ГРОЗА НАД КИЖАМИ 1986 "Литературная Газета"
«ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА», 9 апреля 1986 г. (Иллюстрации добавлены мной для наглядности сейчас. С.К.)
ГРОЗА НАД КИЖАМИ
Геннадий СОРОКИН,
секретарь правления Союза журналистов Карельской АССР
И тогда, оглядевшись вокруг, спросив на всякий случай, отчего в комнате реставраторов столько столов и почти все пустые, подумав, что вот за этими столами и рождался проект полного и окончательного посрамления Кижей, возопив в душе, я смиренно предложил:
- А что, если мы вот сейчас выйдем на улицу и первому же прохожему в двух-трех словах объясним суть вашего проекта? Что он скажет, как вы думаете?
Помолчали. Смирнов осторожно сказал:
- Если в двух словах, мнение может быть субъективным.
У него тихий, но очень убедительный и - говорю абсолютно без подвоха - искренний голос. У Николая Ивановича.
- Сначала может и не принять - посомневался и Гнедовский -Но если вдумается в проблему...
Борис Васильевич, подумав еще, попенял моему умыслу:
- И потом, зачем вообще так ставить вопрос: первому прохожему? Это же бессмыслено.
А то, что задумано моими собеседниками, - осмысленно?
За тридцать лет почти непрерывной реставрации Преображенскую церковь в Кижах (да-да, ту самую 22-главую) довели до такого состояния, что сами же реставраторы пишут акты о возможном ее обрушении. Чтобы поддержать сруб, решили внедрить металлический каркас,- для этого выломали и выкинули вон все изнутри церкви, кроме голых стен. Теперь каркас можно снять только вместе с церковью. Тупик.
http://vkontakte.ru/album3950780_9104083?s=1#/photo3950780_214929409
Решение из института «Спецпроектреставрация» спустили такое: и в самом деле - вместе с церковью!
Сначала от причала в Кижах дорога к ансамблю, все идут туда. Летом на ней как в Эрмитаже. Или в Михайловском. Кто был, пусть скажет, преувеличиваю ли я. Налево дорога уходит к деревне Васильево. Там, на дальнем полигоне, московские реставраторы и собираются воздвигнуть останки знаменитой на весь мир Преображенской церкви, которую они намерены снести и поставить в другом конце острова тремя отдельными фрагментами.
http://vkontakte.ru/album3950780_9104083?s=1#/photo3950780_214929406
Три фрагмента - это три восьмерика, каждый под своей персональной крышей. С церкви поснимают все главки, а главный купол поставят на лугу: полюбуйтесь, друзья, «фрагментами», постигайте секреты древненго плотницкого мастерства!... Я испытал мало с чем сравнимое ощущение стыда, лицезрея со вкусом оформленные громадные планшеты, на которых эти три обрубка показываются с разных сторон, причем с одной из них на горизонте просматривается та же Преображенская церковь, только без лесов и не в таком жалком виде, как нынче стоит, а новенькая, фасонистая, с иголочки.
Это макет в натуральную величину, кукла на витргине института «СПР», бездушная копия. Шедевр квазиреставрации, убравшей подлинник, чтобы сним не возиться, и воздвигавшей макет, чтобы им любоваться в своем тесном авторском кругу. Подлинник в это время можно будет неотчетливо видеть где-то за деревней Васильево размазанным на поляне. Беспокойство переходит в тревогу, хочется немедленно вскричать во след Огюсту Родену: «О, я вас умоляю во имя наших предков и ради наших детей, не разрушайте больше ничего и не реставрируйте».
НАС ПРОСТО ДУРАЧИЛИ с реставрацией Кижей. Если право на проектирование и ведение работ по Кижам «Росреставрация» отбила себе еще в 1975 году, то собственно проект появился, можно сказать, днями. В январе 1986 года в Петрозаводске на ученом совете музея «Кижи» и Министерства культуры Карельской АССР он был обнародован впервые. Впечатление было почти шоковое: многие годы бульканья и бумажной жвачки ради того лишь, чтобы разрушить подлинник! Ради макета! Зачем столько мистики, зачем до последнего момента рассуждать о многих вариантах реставрации, когда уже решено: будем ставить копию! Отлично понимали, к чему идет реставрация Кижей, и не поднимали шума потому лишь, что иначе ведь и эхо будет... когда осыплются с церкви все ее 22 главки.
В пятидесытые годы архитектор А.В.Ополовников снял с Преображенского храма обшивку, маскировавшую его под камень (размалевка), и все ахнули: кто же догадался эдакую красоту в ящике держать? Хлынул народ, и пошли легенды. Об отсутствии гвоздей, о том, что храм одним топором срублен, что тапор в озеро заброшен. Все сильно преувеличено. Любой сруб без гвоздей ставят: лемеха на главках - а их около ста тысяч - уже в 1714 году коваными гвоздями прибивали: на срубе есть следы не только топора, но и долота, и коловорота.
Кто построил этот храм, самый загадочный из всех, что сделаны из дерева? Не знаем. Но отношение к зодчему такое же, наверное, как, например, к автору «Слова о полку Игореве»: кижский гений. Напор туристов столь велик, что зимой туристов сюда на самолетах возят, без посадки - только облетом. Знаю один случай такого рода: с самолета туристам показывают рисунки в пустыне Наска в Южной Америке. Но Кижи - это другое.
Ну как, в самом деле, рассказать, что такое Кижи, если этого не пережить? Если не видеть и не понимать, что это подвиг и вершина не одной лишь безвестной мужицкой артели, не Зодчего лишь, а всеземной цивилизации нашенской?
Но вот сняли с храма обшивку, под которой, по некоторым подсчетам, он простоял около 110 лет - и роковым образом включился и заработал механизм старения. Церковь стала ветшать арямо на глазах. Я далек от мысли обвинять Александра Викторовича Ополовникова - он в те годы работал яростно и небывало плодотворно, спасая множество памятников деревянного зодчества. Возможно, понадеялись на химическую консервацию - в те годы авансов на этот счет не в пример нынешней озадаченности было много. Сейчас при встрече он мне говорил, что единственно возможный вариант реставрации - полная раскатка церкви и ремонт с последующей сборкой. Не мне спорить, но все-таки большинство специалистов в голос говорят, что снятие обшивки - это (если понимать, что наука и по сию пору вроде бы не разработала надежных методов консервации дерева) роковой шаг, а раскатка, возможно и вариант, но только не для Кижей! Собор построен через семь лет после указа Петра I о запрете на постройку церквей из дерева, и это был апофеоз деревянного зодчества. Теперь уж таких плотников не найти, да и найти - полдела: а вдруг не выстроить?
Когда стало ясно, что церковь ветшает, и с каждым годом все быстрей и безнадежней, появились первые проекты по инженерному укреплению, химзащите и реставрации Кижей. Разом вспыхнула полемика вокруг предельных сроков жизни древесины, вокруг жучков и грибков, проедающих сруб, вокруг раскатки и вывешивания лесов и каркаса, атмосферных деструкций, лемехов и протечек и т.п. Когда читаешь материалы на этот счет, церковь начинает колебаться в жарком мареве дискуссий, как огромная зыбкая, ходуном ходящая гора бревен, и разговоры о замене отдельных венцов стали казаться чем-то вроде игры в бирюльки, когда нужно так вытянуть спичку из горки, чтоб остальные не шевельнулись.
Первый проект «СПР» провалился, и тогда же возник очень перспектавный проект группы Московского архитектурногоинститута под руководством профессора Л.М.Лисенко (я к нему еще вернусь), но реноме института «СПР» и выгоды, с почетным заказом связанные, были спасены целой системой отлаженных мероприятий. Сначала появился акт о состоянии церкви, где таковое характеризовалось хуже некуда: вот-вот произойдет самобрушение. Лишь спустя несколько лет выяснилась полная несостоятельность исследований, на основании которых сделаны были столь роковые выводы. Уж так задумано: если церковь не сегодня завтра упадет, то какие там еще проекты - ее срочно спасать надо, а для этого ничего лучше внутреннего каркаса нет. Следовательно, остается принять предложения «СПР»: укрепить и... разрушить.
Это не игра слов. Можно ли считать укреплением церкви полное уничтожение ее интерьера, последующее возведение внутреннего каркаса и завершающую ломку всей церкви вместе с каркасом ради установки копии? Однако в Министерстве культуры РСФСР быстро сформировалось мнение в пользу проекта «СПР». Заместитель министра В.М.Стриганов распорядился отправить в Петрозаводск срочную телеграмму о немедленном закрытии Преображенской церкви для туристов. А один из консультантов - В.Травуш выдвинул даже предложение для протокола: не худо бы запретить публикацию статей о реставрации в Кижих «без разрешения соответствующих органов». Вот отреставрируемся - тогда и пишите.
И церковь закрыли. Вокруг нее вырос целый городок из бытовок и спецпомещений, а внутри уже «раздавался топор дровосека» - там выламывали пространство для металлического каркаса. Зрелище не для людей с нормальной психикой. Сотворили в конечном итоге абсолютную пустоту, до краев заполненную семиэтажной железной этажеркой. Храм попросту «повесили на вешалку».
Туристов теперь подводили только к одному из уголков церкви и расказывали о мировой жемчужине деревянного зодчества, северном Парфеноне, русских Помпеях... Снаружи, впрочем, тоже мало что можно было разглядеть: с 1968 года церковь одета в леса.
Поразительный факт: выросло целое поколение сотрудников и экскурсоводов музея, не разу не видевших церковь без лесов! Разве в том же роковом восьмидесятом: в октябре сняли старые леса и долго, почти месяц, любовались храмом в самородном виде.
И тут же поставили новые.
Зачем вообще леса? В основном для контроля за срубом - иных работ не ведется. С лесов во время таяния снега влага попадает на стены...
Я ПОМНЮ не столь давнюю зарю отечественного туризма в этих краях с лихорадичным румянцем на ланитах, когда первые легионы паломников к отчественным святыням высадились на еще пустынных берегах и тут же принялись раздеваться. Как молоды мы были и наивны, гоняясь за дамами в бюстгалтерах и их спутниками в трусах и шляпах под оградой кижского ансамбля, и как мало понимали, что угроза несказанной красоте идет не от этих легкомысленных пар... Через год-другой люди разобрались, где снимать шляпу, и по всему острову звенели голоса экскурсоводов чуть не на всех языках мира. Будущее Кижей казалось даже более прочным, нежели прошлое. Сам облик их вызывал в душе мысли о вечном. О нетленности красоты. И о том еще, что дает человеку редкий памятник - может быть, только Кижи: о равновеликости содеянного самому человеку. Через единение с природой, непарадность плывущего в небе силуета, через близость кижского гения пушкинскому.
Может, за то и любим Кижи, что не подавляют они своим величием, как Шартрский собор или даже Сикстинская капелла, а, напротив, рождают чувство полетности, как бы поднимает человека ввысь над этими островами, над синей свежестью северных вод... будет ли это чувство столь же живым и трепетным, когда вместо творения Зодчего тут устроятся «фрагменты» института «Спецпроектреставрация»? Я-то знаю, что не будет, но знают ли это авторы проекта?
Гнедовский, чья подпись в бытность его главным архитектором института стояла под весьма многими документами, определившими нынешнюю судьбу Кижей, сказал мне так:
- Смирнов и Зайцев выступили со своими вариантами. Хорош он или плох, но это пока что единственный вариант. Все критикуют, а кто-нибудь что-нибудь предложил взамен? Практически?
Что «все критикуют» - это очень верно. Но даже проекты ЛИСИ, МАРХИ, проект А.В.Ополовникова, с раскаткой и последующей сборкой, проект доцента Б.Е.Шунгского из Петрозаводского университета, связанный с укреплением церкви гнутыми деревянными профилями, рекомендации Г.Г.Карлсена и другие. Б.В.Гнедовский вздыхает:
- Плюсквамперфект, давно прошедшее. Вопрос обсуждался в очень многих инстанциях. Считаю, что это не решение.
Главный инженер проекта Н.И.Смирнов присоединяется:
- Учитывая нашу организационную разворотливость, я сомневаюсь, что другой проект мог бы быть осуществлен, - памятник сначала нужнго было поддержать, а потом принимать меры.
По их ссобственному замыслу, Преображенский собор будет «обновляться» частями, ч течение нескольких лет.
- А что же в итоге?
- В итоге? - переспросил он - Это хорошо выполненная копия. Мы понимаем, что решение несколько необычно и даже, я бы сказал, революционно.
- Революционно?
- Ну, в какой-то степени. Но ведь необычен и сам памятник. В общем, я считаю этот проект единственным способом сохранить подлинник.
- Сохранить? Подлинник?
- Дерево можно будет сохранить не как конструкцию, а как материал,- невозмутимо отвечает Николай Иванович.
У меня естественным образом возник вопрос о научности проекта, о теоретической его обоснованности. Есть ли в теории реставрации такой необычный способ вообще, если считать, что памятник не рухнул, не сгорел в одночастье, не исчез в одну ночь, да и вообще выясняется, что он вовсе не авариен, во всяком случае точных данных по этому поводу нет?
Б.В.Гнедовский оживился:
- Теории реставрации как таковой не существует. Есть несколько взаимоисключавющих концепций реставрации, но я бы сказал, что единой библии этой науки нет.
- Но вы все-таки как-то советовались с теоретиками?
- Они ничего нам не смогут подсказать. Приоритет здесь за вопросами инженерного укрепления, тут наши теоретические институты поднимают руки вверх и говорят, что это не по их ведомству.
Конечно, теория - дело занудное, ну да ведь без нее воцаряется, как сказал один теоретик реставрации, «разнузданный эмпиризм». Можно еще напомнить о практичности хорошей теории, назвать иных классиков реставрации, которые ведь тоже не лаптем щи хлебали... Да хоть бы и лаптем: мужики, что храм строили, не в модельных туфлях хаживали. Одним словом, решив, что Борис Васильевич прав и что к случайному прохожему обращаться за рецензией на их проект - дело не вполне разумное, я решил позвонить академику Лихачеву.
Дмитрий Сергеевич, узнав про сущность проекта «СПР», разволновавшись, чуть не кричал в трубку:
- Это, вы знаете, признание того, что мы бессильны что-либо сделать. Мы лишаемся первого и лучшего из памятников деревянного зодчества... Ну как же так? Я не верю, что при нашем техническом уровне ничего нельзя сделать для его сохранеия. Неужели мы уничтожим памятник своими руками? И вообще, что происходит? От рук реставраторов гибнет больше памятников, чем от всех иных ричин. Если есть объективные трудности, нужно прибегнуть к международной консультации, как это было с Парфеноном. Кижи - памятник мировой культуры.
С ТЕХ ПОР как человек взял в руки топор, он не создал ничего, равного Кижам. Теперь топор в руки собираются взять ученые мужи.
Отчего же я называю проект «СПР» топорной работой? Ни когда предлагали свою «организационную разворотливость» и отталкивали всех иных проектантов от Кижей, ни когда всаживали в храм каркас и выбрасывали оттуда интерьер, ни когда творили собственный проект, - ни разу не опирались на подлинные исследования храма. Беглый «органолептический» осмотр и легкие измерения крена, даже глядя в телескоп, исследованияими не назовешь. Это стало ясно, когда минувшим летом группа исследователей из Ленинградсой лесотехнической академии «прозвонила» примерно треть бревен сруба и пришла к неожиданному выводу, что акты о возможном самообрушении - сущая липа и что храм еще вполне жизнеспособен. Конечно, его слегка «повело», иные венцы повыперло, а атмосферная деструкция и жучки - настырный народец-уродец - серьезно попортили поверхность, и рано еще делать окончательные выводы, пока не будет исследована остальная часть сруба. Но ведь не факт разве: собираются разрушить вполне еще жизнеспособный памятник.
Но, впрочем, главное в другом.
Есть в авторской группе профессора Л.М.Лисенко молодой архитектор В.Б.Бутурлинцев. У него дома я с нарастающим изумлением рассматривал совершенно уникальные чертежи Кижей: например, диагональный разрез храма, где помечено точное положение каждого бревна в срубе со всем отклонениями, или готовые чертежи малозаметной внутри каркаса пристенной конструкции, при которой сохраняется весь интерьер храма (это и есть, к слову, прерванный по воле «Спецпроектреставрации» проект Л.М.Лисенко). Но когда Владимир Борисович Бутурлинцев под конец показал мне чертежи и рисунки системы аэрации храма, я, без всякого преувеличения, слегка онемел. Теперь, с его разрешения (работа еще не была опубликована), я обнародую эту теорию, открытую им на примере Кижей и, как рассказывал потом Л.М.Лисенко, вызвавшую поначалу недоверие на кафедре, когда Бутурлинцев сделал о ней доклад. Ее можно было бы оформить как изобретение, если бы, конечно, авторами не были сами создатели Кижей еще в XVIII веке.
Преображенская церковь - летняя, то есть неотапливаемая. Перед мастерами стояла задача, которая и иному проектному институту не под силу: организовать постоянную подачу свежего воздуха в каждый уголок сруба изнутри, и не каждый ветер извне для этого годился. Только сухой. Розу ветров они на острове знали досканально. Затем - сложная система волоковых проемов в срубе. Я не знаю, как именно сумели рассчитать мастера места для этих проемов, сквозь которые поступал воздух. Пройдясь по всем закоулкам, освежив изнутри каждую маковку, он в принудительном порядке изгонялся затем из храма через другую систему волоковых проемов. Я невольно сравнил эту систему со сложными путями движения веществ внутри живой клетки: та же строгость и эффективность.
Так вот, большинство этих проемов, которые вообще-то больше были похожи на простые дырки в срубе, где в полбревна, где и вовсе казавшиеся недосмотром, наши реставраторы убрали еще когда снимали обшивку и потом подновляли вруб. Так что церковь стала загнивать по той простой причине, что ей перекрыли кислород. Она стала попросту задыхаться.
Чтобы раскрыть систему волоковых проемов, Бутурлинцев начал с розы ветров, а кончил изготовлением моделей срезов храма, через которую прогонял воду и тушь. Подбором, интуицией, вдохновением открыл он запечатанные животворные пути движения воздушных струй внутри храма и выяснил, что едва ди не основную роль в их распределении играла внутренняя крыша. Мы справедливо считали ее страховой - от дождя: под ней были два водостока, один под другим, и ведь в самом деле, ни одна капля дождя не могла проникнуть в кафоликон, где шла служба, за все годы жизни церкви. Пока крышу не убрали, конечно. Эта потайная крыша, по нынешним стандартам, весьма серьезное изобретение, нечто вроде мембраны, распределительного экрана с форсунками для системы вентиляции храма. Разломав ее, реставраторы покончили с принудительной вентиляцией окончательно.
Открытие В.Б.Бутурлинцева обнадеживает нас перспективой спасения памятников деревянного зодчества. Многое из них переносили на другие места, и иные начинали вдруг загнивать, хотя собирали их тщательно и ставили добротно. Ан ставили не так... Если дереву подавать сежий воздух, оно и не загниет никогда.
Вот ведь как оборачивается история с реставрацией... Отцы - создатели храма в Кижах не могли позволить себе роскоши узкой спецализации. Они простейшего прибора в глаза не видели и вынуждены были определять розу ветров, послюняв палец и выставив его куда следует. Они ставили церковь как единое целое, как конструкцию, которая могла присниться только в цветном сне на цветном лугу. Немыслемый синтез архитектуры, инженерии, механики, газодинамики и искусства. Если говорить нашим языком, они поставили на острове двенадцатиэтажное здание из дерева и таким образом, что оно было как бы на самоконсервации, объединенное в одно звенящее и чистое целое. Это весьма сложная газодинамическая система, которую В. Бутурлинцев буквально вычислил, произведя археологические раскопки в наслоениях, сотворенных на нашей памяти.
КАК ЖЕ ТЕПЕРЬ БЫТЬ? Чтобы восстановить способность храма к самоконсервации, мало прорубить забитые проемы: надо внутреннюю крышу восстанавливать. А ведь это чревато: каркас, овеществленная придумка «Спецпроектреставрации», подперший церковь, как ишиас, дался нам в обмен на столь многое, что потери неисчислимы.
Мастера ставили храм меньше пяти лет, институт «СПР» в течение одиннадцати лет твердит об аварийности сруба, но и за полный цикл солнечной активности не сумел приступить к собственно реставрации. А возведением каркаса фактически продлил свою бездеятельность на неопределенное время. Возможно, на то, за которое церковь, сгнив окончательно, сползет с каркаса, и мы увидим ржавые плоды работы проектного института.
На заседании ученого совета министр культуры Карелии О.М.Стрелков сказал: «Не смотря на огромные расходы, к работе мы до сих пор приступить не готовы». Директор музея «Кижи» М.В.Лопаткин сообщил присутствующим, что институт израсходовал уже свыше полумиллиона рублей на церковь, в то время как необходимые данные и соответствующая помощь поступают не от «СПР» как от генерального подрядчика, а от людей со стороны, и причем без копейки денег.
В самом деле, бескорыстие, подвижничество, устремленность к сохранению народной культуры идут совсем не от ведомства, которому надлежит этому заниматься. Это идет от вечного пленника Кижей профессора В.П.Орфинского из Петрозаводского университета им О.В.Куусинена, который со своей группой на общественных началах за несколько лет составил полную инвентаризацию деревянных памятников Карелии и во многом русского Севера в целом. Это идет от сотрудницы ВООПИК в Петрозаводске В.Хеглунд, от журналистки Г.Акбулатовой, работника совета по туризму и экскурсиям В.Сайкова, от В.Крылова и его группы из Ленинградской лесотехнической академии, от студентов, работающих здесь каждое лето на реставрации, обслуживании туристов. От группы В. Анисимова, биолога из Карельского педагогического института, которая отремонтировала многие памятники в Карелии, поставила молниезащиту почти на всех кижских памятниках, причем без лесов - по-альпинистски.
На их примере видно, как нужны нам поступок, желание сделать, а не одни лишь разговоры и упреки в «некомпетентности». Почему же так получилось, что все эти люди оказались своего рода проотивовесом институту «Спецпроектреставрация», отчасти как бы извиняющим его деятельность перед потомками? Не потому ли, что и институт, и объединение «Росреставрация» в целом стали монополистами в деле реставрации памятников России? Уж столько их критиковали в печати, как ни обличали - все осталось без перемен.
Если, как писала «Правда» в статье «Реставраторы-комбинаторы», приписки в объединении «Росреставрация» достигли поистинен непристойных размеров и, скажем, на четырнадцати проверенных объектах обнаружен обман практически на каждом, если памятник реставрируется по десять и по двадцать лет, то, значит, не одна лишь личная злая воля токает реставраторов на скамью подсудимых, а что-то еще более серьезное и настойчивое? Это «что-то» - порочная система планирования и отчетности. Не пригодная вообще нигде, она тем не менее применяется в обычных строительных организациях. Там этот «отчетный вал» еще как-то сходит с рук, но в реставрационном деле оказывается сущей погибелью.
КИЖИ - непроходящая боль. Столько надежд возлагали на химическую защиту дерева, столлько средств и времени ушло на пропитку древесины у соседних часовен и церквей панельным способом по методу профессора С.Н.Горшина из Москвы - и все напрасно. Этот метод, которым собирались защитить и Преображенку, не дал ни гарантии (уже сегодня, через десять лет видно: вредители грызут дерево с тем же аппетитом), ни даже временной защиты, а сам профессор С.Н.Горшин в Кижах больше не объявлялся. Хотя научная логика вроде бы зовет не к морковному заговенью, а к проверке на отдаленные результаты.
Разговоры о том, что церковью Преображения в Кижах нужно немедленно, срочно, в ближайшее время, прямо с понедельника что-то делать, идут с шестидесятых годов. За эти годы здесь побывали миллионы и миллионы людей. Если взглянуть в зимний день с самолета, несущеготебя в Кижи, вниэ, увидишь там и сям цепочки лыжников. Они тоже - туда. Летом пароходство надрывается, и «Кометы», «Метеоры», трехпалубные туристские дредноуты везут в Кижистолько людей, что на острове тесно. Но кто из них видел Преображенку в чистоте и холе? Хоть раз?
Я не знаю людей, более любящих свои Кижи, чем работники музея. Но только они сами в состоянии рассказать о своих муках, когда, разбудив в себе давние струны ученичества и любви, открывают перед очередной группой туристов нетленную красоту, тлеющую прямо на глазах у всех.
Когда пришел наконец первый из рабочих проектов - тот, что связан с установкой металлического каркаса, ребята из музея сами взялись за топоры и пилы. Юрий Наумов, Сергей Куликов перешли на работу в плотницкие бригады, возглавили их... Это было дело. Но только спустя годы они узнали, какое именно!..
Теперь, похоже, музей становится активной силой в реставрации Преображенской церкви. Высказывается, в частности, пожелание создать временный научно-реставрационный коллектив, в который вошли бы специалисты всех необходимых профилей. Выражено также твердое убеждение в необходимости объявить конкурс проектов реставрации Кижей - возможно, даже международный. А тем временем пора наконец приступить к настоящему изучению церкви, к научным исследованиям сооружения, равного по своему историческому, архитектурному и эстетическому значению таким мировым памятникам, как пирамиды Египта, индийские храмы, Стоунхедж. Ибо все в нем сошлось, зазвенело, как чистое червоное дерево: и русская сказка, и былина, и буйное петровское время, когда отшумела Северная война и границы ушли далеко на запад, и русская удаль, и зодческий гений великого народа.
В НОЧЬ накануне освящения храма зодчий не спал - говорю это с полным убеждением, да и кто бы заснул? Когда летнее солнце показалось за озером, он повел свою лодку-кижанку вкруговую, и храм, только что нарожденный, убранный, вырастал перед ним с такой стремительной красотой, что желтые блики на зеленой траве, устремляясь кверху, по живой пирамиде прямо в небо, держали его в состоянии, близком к счастливому обмороку. Понимал ли он, что люди из всех стран мира будут стремиться сюда только чтобы взглянуть на это - на золотой фонд Космоса?
Кижи - один из нейронов русской культуры, которые, как известно, не заменяются...
Так что же, будем экспонировать руины? Смиримся с копией на месте подлинника? Или остановим топор и хорошенько подумаем, как отвести беду от Кижей?