Мой "Тангейзер"
Оригинал взят у holmogor в Мой "Тангейзер"
Поскольку мой "Тангейзер" явно многим понравился - вынесу-ка я его в отдельный пост...
Тангейзер, скандально известный рок-бард, проводит все вечера и ночи в алкогольном и наркотическом угаре в знаменитом берлинском гей-баре Venus. Он главный герой этой сцены, поющий о той жизни, которой живут завсегдатаи этого местечка.
Как-то, сидя в чил-ауте со своим любовником, барабанщиком-негром, он видит в новостях сюжет о большом поэтическо-музыкальном фестивале Союза молодых католиков в Варбурге «Любовь не ищет своего». Тангейзер говорит, что хочет туда отправиться и выступить.
Приятель начинает издеваться, отпускает шуточки про патеров-педофилов, однако поэт резко отвечает ему, что родился и воспитан в католической семье, когда-то учился в семинарии, но ушел оттуда, потому что «они не принимают таких, как я», и до сих пор носит образок Девы Марии. Тот сплевывает и, грязно выругавшись, уходит.
Тангейзер приезжает в Варбург и идет к местному католическому архиепископу, чтобы получить согласие на участие в фестивале. Там, в приемной, он встречает Элизабет - Лиззи, девушку, с которой встретился несколько лет назад в летнем лагере в Тэзе и ее полюбил. Ему казалось, что Лиззи он тоже нравится, но на его грубые домогательства она ответила решительным «нет», и они расстались и более не виделись.
Оказывается, Лиззи - племянница архиепископа и сама пишет отличные стихи, но теперь она выступать не будет, потому что сама член жюри фестиваля. Она готовится вскоре принять монашество в ордене кармелиток, по примеру своей любимой святой Терезы Лизье, и проводит в миру последние месяцы. Она очень рада видеть Тангейзера и говорит, что нет нужды беспокоить дядю - она сама решит вопрос с его участием.
И вот на стадионе собираются тысячи молодых католиков со всей Европы. Со сцены молодые поэты читают очень политкорректные поэмы о любви к обездоленным, больным СПИДом и страдающему от прорусских сепаратистов народу Украины.
Признанный фаворит состязания - молодой теолог Вольфрам фон Эшенбах - читает прочувствованную поэму о любви между молодым евреем - заключенным концлагеря и немкой-медсестрой. В финале немка раздевается, обривает себе налысо голову, собственноручно выдирает золотые коронки изо рта и становится в строй женщин, идущих в душегубку навстречу смерти.
И тут на сцену выходит Тангейзер. Он берет гитару и поет дерзкую песню о том, как он сидит в Venus под героином, лапая своего парня, и вдруг видит, как туда входит Христос и невидимо благословляет всех, а потом просит бармена проставить каждому гею и лесбиянке в этом баре по кружке пива. Написано отважно, остро, красиво. Половина зала разражается аплодисментами, вторая - ругательствами и проклятиями, часть зрителей демонстративно выходит - и только Лиззи сидит с побелевшим лицом, сжатыми губами и широко распахнутыми глазами.
Начинается дискуссия, и мнения экспертов разделяются. Одни высказываются за более традиционный и политкорректный опус Эшенбаха, другие считают, что надо быть открытыми, идти в ногу со временем, и голосуют за Тангейзера. Сам архиепископ - в душе твердый консерватор, выученик папы Ратцингера, терпеть не могущий всех этих ЛГБТ-безобразий, однако голосует за Тангейзера: он очень хочет приспособиться к новым временам и стать кардиналом.
Очередь доходит до Лиззи. Она сначала очень волнуется, но потом разносит Тангейзера в пух и прах. Она говорит о том, что песня кощунственна, отвратительна, представляет собой погоню за дешевыми эффектами. Да, Христос обедал в обществе блудников и мытарей, но для того, чтобы спасти их, а не для того, чтобы грешить вместе с ними.
И, в конечном счете, стихи Тангейзера являются почти плагиатом новеллы Акутагавы «Нанкинский Христос», только, саркастически замечает Лиззи, наглости «докрутить» сюжет подражателю не хватило. Мнение девушки переламывает обсуждение, и Тангейзер премии не получает.
Вечером Лиззи сидит у себя дома, когда вдруг раздается настойчивый звонок в дверь. На пороге изрядно пьяный Тангейзер, который пришел выяснить отношения: «За что она его так ненавидит? Просто за то, что он гей?» Лиззи отвечает ему, что не ненавидит, а любит его. Любила и тогда, после встречи в Тэзе, и не любила никогда и никого, кроме него.
Поняв, что им не суждено быть вместе, она решила уйти из мира, но сейчас просит его оставить грех, навсегда завязать с гомосексуализмом, наркотиками и прочей мерзостью. Она долго рассказывает ему о том, что это не любовь, а разврат, низкая распущенность и поиск острых ощущений. Но хотя есть и ужасные грехи, однако искреннее покаяние открыто каждому.
У Лиззи есть предложение. Если Тангейзер отправится в Ватикан в пешее паломничество и получит прощение своих грехов у Папы, она готова остаться в миру и выйти за него замуж.
Покаяние не слишком пленяет Тангейзера, но ему очень нравится Лиззи, и он думает о том, что прошвырнуться пешком в Италию, сходить на исповедь к Папе - это прикольно и небольшая цена ради того, чтобы получить Лиззи. Он соглашается и спрашивает девушку, напустив серьезности, что раз уж у них такой уговор, то нельзя ли что-то получить авансом. Лиззи вспыхивает и едва не выставляет его за дверь, но потом решительным жестом берет нож, надрезает свою и его ладонь, а затем, соединив их, запечатлевает его губы поцелуем. «Теперь иди. Я поклялась и от клятвы не отступлю».
Проходит полгода. Лиззи мучительно умирает в хосписе от скоротечно развившегося СПИДа. Гомосексуалист и наркоман Тангейзер был, разумеется, ВИЧ-инфицирован, и при клятве вирус передался девушке.
Рядом с ее постелью дежурит Вольфрам фон Эшенбах, много лет в нее тайно влюбленный. Лиззи говорит с ним сквозь боль о том, что ни о чем не жалеет. Она хотела стать монахиней, посвятить себя Христу, а потом отказалась от обета, решив отдать себя Тангейзеру. Но Господь нашел другой, еще более простой способ призвать ее к Себе. А эта боль, эта унизительная слабость - они даже радуют ее, так как она все время молится за своего любимого и за то, чтобы Бог простил его грехи. Жаль только, что он все не возвращается и, наверное, она его больше не увидит.
Лиззи просит Вольфрама сделать погромче католический телеканал, транслирующий концерт с площади Святого Петра. Хор паломников поет чистый гимн о возвращении в Отчизну, небесную и земную, и о прощении, которое дарит Господь. Где-то в толпе, которую показывает камера, ей чудится Тангейзер, и она с радостной улыбкой отдает последний вздох.
Проходит едва час после ее смерти, как на пороге палаты появляется Тангейзер. Он растерян и разочарован. Он прошел вместе с группой паломников весь путь до Рима. Он пробился на исповедальную аудиенцию к Папе и рассказал ему обо всех своих грехах. Все, как и обещано было Лиззи.
Услышав его исповедь, Папа радостно улыбается и говорит: «Друг мой! Тебе не в чем каяться. Здесь нет никакого греха! Ты просто другой. Долгие тысячелетия предрассудки воздвигали стену между такими, как ты, и Богом, но сегодня этому придет конец. Мы стремимся отказаться от лицемерия и проводим новую политику терпимости. И здесь, в Ватикане, многие геи. И всегда было много геев. Нам пора уже покончить с тайной жизнью. Сейчас мы, кстати, готовим сборник «Рацветший жезл», посвященный моральной и молитвенной поддержке католиков-геев. Я бы очень хотел, чтобы ты дал в него свою поэму».
То ли память о пламенных словах Лиззи о грехе, то ли природный инстинкт бунтаря буквально сотрясают Тангейзера, и он опрометью убегает из папских покоев, пробегает мимо какого-то концерта на площади, садится в такси, и вот он уже в самолете Рим - Падерборн, вот он уже в Варбурге, но Лиззи больше нет. Эшенбах рассказывает о ее последних днях и последних словах. Тангейзер в ужасе от того, что он наделал, он потрясен тем, как она умерла по его вине и за него. Он мечется, проклинает себя и хочет что-то сделать во искупление своего греха.
И вот Тангейзер снова в баре Venus. Он берет микрофон. Посетители радуются, думая, что он споет очередную дерзкую песню. Но он вместо этого рассказывает историю Лиззи, держа в руках ее фотографию. Сперва многие свистят и выкрикивают «Парень, ты свихнулся? Зачем ты сюда пришел? Тебе надо в «Армию спасения». Но Тангейзер говорит так страстно и убедительно, что многие потрясены. В конце его речи все сидят молча.
И вдруг раздается визг: «Ублюдок! Что ты со мной сделал? Козел! Я не хочу умирать!» Это его прошлый любовник-барабанщик. Со всей силы он обрушивает на голову Тангейзера тяжелую пивную кружку. Поэт замертво падает на пол. Начинается бессмысленная и беспощадная драка. В бар врывается берлинская полиция, всегда стоящая наготове возле подобных заведений, и жестоко избивает всех присутствующих.
Прошел еще год. На кладбище Варбурга рядом две могилы - Лиззи и Тангейзера. Множество католиков собрались послушать речь архиепископа. Он говорит о том, что хотя эти двое и не были святыми, но их история - это пример искренней искупительной любви. И он верит, что оба - и Лиззи, и Тангейзер - обретут спасение. Но спасение невозможно, если грех перестать называть грехом и начать выдавать его за добродетель. С этими словами он приказывает принести весь поступивший в Вартбург тираж сборника «Расцветший жезл», обливает его бензином и на глазах у изумленной паствы сжигает, затем вонзив в оставшуюся кучку пепла свой архиепископский посох. Посох зацветает.
Поскольку мой "Тангейзер" явно многим понравился - вынесу-ка я его в отдельный пост...
Тангейзер, скандально известный рок-бард, проводит все вечера и ночи в алкогольном и наркотическом угаре в знаменитом берлинском гей-баре Venus. Он главный герой этой сцены, поющий о той жизни, которой живут завсегдатаи этого местечка.
Как-то, сидя в чил-ауте со своим любовником, барабанщиком-негром, он видит в новостях сюжет о большом поэтическо-музыкальном фестивале Союза молодых католиков в Варбурге «Любовь не ищет своего». Тангейзер говорит, что хочет туда отправиться и выступить.
Приятель начинает издеваться, отпускает шуточки про патеров-педофилов, однако поэт резко отвечает ему, что родился и воспитан в католической семье, когда-то учился в семинарии, но ушел оттуда, потому что «они не принимают таких, как я», и до сих пор носит образок Девы Марии. Тот сплевывает и, грязно выругавшись, уходит.
Тангейзер приезжает в Варбург и идет к местному католическому архиепископу, чтобы получить согласие на участие в фестивале. Там, в приемной, он встречает Элизабет - Лиззи, девушку, с которой встретился несколько лет назад в летнем лагере в Тэзе и ее полюбил. Ему казалось, что Лиззи он тоже нравится, но на его грубые домогательства она ответила решительным «нет», и они расстались и более не виделись.
Оказывается, Лиззи - племянница архиепископа и сама пишет отличные стихи, но теперь она выступать не будет, потому что сама член жюри фестиваля. Она готовится вскоре принять монашество в ордене кармелиток, по примеру своей любимой святой Терезы Лизье, и проводит в миру последние месяцы. Она очень рада видеть Тангейзера и говорит, что нет нужды беспокоить дядю - она сама решит вопрос с его участием.
И вот на стадионе собираются тысячи молодых католиков со всей Европы. Со сцены молодые поэты читают очень политкорректные поэмы о любви к обездоленным, больным СПИДом и страдающему от прорусских сепаратистов народу Украины.
Признанный фаворит состязания - молодой теолог Вольфрам фон Эшенбах - читает прочувствованную поэму о любви между молодым евреем - заключенным концлагеря и немкой-медсестрой. В финале немка раздевается, обривает себе налысо голову, собственноручно выдирает золотые коронки изо рта и становится в строй женщин, идущих в душегубку навстречу смерти.
И тут на сцену выходит Тангейзер. Он берет гитару и поет дерзкую песню о том, как он сидит в Venus под героином, лапая своего парня, и вдруг видит, как туда входит Христос и невидимо благословляет всех, а потом просит бармена проставить каждому гею и лесбиянке в этом баре по кружке пива. Написано отважно, остро, красиво. Половина зала разражается аплодисментами, вторая - ругательствами и проклятиями, часть зрителей демонстративно выходит - и только Лиззи сидит с побелевшим лицом, сжатыми губами и широко распахнутыми глазами.
Начинается дискуссия, и мнения экспертов разделяются. Одни высказываются за более традиционный и политкорректный опус Эшенбаха, другие считают, что надо быть открытыми, идти в ногу со временем, и голосуют за Тангейзера. Сам архиепископ - в душе твердый консерватор, выученик папы Ратцингера, терпеть не могущий всех этих ЛГБТ-безобразий, однако голосует за Тангейзера: он очень хочет приспособиться к новым временам и стать кардиналом.
Очередь доходит до Лиззи. Она сначала очень волнуется, но потом разносит Тангейзера в пух и прах. Она говорит о том, что песня кощунственна, отвратительна, представляет собой погоню за дешевыми эффектами. Да, Христос обедал в обществе блудников и мытарей, но для того, чтобы спасти их, а не для того, чтобы грешить вместе с ними.
И, в конечном счете, стихи Тангейзера являются почти плагиатом новеллы Акутагавы «Нанкинский Христос», только, саркастически замечает Лиззи, наглости «докрутить» сюжет подражателю не хватило. Мнение девушки переламывает обсуждение, и Тангейзер премии не получает.
Вечером Лиззи сидит у себя дома, когда вдруг раздается настойчивый звонок в дверь. На пороге изрядно пьяный Тангейзер, который пришел выяснить отношения: «За что она его так ненавидит? Просто за то, что он гей?» Лиззи отвечает ему, что не ненавидит, а любит его. Любила и тогда, после встречи в Тэзе, и не любила никогда и никого, кроме него.
Поняв, что им не суждено быть вместе, она решила уйти из мира, но сейчас просит его оставить грех, навсегда завязать с гомосексуализмом, наркотиками и прочей мерзостью. Она долго рассказывает ему о том, что это не любовь, а разврат, низкая распущенность и поиск острых ощущений. Но хотя есть и ужасные грехи, однако искреннее покаяние открыто каждому.
У Лиззи есть предложение. Если Тангейзер отправится в Ватикан в пешее паломничество и получит прощение своих грехов у Папы, она готова остаться в миру и выйти за него замуж.
Покаяние не слишком пленяет Тангейзера, но ему очень нравится Лиззи, и он думает о том, что прошвырнуться пешком в Италию, сходить на исповедь к Папе - это прикольно и небольшая цена ради того, чтобы получить Лиззи. Он соглашается и спрашивает девушку, напустив серьезности, что раз уж у них такой уговор, то нельзя ли что-то получить авансом. Лиззи вспыхивает и едва не выставляет его за дверь, но потом решительным жестом берет нож, надрезает свою и его ладонь, а затем, соединив их, запечатлевает его губы поцелуем. «Теперь иди. Я поклялась и от клятвы не отступлю».
Проходит полгода. Лиззи мучительно умирает в хосписе от скоротечно развившегося СПИДа. Гомосексуалист и наркоман Тангейзер был, разумеется, ВИЧ-инфицирован, и при клятве вирус передался девушке.
Рядом с ее постелью дежурит Вольфрам фон Эшенбах, много лет в нее тайно влюбленный. Лиззи говорит с ним сквозь боль о том, что ни о чем не жалеет. Она хотела стать монахиней, посвятить себя Христу, а потом отказалась от обета, решив отдать себя Тангейзеру. Но Господь нашел другой, еще более простой способ призвать ее к Себе. А эта боль, эта унизительная слабость - они даже радуют ее, так как она все время молится за своего любимого и за то, чтобы Бог простил его грехи. Жаль только, что он все не возвращается и, наверное, она его больше не увидит.
Лиззи просит Вольфрама сделать погромче католический телеканал, транслирующий концерт с площади Святого Петра. Хор паломников поет чистый гимн о возвращении в Отчизну, небесную и земную, и о прощении, которое дарит Господь. Где-то в толпе, которую показывает камера, ей чудится Тангейзер, и она с радостной улыбкой отдает последний вздох.
Click to viewПроходит едва час после ее смерти, как на пороге палаты появляется Тангейзер. Он растерян и разочарован. Он прошел вместе с группой паломников весь путь до Рима. Он пробился на исповедальную аудиенцию к Папе и рассказал ему обо всех своих грехах. Все, как и обещано было Лиззи.
Услышав его исповедь, Папа радостно улыбается и говорит: «Друг мой! Тебе не в чем каяться. Здесь нет никакого греха! Ты просто другой. Долгие тысячелетия предрассудки воздвигали стену между такими, как ты, и Богом, но сегодня этому придет конец. Мы стремимся отказаться от лицемерия и проводим новую политику терпимости. И здесь, в Ватикане, многие геи. И всегда было много геев. Нам пора уже покончить с тайной жизнью. Сейчас мы, кстати, готовим сборник «Рацветший жезл», посвященный моральной и молитвенной поддержке католиков-геев. Я бы очень хотел, чтобы ты дал в него свою поэму».
То ли память о пламенных словах Лиззи о грехе, то ли природный инстинкт бунтаря буквально сотрясают Тангейзера, и он опрометью убегает из папских покоев, пробегает мимо какого-то концерта на площади, садится в такси, и вот он уже в самолете Рим - Падерборн, вот он уже в Варбурге, но Лиззи больше нет. Эшенбах рассказывает о ее последних днях и последних словах. Тангейзер в ужасе от того, что он наделал, он потрясен тем, как она умерла по его вине и за него. Он мечется, проклинает себя и хочет что-то сделать во искупление своего греха.
И вот Тангейзер снова в баре Venus. Он берет микрофон. Посетители радуются, думая, что он споет очередную дерзкую песню. Но он вместо этого рассказывает историю Лиззи, держа в руках ее фотографию. Сперва многие свистят и выкрикивают «Парень, ты свихнулся? Зачем ты сюда пришел? Тебе надо в «Армию спасения». Но Тангейзер говорит так страстно и убедительно, что многие потрясены. В конце его речи все сидят молча.
И вдруг раздается визг: «Ублюдок! Что ты со мной сделал? Козел! Я не хочу умирать!» Это его прошлый любовник-барабанщик. Со всей силы он обрушивает на голову Тангейзера тяжелую пивную кружку. Поэт замертво падает на пол. Начинается бессмысленная и беспощадная драка. В бар врывается берлинская полиция, всегда стоящая наготове возле подобных заведений, и жестоко избивает всех присутствующих.
Прошел еще год. На кладбище Варбурга рядом две могилы - Лиззи и Тангейзера. Множество католиков собрались послушать речь архиепископа. Он говорит о том, что хотя эти двое и не были святыми, но их история - это пример искренней искупительной любви. И он верит, что оба - и Лиззи, и Тангейзер - обретут спасение. Но спасение невозможно, если грех перестать называть грехом и начать выдавать его за добродетель. С этими словами он приказывает принести весь поступивший в Вартбург тираж сборника «Расцветший жезл», обливает его бензином и на глазах у изумленной паствы сжигает, затем вонзив в оставшуюся кучку пепла свой архиепископский посох. Посох зацветает.