Два слова
- Прошло несколько недель, и она приехала в Париж. Позвонила и попросила уделить ей немного времени. Я был счастлив и одновременно раздосадован. Мы долго бродили, почти не разговаривая, а потом я повез ее обедать на Елисейские Поля.
Когда я наконец осмелился взять ее руки в свои, она меня огорошила:
- Пьер, я беременна.
- От кого? - спросил я, бледнея.
Она поднялась, просияв.
- Ни от кого.
Она надела пальто, оттолкнула стул, сияя улыбкой.
- Благодарю тебя, ты произнес именно те слова, которых я ждала. Да-да, я проделала весь этот путь,
чтобы услышать два этих слова. Это было слегка рискованно.
Я что-то мямлил, тоже хотел подняться, но зацепился за ножку стола… Она сделала мне знак:
- Не двигайся.
Глаза ее сверкали.
- Я получила то, что хотела. Мне никак не удавалось с тобой расстаться. Я не могу провести жизнь, ожидая тебя, но я… Да нет, ничего. Я должна была услышать эти слова. И увидеть твою трусость. Пощупать ее, понимаешь? Нет, не двигайся… Не вставай, говорю тебе! Не шевелись! Я сейчас уйду. Я так устала… Если бы ты знал, как я устала, Пьер… Я… я больше не могу…
---
- Вы ее не догнали?
- Как в кино?
- Да. Как в замедленной съемке…
- Нет. Я пошел спать.
- Спать?
- Да.
- И куда же?
- Домой, черт побери!
- Почему?
- На меня навалилась такая слабость, такая страшная усталость… Много месяцев меня днем и ночью преследовал образ засохшего дерева. Мне казалось, что я залезаю на это дерево и соскальзываю в дупло. Я падаю мягко, так мягко… Словно лечу на парашюте. Подпрыгиваю и падаю все ниже и ниже. Я постоянно об этом думал. На работе, за едой, в машине, засыпая. Взбирался на свое дерево и соскальзывал в дупло.
- Депрессия?
- Не надо громких слов, прошу тебя, не надо… Ты прекрасно знаешь, как это бывает у Диппелей, - усмехнулся он, - сама только что объясняла. Никаких эмоций, никаких слюней, соплей и желчи. Нет, я не мог позволить себе подобный каприз. Поэтому я заболел гепатитом. Это выглядело приличнее. Я проснулся утром, с белками лимонного цвета, отвращением ко всему и темной мочой - все как полагается. Тяжелый гепатит у человека, который много разъезжает, обычное дело.
В этот день меня раздевала Кристин.
Я не мог пошевелиться… Провалялся в постели месяц, мучаясь дурнотой, совершенно обессиленный. Когда мне хотелось пить, я ждал, чтобы кто-нибудь вошел и подал мне стакан, если было холодно - даже не мог натянуть на себя одеяло. Я перестал разговаривать. Запрещал открывать ставни. Я превратился в старика. Доброта Сюзанны, собственное бессилие, перешептывание детей… все меня изматывало. Почему нельзя раз и навсегда закрыть дверь и оставить меня наедине с моим горем? Интересно, Матильда пришла бы, знай она… Интересно… О Боже… Я так устал. Воспоминания, сожаления и собственная трусость мучили меня все сильнее. Полуприкрыв глаза, борясь с приступами тошноты, я размышлял, какой катастрофой обернулась моя жизнь. Счастье было у меня в руках, а я упустил его, чтобы не осложнять себе существование. А ведь все было так просто. Достаточно было протянуть руку. Все остальное так или иначе устроилось бы. Все всегда устраивается, когда ты счастлив, согласна?
- Не знаю.
- А я знаю. Можешь мне поверить, Хлоя. Я не слишком хорошо разбираюсь в жизни, но в этом я уверен. Я не такой уж проницательный, но я вдвое старше тебя. Вдвое, понимаешь? Жизнь, даже если ты ее отвергаешь, даже если пренебрегаешь ею, всегда оказывается сильней тебя. Она сильнее всего. Люди возвращались из лагерей и заводили детей. Мужчины и женщины, которых жестоко пытали, которые видели, как умирают их близкие, как горят их дома, снова бежали за автобусом, обсуждали прогноз погоды и выдавали замуж дочерей. Это невероятно, но это так. Жизнь сильнее всего. Да и потом, кто мы такие, чтобы придавать собственным персонам столько значения? Мы суетимся, кричим… Зачем? К чему?
Что сталось с малышкой Сильви, ради которой Поль умер в этом доме? Что с ней случилось?
Огонь вот-вот погаснет…
Он встал, чтобы подбросить в камин полено.
А я сидела и думала - при чем тут я?
Что происходит с моей жизнью?
Он стоял на коленях перед камином.
- Ты веришь мне, Хлоя? Веришь, когда я говорю, что жизнь сильнее тебя?
- Конечно…
- Ты мне доверяешь?
- Когда как…
- А сегодня?
- Да.
- Тогда лучше иди спать.
- Вы больше никогда ее не видели? Не пробовали что-нибудь о ней узнать?
Он вздохнул.
- Тебе не надоело?
- Нет.
- Конечно, я звонил ее сестре, я даже ездил к ней, но это ни к чему не привело. Птичка улетела… А я даже не знал, в каком полушарии ее искать… К тому же обещал оставить ее в покое. В одном мне не откажешь - я играю по правилам.
- То, что вы говорите, полный идиотизм. Дело было вовсе не в том, чтобы играть по правилам. Какая разница, красиво вы проигрываете или нет? Абсолютно дебильное оправдание, дебильное и инфантильное. И вообще, это ведь была не игра… Или я ошибаюсь?
Он развеселился.
- Нет, я решительно за тебя не беспокоюсь, старушка. Ты и представить себе не можешь, как я тебя уважаю. В тебе есть все, чего я лишен, ты - моя добрая великанша, и твой здравый смысл спасет нас всех…
- Вы пьяны, да?
- Да ты что, смеешься надо мной? Никогда не чувствовал себя лучше!
Он встал, держась за каминную доску.
- Пойдем-ка спать.
- Вы не закончили…
- Хочешь еще мой послушать треп?!
- Да.
- Почему?
- А я люблю красивые истории.
- Ты находишь мою историю красивой?
- Да.
- Я тоже…
- Вы ведь виделись с ней снова, правда? В Пале-Рояле?
- Откуда ты знаешь?
- Вы сами мне сказали!
- Да неужели? Я так сказал?
Я кивнула.
- Что ж, тогда это будет последний акт пьесы…
В тот день я пригласил клиентов в «Гран-Вефур». Франсуаза заказала там столик. Марочное вино, реверансы и политесы - обед был скучным. Если я что и ненавидел, так это такие вот обеды. Сидишь часами за столом с людьми, на которых тебе плевать, поддерживаешь шутливую беседу, заодно ведешь деловые переговоры… Кроме того, я никак не соответствовал компании из-за проблем с печенью. Долгое время я не пил ни капли и с пристрастием допрашивал официантов, из чего состоит каждое блюдо. В общем, тот еще зануда… Кстати, я вообще не слишком люблю мужские компании. С мужчинами мне скучно. Ничего не изменилось со студенческих времен. Бахвалы остались бахвалами, а подхалимы подхалимами…
Итак, я стоял перед дверьми ресторана, слегка отяжелевший и усталый, стряхивая пепел с очередной сигары и мечтая о том моменте, когда можно будет ослабить ремень на животе, и вдруг увидел Матильду. Она шла очень быстро, почти бежала, и тащила за руку недовольного мальчугана. «Матильда», - прошептал я. И увидел, как она побледнела. И даже пошатнулась. Но не остановилась. «Матильда! - повторил я уже громче. - Матильда!» Я кинулся вдогонку. «Матииильда!» Я почти вопил. Мальчик обернулся. Я пригласил ее выпить кофе. Ей не хватило сил отказаться… Она была все еще так прекрасна. Я пересиливал себя. Вел себя неловко, глупо, пытался шутить. Мне приходилось нелегко.
Где она живет? Почему вдруг оказалась здесь? Просил ее рассказать о себе. Как у нее дела? Неужели она живет здесь? В Париже? Она неохотно отвечала. Ей было не по себе, она грызла кончик чайной ложечки. Я все равно ее не слушал - я больше ее не слушал. Я смотрел на маленького белокурого мальчугана, который собрал со всех столов недоеденный хлеб и бросал крошки птицам. Он сделал две кучки - одну для воробьев, другую для голубей - и с упоением командовал своими подданными. Голуби не должны были есть мелкие крошки... В тот момент, когда я повернулся к его матери и открыл было рот, она оборвала меня:
- Не трудись, Пьер, не трудись. Ему нет пяти… Нет, понимаешь?
Я закрыл рот.
- Как его зовут?
- Том.
- Он говорит по-английски?
- Да, по-английски и по-французски.
- У тебя есть еще дети?
- Нет.
- Ты… Ты… Я хотел спросить… ты живешь с кем-нибудь?
Она поскребла ложкой по дну чашки и улыбнулась.
- Мне пора. Нас ждут.
- Уже?
Она встала.
- Я могу вас подвезти куда-нибудь, я…
Она взяла сумку.
- Прошу тебя, Пьер…
И тут я сломался. Я сам от себя этого не ждал. Я плакал в три ручья. Я… Этот мальчик был моим мальчиком. Это я должен был учить его гонять голубей, подбирать с пола его свитерок, надевать кепочку! Все это должен был делать я. Я понимал, что Матильда лжет. Этому малышу было явно больше четырех. Я все-таки не слепой! Я точно знал, что она мне лжет. Только зачем?! И почему солгала вообще? Так нельзя! Нельзя… Она не имеет права. Я рыдал. Я хотел ей сказать…
Она отодвинулась от стола.
- Я ухожу. Я свое отплакала.
- И что потом?
- Потом я тоже ушел…
- Да нет, я хотела спросить, что было дальше у вас с Матильдой?
- Все было кончено.
- Кончено? Как это - кончено?
- Кончено.
Мы долго молчали.
- Она лгала?
- Нет. Я потом присмотрелся, сравнил с другими детьми, с твоими девочками… нет, думаю, она не лгала. Современные дети такие крупные… Вы столько витаминов впихиваете в их детское питание… Иногда я о нем думаю. Теперь ему, должно быть, лет пятнадцать… Он, наверное, великан, этот парень.
- Вы никогда не пытались снова с ней увидеться?
- Нет.
- А сейчас. Возможно…
- Сейчас уже все кончено. Сегодня я… Даже не знаю, способен ли еще хоть на что-нибудь…
Он заслонил камин экраном.
- Я больше не хочу об этом говорить.
Закрыл входную дверь на ключ, погасил все лампы.
Я все сидела на диване.
- Давай, Хлоя… Ты видела, который час? Ложись немедленно.
Я не отвечала.
- Ты меня слышишь?
- Так, значит, любовь - это бред? Так? И всегда кончается одним и тем же?
- Вовсе нет. Только нужно бороться…
- Как именно?
- Потихоньку. Делать каждый день маленький шажок, иметь мужество быть собой, решить, что будешь сча…
- Ну и ну! Кто бы говорил! Просто Паоло Коэльо…
- Смейся, смейся…
- Быть собой - значит бросить жену и детей?
- А кто говорит о брошенных детях?
- Не надо, умоляю. Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать…
- Нет.
Я снова заплакала.
- Уходите! Оставьте меня. Я сыта вашей добротой по горло. Не могу больше. Вы меня перекормили, мистер Заживо Ободранный, перекормили…
- Ухожу, ухожу. Когда меня так мило просят…
Уже стоя в дверях, он обернулся и спросил:
- Могу я рассказать тебе напоследок одну историю?
Я больше не хотела никаких историй.
- Однажды, очень давно, я отправился в булочную с моей маленькой дочерью. Я редко водил ее за руку и еще реже оставался с ней один. Кажется, это было воскресное утро, в булочной было много народу, люди покупали булочки и меренги. Когда мы выходили, дочка попросила у меня горбушку. Я отказал. Нет, сказал я, нет. Когда сядем за стол. Мы вернулись домой и сели обедать. Маленькое дружное семейство. Я всегда сам резал хлеб - это была моя обязанность. Я хотел сдержать обещание, но, когда протянул горбушку дочке, она отдала ее брату.
- Но ты же хотела…
- Тогда хотела, - отвечала она, разворачивая салфетку.
- Но у горбушки тот же самый вкус, - настаивал я, - тот же самый…
Она отвернулась.
- Нет, спасибо.
- Я сейчас уйду спать и оставлю тебя сидеть в темноте, раз ты так хочешь, но, прежде чем погасить свет, задам один вопрос. Не тебе, не себе, а в пространство. Возможно, маленькая упрямая девочка предпочла бы иметь более счастливого отца?
Читать с начала ... === Источник : http://svistuno-sergej.narod.ru/news/anna_08/2023-01-30-5070 === люди, отношения, Аудиокнига, человек, психология, проза, франция, Я ее любил, Я его любила, текст, слово, писательница Анна Гавальда, Я ее любил. Я его любила. Гавальда, Википедия, Роман Анны Гавальда, кино, Анна Гавальда, любовь, 21 век, фильм, Роман ===