, он упивается красотой созвучий, смысла, фразы, а насытившись, выдает на-гора великое множество произведений. И, надо думать, нереальный мир, созданный гением великих мастеров, гораздо реальнее для него, чем то, что окружает художника в действительности. Особенно в такой, каковой является для нас сегодняшняя Россия. И еще я подозревала, что только неистребимая любовь "к отеческим гробам", романтика и привели Павла Бунина 12 лет назад в перестроечную страну. Он, преуспевающий западный маэстро, который в свое время с немалыми трудностями уехал из Советского Союза, буквально прилетел на родину, где, по его представлениям, наконец-то создалась обстановка подлинного творчества и подъема духа. И многим может показаться, что чувство художника не обмануло. Вряд ли кто-то из художников книги может похвастаться такой востребованностью, как Павел Львович Бунин, недавно справивший свое 70-летие. Его постоянно ждут в нескольких московских газетах, где он сотрудничает практически со дня своего возвращения. Буквально каждый год художник устраивает свои персональные выставки в лучших залах столицы. На эти вернисажи любят приходить зрители, ибо там звучит прекрасная музыка, умные люди вслух делятся своими впечатлениями от работ маэстро. Ну и, конечно, сам маэстро постоянно удивляет и восхищает публику: "Он неистощим!..".
Но Павел Львович никогда не сознается, что эти рисунки, например, новые. "Как, - спрашивает он, - вы не видели их? Ах, да, вы же не были на моей юбилейной выставке в "Альбертине", а они были выставлены там!". Да, это надо признать: самые торжественные и красивые выставки устраивала и устраивает художнику знаменитая венская "Альбертина", один из лучших художественных музеев Европы. Ну а сейчас, выпустив великолепного Омара Хайяма в своем оформлении - по-хорошему удивило издательство "Эксмо-пресс", явив миру великолепный зеленый томик любовной лирики великого поэта в прелестном оформлении Павла Бунина. http://www.ozon.ru/context/detail/id/7113497/
Известно, что рубаи - четверостишия Омара Хайяма нельзя спутать ни с какими иными образцами - пусть и столь же прекрасными - других представителей этого жанра: у них особый узор. И, представьте себе, так же узнаваем, обладает особым узором и наш художник. Сам-то он, конечно, не признается, а я подозревала Павла Бунина в том, что в своем творчестве он всегда следовал за своим великим учителем, Александром Сергеевичем Пушкиным. Тот был, право же, великим рисовальщиком и так же, как и в стихах, в легком, изящном рисунке пером и тушью обошел, облетел на повороте, опередил свое время. Сродни манера нашего маэстро и творчеству художников "Группы 13", которые в далекие тридцатые годы так опередили время, что едва не поплатились за это своими жизнями. Советская живописная школа, конечно, любила эксперименты, но старалась держать этих экспериментаторов в узде.
Павел Бунин вдохновенно творит в конце ХХ века. И это, что само по себе замечательно, отчетливо поняли в издательстве "Эксмо-пресс". Свои рубаи великий перс писал на полях научных трудов. (Совсем как Пушкин рисовал на полях своих рукописей.) Так же и Павел Бунин оформил лирические песни Омара Хайяма, как бы на полях этих вечных стихов. Легко, изящно, порой в одно касание чудной непрерывной линией, порой более подробно, но также как бы торопливо, набрасывая штрихи, концентрируя внимание читателя на одной - но какой великолепной, "говорящей", детали. Бунин на то и современный мастер, что ясно сознает: нашему читателю на рубеже веков недосуг разглядывать прекрасные рисунки в книге. Но, конечно, такую книгу лирики купит человек душевно тонкий, способный оценить полет мысли, изящество формы, достоинство письма. Вот для такого читателя и работает Павел Бунин.
Московская правда 13.10.1998

ОМАР ХАЙЯМ КАК ЧУДЕН МИЛОЙ ЛИК : РУБАИ
Составитель М.Рейснер Оформление худ. Е.Ененко
Переводы К.Бальмонта, О.Румера, Г.Плисецкого, И.Тхоржевского, Г.Семёнова, А.Кушнера, И.Сельвинского
ВАРИАЦИИ НА ТЕМЫ "РУБАЙЯТА"
Э.Фитцджеральд РУБАЙЯТ ОМАРА ХАЙЯМА перевод О.Румера
О МОЛОДОМ ВИНЕ, ХОРОШЕМ ПЕРЕ И КРАСИВОМ ЛИЦЕ
Науруз-наме, Начало книги "Науруз-наме", Словарь
М., ЗАО Эксмо-пресс, 2000 IBSN 5-04-0002267-0
464стр. Формат 70х90 1/16 (170х223 мм) Тираж II 20 100 экз.


Посмотреть на Яндекс.Фотках
36 фото



Урна с прахом в 17 колумбарии Донского кладбища.

Бунин

Previous post Next post
Up