" Стрелялись! Оба красавцы, и оба наповал! " ... )
-- что то у Пушкина было ещё вроде про неё... но совсем уж нецензурное ) ...
Обсужение опять же хорошее.
... Портрет её на открытках советских всегда меня в детстве изумлял чрезмерной откровенностью, по сравнению с современницами другими :)
Впрочем... балерина жеж! ))))
Пишет babs71 (
babs71)
https://babs71.livejournal.com/1041967.html#comments
Петербургский календарь. 24 ноября.
Ровно 200 лет назад 24 ноября (12 ноября по старому стилю) 1817 года состоялась одна из самых знаменитых дуэлей в русской истории -
"Четверная дуэль". В ней участвовали кавалергардский штабс-ротмистр Василий Васильевич Шереметев, камер-юнкер Александр Петрович
Завадовский, драматург и дипломат Александр Сергеевич Грибоедов и будущий декабрист Александр Иванович Якубович.
Поводом для конфликта послужила, как это часто бывает, женщина - звезда балетной сцены тех лет Авдотья Ильинична Истомина
(благодаря Пушкину, увековечившему ее в "Евгении Онегине", это теперь самая известная русская балерина той эпохи).
Около двух лет она была возлюбленной Шереметева и жила на его квартире
, но в ноябре 1817‑го у них произошел разрыв. 17 (5) ноября Истомина отправилась на чаепитие к Грибоедову, делившему квартиру с Завадовским.
Как позднее показывала на следствии балерина: «Вскоре приехал и Завадовский, где он, по прошествии некоторого времени, предлагал ей о любви,
но в шутку или в самом деле, того не знает, но согласия ему на то объявлено не было, с коими посидевши несколько времени, была отвезена
Грибоедовым на свою квартиру» ("Несколько времени", правда, на деле означало двое суток).
Об этом эпизоде, однако, узнал Шереметев и на свою беду решил посоветоваться о том, как поступить в таком случае, с Якубовичем.
Якубович же был весьма известным бретером, поэтому его реакция (по свидетельству близкого друга Грибоедова, Жандра) была такой:«- Что делать, - ответил тот, - очень понятно: драться, разумеется, надо, но теперь главный вопрос состоит в том, как и с кем. Истомина твоя была у Завадовского, но привез ее туда Грибоедов - это два, стало быть, тут два лица, требующих пули, а из этого выходит, что для того, чтобы никому не было обидно, мы, при сей верной оказии, составим une partie carrée: ты стреляйся с Грибоедовым, а я на себя возьму Завадовского».Когда собеседник Жандра удивился: «Да помилуйте… ведь Якубович не имел по этому делу никаких отношений к Завадовскому. За что же ему было с ним стреляться?» - Жандр ответил: «Никаких. Да уж таков человек был. Поэтому-то я вам и употребил это выражение: „при сей верной оказии“. По его понятиям, с его точки зрения на вещи, тут было два лица, которых следовало наградить пулей, - как же ему было не вступиться?»
Результатом вмешательства Якубовича стала двойная дуэль: Шереметев должен был стреляться с Завадовским, а за ними к барьеру должны были выйти Якубович с Грибоедовым. Стрелялись на Волковом поле, на дистанции в восемнадцать шагов с барьерами на шести шагах. По словам Жандра, «Когда они с крайних пределов барьера стали сходиться на ближайшие, Завадовский, который был отличный стрелок, шел тихо и совершенно спокойно. Хладнокровие ли Завадовского взбесило Шереметева, или просто чувство злобы пересилило в нем рассудок, но только он, что называется, не выдержал и выстрелил в Завадовского, еще не дошедши до барьера. Пуля пролетела около Завадовского близко, потому что оторвала часть воротника у сюртука, у самой шеи. Тогда уже, и это очень понятно, разозлился Завадовский. „Ах, - сказал он, - он посягал на мою жизнь. К барьеру!“ Делать было нечего. Шереметев подошел.
Завадовский выстрелил. Удар был смертельный - он ранил Шереметева в живот. Шереметев несколько раз подпрыгнул на месте, потом упал и стал кататься по снегу. Тогда-то Каверин и сказал ему, но совсем не так, как говорил вам Ион: „Вот тебе, Васька, и редька“, - это не имеет никакого смысла, а довольно известное выражение русского простонародья: „Что, Вася? Репка?“ Репа ведь лакомство у народа, и это выражение употребляется им иронически, в смысле: „Что же? вкусно ли? хороша ли закуска?“»
Упоминающийся здесь Петр Павлович Каверин - еще один известный бретер, также прославленный Пушкиным в "Онегине" ("К Talon помчался: он уверен, Что там уж ждёт его Каверин").
Из-за ранения Шереметева и необходимости немедленно доставить его в город, поединок Грибоедова с Якубовичем был отложен. Их дуэль состоялась через год на Кавказе, где в это время служили и Грибоедов и Якубович.
Надо отметить, что Якубович очень любил приукрашивать рассказы о себе. По словам Н. Н. Муравьева (будущего Муравьева-Карского),
который в этой дуэли играл роль секунданта Якубовича: «Якубович рассказал мне в подробности поединок Шереметева в Петербурге. Шереметев был убит Завадовским, а Якубовичу должно было тогда стреляться с Грибоедовым за то же дело. У них были пистолеты в руках; но, увидя смерть Шереметева, Завадовский и Грибоедов отказались стреляться. Якубович с досады выстрелил по Завадовскому и прострелил ему шляпу. За сие он был сослан в Грузию».
Муравьев вспоминал, что пока секунданты совещались, «Якубович в другой комнате начал с Грибоедовым спорить довольно громко. Я рознял их, и, выведя Якубовича, сделал ему предложение о примирении; но он их слышать не хотел. Грибоедов вышел к нам и сказал Якубовичу, что он сам его никогда не обижал. Якубович на то согласился. „А я так обижен вами; почему же вы не хотите оставить сего дела?“ - „Я обещался честным словом покойнику Шереметеву при смерти его, что отомщу за него на вас и на Завадовском“. - „Вы поносили меня везде“. - „Поносил и должен был сие делать до этих пор; но теперь я вижу, что вы поступили как благородный человек; я уважаю ваш поступок; но не менее того должен кончить начатое дело и сдержать слово свое, покойнику данное“. - „Если так, так г.г. секунданты пущай решат дело“
Я предлагал драться у Якубовича на квартире, с шестью шагами между барьерами и с одним шагом назад для каждого; но секундант Грибоедова на то не согласился, говоря, что Якубович, может, приметался уже стрелять в своей комнате… 23-го я встал рано и поехал за селение Куки отыскивать удобного места для поединка. Я нашел Татарскую могилу, мимо которой шла дорога в Кахетию; у сей дороги был овраг, в котором можно было хорошо скрыться. Тут я назначил быть поединку. Я воротился к Грибоедову в трактир, где он остановился, сказал Амбургеру (секунданту Грибоедова), чтобы они не выезжали прежде моего возвращения к ним, вымерил с ним количество пороху, которое должно было положить в пистолеты, и пошел к Якубовичу… Мы назначили барьеры, зарядили пистолеты и, поставя ратоборцев, удалились на несколько шагов. Они были без сюртуков. Якубович тотчас подвинулся к своему барьеру смелым шагом и дожидался выстрела Грибоедова. Грибоедов подвинулся на два шага; они постояли одну минуту в сем положении. Наконец Якубович, вышедши из терпения, выстрелил. Он метил в ногу, потому что не хотел убить Грибоедова, но пуля попала ему в левую кисть руки. Грибоедов приподнял окровавленную руку свою, показал ее нам и навел пистолет на Якубовича. Он имел все право подвинуться к барьеру, но, приметя, что Якубович метил ему в ногу, он не захотел воспользоваться предстоящим ему преимуществом: он не подвинулся и выстрелил. Пуля пролетела у Якубовича под самым затылком и ударилась в землю; она так близко пролетела, что Якубович полагал себя раненым: он схватился за затылок, посмотрел на свою руку, - однако крови не было».
Именно по изувеченной руке тело Грибоедова впоследствии опознали в Тегеране среди других тел погибших сотрудников русского посольства.
Интересно, что в дальнейшем Якубович продолжал приукрашивать историю этих событий. Явно примеряя на себя роль пушкинского Сильвио из "Выстрела", он в Сибири рассказывал эту историю так: «Мы с Грибоедовым жестоко поссорились - и я вызвал его на дуэль, которая и состоялась. Но, когда Грибоедов, стреляя первый, дал промах, я отложил свой выстрел, сказав, что приду за ним в другое время, когда узнаю, что он будет более дорожить жизнью, нежели теперь. Мы расстались. Ждал с год, следя за Грибоедовым издали, и наконец узнал, что он женился и наслаждается полным счастьем. Теперь, думал я, настала моя очередь послать противнику свой выстрел, который должен быть роковым, так как все знали, что я не делаю промаху. Боясь, что меня не примут или назовут настоящим именем, я оделся черкесом и назвал себя каким-то князем из кунаков Грибоедова. Явившись к нему в дом, велел о себе доложить, зная, что он в это время был дома и занимается в своем кабинете один. Велено меня просить. Я вошел в кабинет, и первым моим делом было замкнуть за собою на ключ дверь и ключ спрятать в карман. Хозяин был чрезвычайно удивлен, но все понял, когда я обратился к нему лицом и он пристально взглянул мне в глаза и когда я ему сказал, что пришел за своим выстрелом. Делать было нечего, мы стали по концам комнаты - и я начал медленно наводить свой пистолет, желая этим помучить и подразнить своего противника, так что он пришел в сильное волнение и просил скорее покончить.
Но вдруг я понизил пистолет, раздался выстрел, Грибоедов вскрикнул, и, когда рассеялся дым, я увидел, что попал, куда хотел: я раздробил ему два большие пальца на правой руке, зная, что он страстно любил игру на фортепиано и что лишение этого будет для него ужасно. - Вот вам на память! - воскликнул я, отмыкая дверь и выходя из дому. На выстрел и крик сбежались жена и люди; но я свободно вышел, пользуясь общим смущением, своим костюмом и блестевшими за поясом кинжалом и пистолетами».
Надо сказать, Якубович и в самом деле едва не стал персонажем Пушкина. Изначально поэт был под большим впечатлением не столько от личности Якубовича, сколько от того образа, который Якубович создавал вокруг себя. Он писал: «…Кто писал о горцах в „Пчеле“? Вот поэзия! Не Якубович ли, герой моего воображения? Когда я вру с женщинами, я их уверяю, что я с ним разбойничал на Кавказе, простреливал Грибоедова, хоронил Шереметева etc., - в нем много, в самом деле, романтизма».
Позднее Пушкин разрабатывает несколько вариантов плана "Романа на кавказских водах", где Якубович должен был стать одним из главных действующих лиц. Первоначально это и в самом деле вариация сюжета "Выстрела":«Кавказские воды - семья русских - Якубович приезжает - Якубович - становится своим человеком, приезд настоящего любовника - дамы от него в восторге. Вечер в калмыцкой кибитке - встреча - изъяснение - поединок - Якубович не дерется - условие - Он скрывается - Толки, забавы, гуляния - Нападение черкесов, похищение - Москва. Приезд Якубовича в Москву - Якубович хочет жениться».
Но в более поздних вариантах роль Якубовича становится гораздо менее привлекательной:
«Расслабленный… брат едет из Петербурга - он оставляет свой конвой паралитику - на него нападают черкесы - он убивает одного из них - остальные убегают. Якубовича там нет. Спрашивает у сестры, влюблена ли она в Якубовича. Смеется над ним.
Якубович расходуется на него - и просит у него руки его сестры.
Дуэль».
«Якубович похищает Марию, которая кокетничала с ним.
Ее любовник похищает ее у черкесов. Кунак - юноша, привязанный к ней, похищает ее и возвращает ее в ее семью».
«Поэт, брат, любовник, Якубович, зрелые невесты, банкометы (- сотрудники) Якубовича.
На другой день банка - все дамы на гулянье ждут Якубовича. Он является - с братом, который представляет его - Его ловят. Он влюбляется в Марию - прогулка верхом. Бештай. Якубович сватается через брата Pelham - отказ - Дуэль - у Якубовича секундант поэт - у брата… любовник, раненный на Кавказе офицер; бывший влюбленный, знавший Якубовича в горах и некогда им ограбленный.
- Якубович ночью едет в аул к узденю - во время переезда из Горячих на Холодные - Якубович похищает - тот едет и спасает ее с одним Кунаком».
И наконец финальный вариант:
«Алина кокетничала с офицером, который нее влюбляется - Вечера Кавказские - Приезд Кубовича - смерть его отца - театральное погребение - Алина начинает с ним кокетничать - Кубович введен в круг Корсаковых - Им они восхищаются - Гранев его начинает ненавидеть - Якубович предлагает свою руку, она не соглашается - влюбленная в Г. Он предает его черкесам.
Он освобожден (казачкою - черкешенкою) и является на воды - дуэль. Якубович убит».
Впрочем, не исключено, что и сам Грибоедов своеобразно ответил Якубовичу в комедии "Горе от ума", где Зарецкий говорит о Чацком "В горах изранен
в лоб, с ума сошел от раны".
Обсужение опять же хорошее.
... Портрет её на открытках советских всегда меня в детстве изумлял чрезмерной откровенностью, по сравнению с современницами другими :)
Впрочем... балерина жеж! ))))
Пишет babs71 (
babs71)
https://babs71.livejournal.com/1041967.html#comments
Петербургский календарь. 24 ноября.
Ровно 200 лет назад 24 ноября (12 ноября по старому стилю) 1817 года состоялась одна из самых знаменитых дуэлей в русской истории -
"Четверная дуэль". В ней участвовали кавалергардский штабс-ротмистр Василий Васильевич Шереметев, камер-юнкер Александр Петрович
Завадовский, драматург и дипломат Александр Сергеевич Грибоедов и будущий декабрист Александр Иванович Якубович.
Поводом для конфликта послужила, как это часто бывает, женщина - звезда балетной сцены тех лет Авдотья Ильинична Истомина
(благодаря Пушкину, увековечившему ее в "Евгении Онегине", это теперь самая известная русская балерина той эпохи).
Около двух лет она была возлюбленной Шереметева и жила на его квартире
, но в ноябре 1817‑го у них произошел разрыв. 17 (5) ноября Истомина отправилась на чаепитие к Грибоедову, делившему квартиру с Завадовским.
Как позднее показывала на следствии балерина: «Вскоре приехал и Завадовский, где он, по прошествии некоторого времени, предлагал ей о любви,
но в шутку или в самом деле, того не знает, но согласия ему на то объявлено не было, с коими посидевши несколько времени, была отвезена
Грибоедовым на свою квартиру» ("Несколько времени", правда, на деле означало двое суток).
Об этом эпизоде, однако, узнал Шереметев и на свою беду решил посоветоваться о том, как поступить в таком случае, с Якубовичем.
Якубович же был весьма известным бретером, поэтому его реакция (по свидетельству близкого друга Грибоедова, Жандра) была такой:«- Что делать, - ответил тот, - очень понятно: драться, разумеется, надо, но теперь главный вопрос состоит в том, как и с кем. Истомина твоя была у Завадовского, но привез ее туда Грибоедов - это два, стало быть, тут два лица, требующих пули, а из этого выходит, что для того, чтобы никому не было обидно, мы, при сей верной оказии, составим une partie carrée: ты стреляйся с Грибоедовым, а я на себя возьму Завадовского».Когда собеседник Жандра удивился: «Да помилуйте… ведь Якубович не имел по этому делу никаких отношений к Завадовскому. За что же ему было с ним стреляться?» - Жандр ответил: «Никаких. Да уж таков человек был. Поэтому-то я вам и употребил это выражение: „при сей верной оказии“. По его понятиям, с его точки зрения на вещи, тут было два лица, которых следовало наградить пулей, - как же ему было не вступиться?»
Результатом вмешательства Якубовича стала двойная дуэль: Шереметев должен был стреляться с Завадовским, а за ними к барьеру должны были выйти Якубович с Грибоедовым. Стрелялись на Волковом поле, на дистанции в восемнадцать шагов с барьерами на шести шагах. По словам Жандра, «Когда они с крайних пределов барьера стали сходиться на ближайшие, Завадовский, который был отличный стрелок, шел тихо и совершенно спокойно. Хладнокровие ли Завадовского взбесило Шереметева, или просто чувство злобы пересилило в нем рассудок, но только он, что называется, не выдержал и выстрелил в Завадовского, еще не дошедши до барьера. Пуля пролетела около Завадовского близко, потому что оторвала часть воротника у сюртука, у самой шеи. Тогда уже, и это очень понятно, разозлился Завадовский. „Ах, - сказал он, - он посягал на мою жизнь. К барьеру!“ Делать было нечего. Шереметев подошел.
Завадовский выстрелил. Удар был смертельный - он ранил Шереметева в живот. Шереметев несколько раз подпрыгнул на месте, потом упал и стал кататься по снегу. Тогда-то Каверин и сказал ему, но совсем не так, как говорил вам Ион: „Вот тебе, Васька, и редька“, - это не имеет никакого смысла, а довольно известное выражение русского простонародья: „Что, Вася? Репка?“ Репа ведь лакомство у народа, и это выражение употребляется им иронически, в смысле: „Что же? вкусно ли? хороша ли закуска?“»
Упоминающийся здесь Петр Павлович Каверин - еще один известный бретер, также прославленный Пушкиным в "Онегине" ("К Talon помчался: он уверен, Что там уж ждёт его Каверин").
Из-за ранения Шереметева и необходимости немедленно доставить его в город, поединок Грибоедова с Якубовичем был отложен. Их дуэль состоялась через год на Кавказе, где в это время служили и Грибоедов и Якубович.
Надо отметить, что Якубович очень любил приукрашивать рассказы о себе. По словам Н. Н. Муравьева (будущего Муравьева-Карского),
который в этой дуэли играл роль секунданта Якубовича: «Якубович рассказал мне в подробности поединок Шереметева в Петербурге. Шереметев был убит Завадовским, а Якубовичу должно было тогда стреляться с Грибоедовым за то же дело. У них были пистолеты в руках; но, увидя смерть Шереметева, Завадовский и Грибоедов отказались стреляться. Якубович с досады выстрелил по Завадовскому и прострелил ему шляпу. За сие он был сослан в Грузию».
Муравьев вспоминал, что пока секунданты совещались, «Якубович в другой комнате начал с Грибоедовым спорить довольно громко. Я рознял их, и, выведя Якубовича, сделал ему предложение о примирении; но он их слышать не хотел. Грибоедов вышел к нам и сказал Якубовичу, что он сам его никогда не обижал. Якубович на то согласился. „А я так обижен вами; почему же вы не хотите оставить сего дела?“ - „Я обещался честным словом покойнику Шереметеву при смерти его, что отомщу за него на вас и на Завадовском“. - „Вы поносили меня везде“. - „Поносил и должен был сие делать до этих пор; но теперь я вижу, что вы поступили как благородный человек; я уважаю ваш поступок; но не менее того должен кончить начатое дело и сдержать слово свое, покойнику данное“. - „Если так, так г.г. секунданты пущай решат дело“
Я предлагал драться у Якубовича на квартире, с шестью шагами между барьерами и с одним шагом назад для каждого; но секундант Грибоедова на то не согласился, говоря, что Якубович, может, приметался уже стрелять в своей комнате… 23-го я встал рано и поехал за селение Куки отыскивать удобного места для поединка. Я нашел Татарскую могилу, мимо которой шла дорога в Кахетию; у сей дороги был овраг, в котором можно было хорошо скрыться. Тут я назначил быть поединку. Я воротился к Грибоедову в трактир, где он остановился, сказал Амбургеру (секунданту Грибоедова), чтобы они не выезжали прежде моего возвращения к ним, вымерил с ним количество пороху, которое должно было положить в пистолеты, и пошел к Якубовичу… Мы назначили барьеры, зарядили пистолеты и, поставя ратоборцев, удалились на несколько шагов. Они были без сюртуков. Якубович тотчас подвинулся к своему барьеру смелым шагом и дожидался выстрела Грибоедова. Грибоедов подвинулся на два шага; они постояли одну минуту в сем положении. Наконец Якубович, вышедши из терпения, выстрелил. Он метил в ногу, потому что не хотел убить Грибоедова, но пуля попала ему в левую кисть руки. Грибоедов приподнял окровавленную руку свою, показал ее нам и навел пистолет на Якубовича. Он имел все право подвинуться к барьеру, но, приметя, что Якубович метил ему в ногу, он не захотел воспользоваться предстоящим ему преимуществом: он не подвинулся и выстрелил. Пуля пролетела у Якубовича под самым затылком и ударилась в землю; она так близко пролетела, что Якубович полагал себя раненым: он схватился за затылок, посмотрел на свою руку, - однако крови не было».
Именно по изувеченной руке тело Грибоедова впоследствии опознали в Тегеране среди других тел погибших сотрудников русского посольства.
Интересно, что в дальнейшем Якубович продолжал приукрашивать историю этих событий. Явно примеряя на себя роль пушкинского Сильвио из "Выстрела", он в Сибири рассказывал эту историю так: «Мы с Грибоедовым жестоко поссорились - и я вызвал его на дуэль, которая и состоялась. Но, когда Грибоедов, стреляя первый, дал промах, я отложил свой выстрел, сказав, что приду за ним в другое время, когда узнаю, что он будет более дорожить жизнью, нежели теперь. Мы расстались. Ждал с год, следя за Грибоедовым издали, и наконец узнал, что он женился и наслаждается полным счастьем. Теперь, думал я, настала моя очередь послать противнику свой выстрел, который должен быть роковым, так как все знали, что я не делаю промаху. Боясь, что меня не примут или назовут настоящим именем, я оделся черкесом и назвал себя каким-то князем из кунаков Грибоедова. Явившись к нему в дом, велел о себе доложить, зная, что он в это время был дома и занимается в своем кабинете один. Велено меня просить. Я вошел в кабинет, и первым моим делом было замкнуть за собою на ключ дверь и ключ спрятать в карман. Хозяин был чрезвычайно удивлен, но все понял, когда я обратился к нему лицом и он пристально взглянул мне в глаза и когда я ему сказал, что пришел за своим выстрелом. Делать было нечего, мы стали по концам комнаты - и я начал медленно наводить свой пистолет, желая этим помучить и подразнить своего противника, так что он пришел в сильное волнение и просил скорее покончить.
Но вдруг я понизил пистолет, раздался выстрел, Грибоедов вскрикнул, и, когда рассеялся дым, я увидел, что попал, куда хотел: я раздробил ему два большие пальца на правой руке, зная, что он страстно любил игру на фортепиано и что лишение этого будет для него ужасно. - Вот вам на память! - воскликнул я, отмыкая дверь и выходя из дому. На выстрел и крик сбежались жена и люди; но я свободно вышел, пользуясь общим смущением, своим костюмом и блестевшими за поясом кинжалом и пистолетами».
Надо сказать, Якубович и в самом деле едва не стал персонажем Пушкина. Изначально поэт был под большим впечатлением не столько от личности Якубовича, сколько от того образа, который Якубович создавал вокруг себя. Он писал: «…Кто писал о горцах в „Пчеле“? Вот поэзия! Не Якубович ли, герой моего воображения? Когда я вру с женщинами, я их уверяю, что я с ним разбойничал на Кавказе, простреливал Грибоедова, хоронил Шереметева etc., - в нем много, в самом деле, романтизма».
Позднее Пушкин разрабатывает несколько вариантов плана "Романа на кавказских водах", где Якубович должен был стать одним из главных действующих лиц. Первоначально это и в самом деле вариация сюжета "Выстрела":«Кавказские воды - семья русских - Якубович приезжает - Якубович - становится своим человеком, приезд настоящего любовника - дамы от него в восторге. Вечер в калмыцкой кибитке - встреча - изъяснение - поединок - Якубович не дерется - условие - Он скрывается - Толки, забавы, гуляния - Нападение черкесов, похищение - Москва. Приезд Якубовича в Москву - Якубович хочет жениться».
Но в более поздних вариантах роль Якубовича становится гораздо менее привлекательной:
«Расслабленный… брат едет из Петербурга - он оставляет свой конвой паралитику - на него нападают черкесы - он убивает одного из них - остальные убегают. Якубовича там нет. Спрашивает у сестры, влюблена ли она в Якубовича. Смеется над ним.
Якубович расходуется на него - и просит у него руки его сестры.
Дуэль».
«Якубович похищает Марию, которая кокетничала с ним.
Ее любовник похищает ее у черкесов. Кунак - юноша, привязанный к ней, похищает ее и возвращает ее в ее семью».
«Поэт, брат, любовник, Якубович, зрелые невесты, банкометы (- сотрудники) Якубовича.
На другой день банка - все дамы на гулянье ждут Якубовича. Он является - с братом, который представляет его - Его ловят. Он влюбляется в Марию - прогулка верхом. Бештай. Якубович сватается через брата Pelham - отказ - Дуэль - у Якубовича секундант поэт - у брата… любовник, раненный на Кавказе офицер; бывший влюбленный, знавший Якубовича в горах и некогда им ограбленный.
- Якубович ночью едет в аул к узденю - во время переезда из Горячих на Холодные - Якубович похищает - тот едет и спасает ее с одним Кунаком».
И наконец финальный вариант:
«Алина кокетничала с офицером, который нее влюбляется - Вечера Кавказские - Приезд Кубовича - смерть его отца - театральное погребение - Алина начинает с ним кокетничать - Кубович введен в круг Корсаковых - Им они восхищаются - Гранев его начинает ненавидеть - Якубович предлагает свою руку, она не соглашается - влюбленная в Г. Он предает его черкесам.
Он освобожден (казачкою - черкешенкою) и является на воды - дуэль. Якубович убит».
Впрочем, не исключено, что и сам Грибоедов своеобразно ответил Якубовичу в комедии "Горе от ума", где Зарецкий говорит о Чацком "В горах изранен
в лоб, с ума сошел от раны".