Химическая консервация памятников. Надежды и разочарования.
Химический полигон на острове Гоголевском через мосток от острова Кижи, заложенный в 1969 году Сенежской лабораторией консервации древесины ЦНИИМОД. Здесь проходили испытания химические препараты, предназначавшиеся для химической консервации памятников архитектуры. Фото 1988(?)
Во второй половине 1970-х, работая в Карельской реставрационной мастерской, я как мастер Кижского стройучастка какое-то время занимался химической консервацией памятников деревянной архитектуры. В то время каждое лето на Кижи приезжал строительный отряд студентов-химиков Московского государственного университета. Именно будущим химикам сам бог велел заниматься «глубокой химической пропиткой построек без разборки» так называемым панельным методом. Этот метод был разработан Сенежской лабораторией консервации древесины. Стройотрядовцы обертывали объекты от конька до фундамента слоями фильтровальной бумаги, по которой раствор антисептика обычно из трех компонентов: пентахлофенолята натрия, буры и борной кислоты (ПББ), поставлялся к деревянным конструкциям.
Во избежание испарения воды фильтровальная бумага укрывалась полиэтиленом. Получался эдакий памятник в полиэтиленовом мешке, вернее в своеобразной ванне наполненной раствором. Процесс пропитки длился около месяца, чтобы раствор как можно глубже проник в древесину. (Кистевая обработка дает от силы один-два миллиметра при многократной обработке).
Понять, как раствор попадает внутрь дрвесины помогает это наглядное пособие. Вдоль волокон древесины вода проходит сантиметров на десять, тогда как поперек - всего на несколько миллиметров. При этом, если говорить о памятниках архитектуры, где смола в сердцевинной древесине уже модифицировалась почти в янтарь, никакому водному раствору проникнуть вглубь бревна просто не дано. Как впрочем и вода не может протащить глубоко за собой высокомолекулярные соли.
Сверху панели устанавливался сколоченный из досок лоток для залива раствора, внизу - лоток-приемник для приема излишков. По разнице залитого сверху и собранного в нижнем лотке раствора определяли, сколько раствора приняла в себя древесина памятника. Нехитрый, но с долей лукавства на усушку-утруску, расчет позволял вычислить содержание солей антисептика в «защитной оболочке» древесины памятника. Считалось, что эта просоленная ядовитая для грибов оболочка спасает древесину от дальнейшего гниения. Этот способ практически вымачивания древесины в растворе давал проникновение вглубь древесины значительно большую, чем просто кистевая обработка. В случае заражения древесины грибом и благоприятных условий для его развития кистевая обработка не помогала совсем.
О "пользе" химической обработки (в данном случае кистевой) для лечение инфицированной древесины хорошо говорят эти две фотографии одного и того же столба до и после обработки упомянутым выше препаратом ПББ. После испытания систем пожаротушения Преображенской церкви, когда внутрь ее было вылито не менее 30 м3 воды, произошла вспышка домового гриба на конструкциях, имевших контакт с землей. Было рекомендовано плодовые тела грибов соскоблить, а поверхность конструкций многократно обработать раствором ПББ. Через год этот столб пришлось срочно удалить из церкви воизбежание дальнейшего распространения гриба по конструкциям здания. За два года гриб съел бревно практически полностью, оставив лишь оболочку...
Боец стройотряда МГУ выкладывает фильтровальной бумагой пропиточную панель на срубе.
Разработчик панельного метода доктор технических наук Сергей Николаевич Горшин, руководитель Сенежской лаборатории консервирования древесины ЦНИИМОД, в своей книге «Консервирование древесины» (Изд. «Лесная промышленность», 1977) гарантировал защиту «уже частично загнивших объектов» на 50 лет и более.
Я в Сенежской лаборатории поздравляю доктора Сергея Николаевича Горшина с 70-летним юбилеем. Сентябрь 1978.
Эти гарантии звучали весьма вдохновляюще для неофита, вступающего на стезю реставрации!
Но первая же Всесоюзная конференция по консервации древесины, проходившая на ВДНХ, и приуроченная, если я не ошибаюсь, к юбилею С.Н. Горшина, забросила зерно сомнения в мою неокрепшую душу. Там прозвучало сообщение докладчика от какого-то не принадлежащего ЦНИИМОД ведомства о том, что применение известного кижанам пентахлорфенолята натрия (ПХФН) для обработки кормушек для свиней вызывает у животных язвы на теле, так как они трутся о кормушки, и отложение в печени этого химиката, так как свиньи еще и грызут их. Свиная печень со вкусом пентахлорфенолята, естественно, не рекомендовалась в продажу.
Я тогда не знал, что в Германии пентахлорфенол и его производные были запрещены для широкого использования еще в 1974, за три года до выхода книги Горшина. Затем вся Европа присоединилась к запрету, а мы тем временем обильно поливали наши памятники, в том числе жилые дома деревни Ямка, этим ядом вплоть до конца 1980-х. Авария на Чапаевском заводе химических удобрений, где производили этот химикат, положила конец его использованию в музее КИЖИ.
Однажды я не уберег студенток практиканток художественного училища, поселившихся в постройке на полигоне. Они, не смотря на предупреждение дров из опытного полигона не таскать, затопили-таки ими печь. Печь дымила. Девчонки с кашлем и соплями потом долго сидели под дождем на улице, не решаясь вернуться в газовую камеру с ядовитым, отнюдь не дровяным запахом.
А ведь для всего этого полигона должен был бы разработан особый режим утилизации как для ядохимикатов, когда его разбирали. Теперь на его месте благоустроенный котедж. И сколько химии захоронено на его территории, неизвестно. Утилизация пропитанных образцов, как и материалов от разборки пропитанных конструкций во время ремонтов производилась и производится безконтрольно. Очевидно, что счет за воздействие на природу многих тонн ядовитых веществ в любом случае придется оплачивать грядущим поколениям...
Посмотрите, какая информация размещена на Европейской «Инфокарте вещества» по поводу пентахлорфенолята натрия:
«Опасно! Согласно гармонизированной классификации и маркировке (CLP00), утвержденной Европейским Союзом, это вещество смертельно при вдыхании, токсично при проглатывании, токсично при контакте с кожей, очень токсично для водных флоры и фауны, очень токсично для водных флоры и фауны, так как оказывает длительное действие, вызывает серьезное раздражение глаз, подозревается в том, что вызывает рак, вызывает раздражение кожи и может вызывать раздражение дыхательных путей.» (перевод мой) https://echa.europa.eu/substance-information/-/substanceinfo/100.004.570
Предполагают, что он может превращаться в супер-яды, такие как диоксин.
Кижские смотрители, сидевшие в пропитанных домах жаловались на головные боли (Анна Константиновна Елизарова в Елизаровском доме). В жилых домах соли, пройдя по конопатке внутрь помещений, тащили за собой воду, что вело к промерзанию углов. Там при морозах по-просту лежал иней. Проблемы со здоровьем испытывали и рабочие, занятые на пропитке. http://kizhi.karelia.ru/library/ot-pervogo-lica/1746.html А случай падежа кижского скота, который любил «посолониться» у ванн с пропиточным раствором у часовни из Кавгоры, списали на то, что коровы, дескать, обожрались «зеленки» - свежей, но по каким-то причинам, ядовитой травы…
Разборка теса кровли дома Ошевнева на острове Кижи. 1986(?)
То, что не все хорошо и гладко с пропитанными памятниками показал ремонт тесовой кровли на доме Ошевнева, кажется, лет через семь-восемь после тотальной химкосервации. Необходимость ремонта была вызвана обильными протечками, в которых был виноват рвавшийся на стыках досок рубероид. Между подтеском и тесом шли постоянные подвижки, особенно когда осенью и весной вода то оттаивала, то замерзала. А летом во время дождя вода, просочившаяся через стыки верхнего слоя на рубероид, организованно скатывалась в рваные прорехи, устраивая настоящие потопы в экспозиции.
Рубероид под тесом на жаре провисал, осенью там скапливалась вода и при замерзании разрывала рубероид. Протечки с такой гидроизоляцией стали носить локалный характер, но были весьма обильными по количеству сбрасываемой в одночасье воды.
Я как раз занимался разборкой кровли и могу засвидетельствовать весьма интересное явление. Ложеный тес из досок толщиной 60 мм и шириной под 200 мм легко ломался в руках, когда доску пытались приподнять за один конец. А ведь это была совсем почти свежая доска, причем после «глубокой пропитки»! Торцевой спил показал, что там, куда антисептический раствор проник, было все в порядке. Но это считанные миллиметры от поверхности и в основном по заболонной части древесины. А там, где химикатов не оказалось, дереворазрушающие грибы охотно пожирали древесину, не взирая на соседство с ядовитыми компонентами. Ускорителем процесса являлся все тот же рубероид, который препятствовал проветриванию, и тес на нем просто прел после дождей.
Торцовый срез тесины размером примерно 60х200мм. Как видно, для гнили не по зубам оказалась только смоляной сучок и "просоленая" химикатами оболочка, а под ней самое вкусное съедено. То есть, защитная оболочка сама по себе мало что дает, если есть возможность увлажениния древесины хотя бы через те же вновь открывающиеся трещины.
Изюминкой в торте оказалась необыкновенно сильная коррозия гвоздей, которыми был прибит этот тес. При попытке отодрать тесину эти гвозди диаметром в 4 мм часто просто рвались по границе тес-подтесок. Очевидно химикаты посодействовали столь быстрой коррозии, хотя Горшин писал, ПХФН «корродирует латунь и медь, но не черные маталлы». Хотя возможно, тут были виноваты спутники ПХФН в растворе - бура и борная кислота...
Гвозди с кровли дома Ошевнева 120х4 мм сильно корродировали в верхней части. Шляпки отрывались, стоило к ним подобраться гвоздодером, а некоторые рвались на стыке теса и подтеска при подъеме тесины.
Таким образом, вместо ожидаемых 50 лет, разрушение теса произошло за каких-то семь-восемь. (Надеюсь, сотрудники музея могут уточнить даты химконсервации и последующего ремонта кровли дома Ошевнева).
В связи с вышеизложенным смею заявить, что длившийся с 1969 по 1992 год эксперимент по тотальной химической пропитке древесины памятников, по большому счету, провалился. Недаром Сенежская лаборатория уже к началу 1980-х полностью потеряла интерес к Кижскому полигону, на котором тихо гнили ее опытные образцы. А ведь эти образцы при добросовестном изучении вопроса могли бы много рассказать о пользе и вреде химической консервации. Призывы музея КИЖИ к руководству лаборатории хоть как-то отчитаться о проделанной работе никакого отклика не имели.
Click to viewВидео специально не монтровалось, чтобы не было отрыва от контекста...
Поэтому в 1992 нам пришлось пригласить на остров независимых экспертов из Рижского Института химии древесины, ГНИИХТЭОС (Москва), Лесной академии и Русского музея (Ленинград) и других. Химический полигон к тому времени представлял из себя жалкое зрелище. Пропитанные и не пропитанные образцы выполненные в виде фрагментов бревенчатых стен и кровель мало чем отличались друг от друга по степени разрушения. К тому же пропитанные образцы почему-то облюбовали для своих гнездовий древесные муравьи. По-видимому, химические препараты были для них чем-то вроде специй к вкусной и здоровой пище.
Ирена Лусе и Валтер Золднерс из Института химии древесины взяли образцы пропитанной древесины на Покровской церкви и по исследовании их под электронным микроскопам выдали заключение, что пентахлорфенолят натрия, который использовался в составе пропиточных растворов , под воздействием ультрафиолета разлагается. При этом запускается процесс химической варки целлюлозы. То есть, разрушение, ослабление пропитанной древесины памятника не только не замедляется, а наоборот ускоряется под воздействием химических агентов. (Отчет, надеюсь, сохранился в архиве музея КИЖИ.)
Годом позже Йохан Маттссон, эксперт Миссии ИКОМОС 1993 от Норвегии, писал в своем заключении: «Химическая консервация не может предотвратить дальнейшее разрушение (древесины). Есть несколько «неизвестных» эффектов, таких как фотохимическое разрушение, которое может сказаться со временем. К тому же химическую консервацию сложно принять исходя из положений Хартии сохранения памятников и достопримечательных мест».
К этому стоит добавить, что Хартия настоятельно рекомендует избегать при реставрации средств и методов, носящих необратимый характер, чем по сути является химическая консервация.
В последней редакции Принципов сохранения исторических деревянных построек, принятой на 19-й Генеральной Ассамблее ИКОМОС в Индии, в Дели, в декабре 2017, говорится:
«26. Следует тщательно контролировать использование химических консервантов, проводить обязательный мониторинг обработанных элементов. Использование химических консервантов допускается только в местах с гарантированной пользой их применения, без нанесения вреда общественной и экологической безопасности и в тех местах, где прогнозируется значительное долгосрочное улучшение. »http://iiwc.icomos.org/assets/iiwc-2017-principles-russian.pdf
Фрагмент страницы из книги "Реставрация церкви Преображения Господня на острове Кижи". Здесь, вероятно, вкралась ошибка, что С.Н.Горшин демонстрировал в 1992 году результаты испытаний. (См. выше приложенное видео). Хотя возможно, что он приезжал инкогнито с какой-то своей группой поклонников...
И тут в книге «Реставрация церкви Преображения Господня на острове Кижи», авторы М.В. Кистерная, И.Г. Гашков, И.В. Мельников и Т.В. Незвицкая, я натыкаюсь на значительный по объему фрагмент, посвященный С.Н.Горшину и химической консервации древесины кижских памятников. В нем с нотками сожаления говорится о том, не смотря на испытание химических составов на многих объектах музея, «глубокая пропитка древесины конструкций церкви (Преображения) выполнена не была». Вероятно, у авторов еще теплится надежда в скором времени завершить когда-то начатое Сенежской лабораторией, и пройтись по памятникам какими-нибудь новыми химикатами. Иначе зачем так много внимания было уделять не совсем успешному, но весьма масштабному эксперименту?
Я на фоне закрытой лесами и панелями Покровской церкви. 1975. Именно образцы, взятые в 1992 с бревен церкви, показали, что здесь под воздействием ультрафиолета идут процессы, характерные для "химической варки целлюлозы".