Прот.А.Шаргунов на богослов.ру о фильме о.Тихона

Mar 23, 2008 06:04

Протоиерей Александр Шаргунов, преподаватель МДА и С, Москва
19 марта 2008 19:56
Не новость, что, уклоняясь от оценки судьбоносных событий, иные богословы твердят, что это «политика», от которой Церковь должна держаться подальше. Поражает даже не искажение, а просто отсутствие какой бы то ни было христианской историософии. Создается впечатление, что они никогда не слыхали учения святых отцов о значении законной государственной власти как «удерживающего» пришествие антихриста.

Евангелие - это не идеология
О заметке В.В. Буреги по поводу фильма «Гибель империи. Византийский урок»
1. «Евангелие - это не идеология. И христианская миссия - не пропаганда. К сожалению, этот урок мы, похоже, еще не выучили», - так завершает В.В. Бурега свои критические размышления о фильме о.Тихона (Шевкунова) «Гибель империи. Византийский урок».
Кто будет спорить: существует опасность подмены религии идеологией. Как это происходит? Нашей «национальной идеей» в течение тысячи лет всегда было Православие. Но когда Православие перестает быть верой в Бога, оно становится приложением к какой-нибудь идеологии. Что это значит?
Христиане рассматривают творение как добрую реальность, потому что оно от Бога. Конечно, «мир лежит во зле», и творение поражено грехом. И «оно стенает и мучится доныне», «ожидая откровения сынов Божиих» (Рим. 8, 19-22). Христиане никогда не обожествляли мир, не превращали его в идола. Но, прежде всего, христиане знают, что мир вышел из рук Божиих, и что он в основе своей «хорош весьма» (Быт. 1, 31). Этот лейтмотив книги Бытия - не только поэтическая, но и догматическая, Богооткровенная формула. Христиане знают, что все зло в мире уже побеждено Христом. Поэтому задачей человека является не переустройство мира, а участие в Христовой победе.
А идеолог, сознает он это или нет, заменяет библейское Откровение своим собственным. Желая преодолеть зло, он отвергает мир таким, каким его создал Бог. И стремится «создать его заново» по своим представлениям. Он, не задумываясь, выдает за «творца мира» себя самого. По существу, идеология начинается с отрицания первой страницы книги Бытия - с отказа от творения как условия своего собственного существования. Для идеологии существует «сверхреальность», которая лучше реальности. И которая оправдывает разрушение всего, что существует, и всего, что люди построили до сих пор. При этом идеолог не довольствуется отказом от реального мира - он начинает обожествлять созданный им антимир. Он не ценит мир таким, каков он есть, но превозносит анормальное. Он отказывается от всех религиозных ценностей и придает религиозную ценность тому, что наиболее удалено от нормальной жизни. Этот отказ касается сущности библейского Откровения и, значит, - сердца христианской веры. Это признак, по которому следует отличать идеологию от религии. Даже если идеология называет себя «русской национальной», и даже «православной».
Неужели нужно доказывать, что все эти характеристики «подмены религии идеологией» к фильму о.Тихона (Шевкунова) не имеют никакого отношения. Через весь фильм красной нитью проходит одна простая мысль: всякое отступление от чистоты христианской веры, попытка «создать мир заново» по своим представлениям - с неизбежностью приводит к крушению во всех сферах жизни.
Невозможно также понять, как ухитрился В.В. Бурега уравнять художественные средства, раскрывающие основы православного мировоззрения, с «методом пропаганды правильного понимания современности» голливудских фильмов. «Критикуя Запад, - иронизирует В.В. Бурега, - автор активно использует классические методы западной же пропаганды. Но при этом «Гибель империи» явно уступает западным образцам». Фильм о.Тихона (весь его видеоряд), по общему мнению, несомненно сделан с хорошим вкусом, и сравнение его с глянцевитой плакатностью Голливуда более чем странно. Так же как способность В.В. Буреги быть придирчивым к мелочам, не замечая главного.

2. «Идеология всегда связана с вопросом власти», - справедливо замечает В.В. Бурега. И это значит, что кроме ясно читаемых всеми параллелей с сегодняшней российской действительностью, «чрезмерно навязчивой агитации, которая лишь отталкивает думающую аудиторию», в фильме есть нечто более существенное. Он наводит на размышления о еще одной опасности - «языческого монархизма».
Да, такая опасность - языческий монархизм - существует и, следует сказать, даже в Церкви. Апостол Павел говорит, что в последние времена люди будут более сластолюбивы, нежели боголюбивы. И мы можем сказать в связи с этой темой - более царелюбивы, чем боголюбивы.
Вопрос стоит предельно просто: что дороже для людей - внешнее благополучие, которое обеспечивает православная монархия, или создание наиболее благоприятных условий спасения для большинства людей, которое может быть благодаря власти, построенной на христианских принципах. (Любящим Бога все содействует во благо, но среднему человеку не выжить при очень неблагоприятных нравственных условиях.)
Понятно, что хорошо бы иметь и то и другое. И мощь государства, и экономическое процветание, и в то же время - такую общую атмосферу жизни, где не грех является нормой, а совесть и стыд, Христова заповедь. Но что из всего этого дороже? Что занимает первое место? Оказывается, подобный выбор может быть решающим.
Перед Понтием Пилатом богоизбранный народ сделал безумный выбор: «Нет у нас царя кроме кесаря». Это было отречение от Царства Божия и от Царства Его Помазанника. Римская империя, не знавшая истинного Бога, официально обожествила кесаря. Израиль, избранный Богом народ, также предпочел языческого великодержавного бога - так был расторгнут завет с Богом. И то же самое по сути произошло с Византией.
И то же самое было в 1917 году. Российская империя в лице своей знати отреклась от своего Императора, ибо, прежде всего, он был нужен ей не как Помазанник Божий, а как кесарь великой державы. Измена нашей аристократии, отречение ее от царского престола была следствием более глубокой измены, более глубокого отречения. И то же самое может повториться теперь. Мы уже видели несколько лет назад вариант с Гогенцоллерном, теперь могут опробовать вариант так называемого православного президента. Причем этот языческий монархизм, погубивший Россию в 1917 году и готовящийся на заключительном этапе истории украсить власть высшего беззакония (Содома и маммоны) печатью высшей правды - Крестом, может быть крайне агрессивным. Как замечательно сказал один проповедник: «Такой монархизм способен расправиться с кротостью Давида-царя ради безумного величия Саула».
Когда Церковь призывается к покаянию в цареубийстве, нельзя забывать, что оно должно быть неразрывно с покаянием в богоубийстве и противодействовать ему. Это было убийство Помазанника Божия, покушение на благодатный принцип власти, на Самого Бога и заповедь Его.

3. Необходимо осознание ответственности Церкви за судьбы Отечества. Разумеется, Евангелие - это не трактат политической философии. И мы понимаем, что Христос не случайно отказался от власти, которую предлагали Ему, что кесарь - это не Бог, и что «князь мира сего» - не шутка. Однако при осмыслении тайны истории и нашего призвания мы не можем быть безразличными по отношению к тому, какая в мире власть, и как она осуществляется.
«Тайна беззакония» - не в одних только наших личных грехах, нашем личном отвержении Бога. Существует организованное, государственное противление Богу, которое раскрывается в истории. Весь Ветхий Завет повествует о борьбе языческих народов против богоизбранного народа, и Новый Завет в Откровении Иоанна Богослова говорит о том же самом, только на еще большей глубине.
Недавно прославленный сербский святой, преподобный Иустин Попович, писал: «В наше время существует немного людей с живым ощущением истории. Обычно события оцениваются фрагментарно, вне их исторической целостности. Эгоистическое ослепление, будь то индивидуального, национального или классового характера, заключает человеческий дух в беспросветные норы, где он мучается в своем собственном аду. Выхода оттуда нет, потому что нет человеколюбия. Не может человек выйти из своего адского солипсизма, если подвигом самоотверженной любви не перенесет душу свою в других людей, служа им евангельски преданно и искренно. Меня всегда радует, когда я среди интеллигентов встречаю человеческое существо, обладающее здоровым чувством истории».
Не новость, что, уклоняясь от оценки судьбоносных событий, иные богословы твердят, что это «политика», от которой Церковь должна держаться подальше. Поражает даже не искажение, а просто отсутствие какой бы то ни было христианской историософии. Создается впечатление, что они никогда не слыхали учения святых отцов о значении законной государственной власти как «удерживающего» пришествие антихриста. Хотя В.В. Бурега пишет: «Дело здесь не в достоинствах пропагандируемых в фильме идей, а в используемых режиссером методах», это не более чем маскирующая фраза. «На просмотре фильма «Гибель империи» я почувствовал, что попал под достаточно мощный агитационный пресс, - восклицает В.В. Бурега. - Обидно и больно было осознавать, что в очередной раз за скобки вынесли не только историческую реальность в ее уникальном живом потоке, но и человека, свободно определяющегося в этой реальности». Слышен крик «о стремлении ограничить богодарованную человеческую свободу и подчинить человека с целью последующей манипуляции им», и этот крик, как справедливо отмечает Д.В. Сафонов, явно звучит в унисон с критическими нападками либеральной прессы. Объяснение В.В. Буреги в его ответе Д.В. Сафонову, что он обвиняет не о.Тихона, подменяющего миссию пропагандой, а «его пропаганду», - слишком тонко и весьма туманно.

4. В заключение приведем две «идеологических» цитаты из Константина Леонтьева, которые, как нам кажется, перекликаются с основной идеей фильма о.Тихона и нашей темой. «Невозможно нам, не губя России, идти дальше по пути западного либерализма, западной эгалитарности, западного рационализма». «Неужели мы, русские (и все славяне с нами вместе), в самом деле, раз и навсегда уже прикованы к разбитой колеснице Запада? Неужели нет никакого поворота с этого общего пути, на котором уже нет спасения?»
И еще одна цитата из К. Леонтьева: «Опасен не чужеземный враг, на которого мы всегда глядим пристально исподлобья; страшен не сильный и буйный соперник, бросающий нам в лицо окровавленную перчатку старой злобы. Не немец, не француз, не поляк, полубрат, полу-открытый соперник. Страшнее всех их брат близкий, брат младший и как будто бы беззащитный, если он заражен чем-либо таким, что, при неосторожности, может быть и для нас смертоносным. Нечаянная, ненамеренная зараза от близкого и бессильного, которого мы согреваем на груди нашей, опаснее явной вражды отважного соперника» («Византизм и славянство»).
Previous post Next post
Up