Так что, опять повторю: sergei

sergei_1956

Так что, опять повторю

May 31, 2020 19:33

... неизбежно признать вылетанье
Телец, которые бьют по глазам, вызывая в них зренье.
Запахи также всегда от известных вещей истекают,
Так же, как холод от рек, зной от солнца, прибой от солёных
Моря валов, что кругом изъедает прибрежные стены;
Разные звуки летят постоянно по воздуху всюду;
Часто нам в рот, наконец, попадает солёная влага,
Если вдоль моря идем; а когда наблюдаем, как рядом
С нами полынный настой растворяют, мы чувствуем горечь.
Так ото всяких вещей непрестанным потоком струятся
Всякие вещи, везде растекаясь, по всем направленьям;
Без остановки идёт и без отдыха это теченье,
Раз непрерывно у нас возбуждается чувство, и можем
Всё мы увидеть всегда, обонять и услышать звучащим.

Дальше, раз ощупью мы, осязая любую фигуру,
Можем признать в темноте её тою же самой, что видим
Мы среди белого дня, в освещении ярком, то, значит,
Сходным путём возбуждаются в нас осязанье и зренье.
Так что, когда мы впотьмах осязаем квадрат и таким он
Нам представляется тут, то что же квадратным при свете
Взора способно достичь, как не образ того же квадрата?

Видим из этого мы, что причиною зрения служат
Образы нам, и без них ничего мы не можем увидеть.
Призраки эти вещей, о каких говорю я, несутся
Всюду, и мчатся они, разлетаясь по всем направленьям.
Но оттого, что смотреть мы одними глазами способны,
И происходит, что там лишь, куда обращаем мы взоры,
Может по ним ударять и окраска и форма предметов.
И расстояние то, что от нас отделяет предметы,
Образ нам видеть даёт и его распознать помогает.
Ибо от веши, пойдя, он сейчас же толкает и гонит
Воздух, который меж ним и глазами у нас расположен;
Весь этот воздух тогда сквозь наши глаза проскользает
И, задевая зрачки, таким способом дальше проходит.
Так происходит, что мы различаем, насколько далёко
Каждая вещь отстоит. И чем гонится воздуха больше,
Чем протяжённей струя, что наши глаза задевает,
Тем отдалённее нам представляются разные вещи.
Надо сказать, что идёт это всё с быстротой чрезвычайной,
Так что мы сразу и вещь и её расстояние видим.
Здесь не должно вызывать удивления в нас, почему же,
Ежели призраков тех, что в глаза ударяют, не можем
Видеть в отдельности мы, различаем мы самые вещи:
Так, когда ветер нас бьёт, учащая порывы, иль резкий
Холод струится, то мы ведь обычно не чувствуем порознь
Ветра отдельных частиц или холода; нет, мы скорее
Их совокупность тогда ощущаем и видим, что наше
Тело удары несёт, совершенно как будто бы нечто
Бьёт нас, давая извне представленье о собственном теле.
Кроме того, коль стучать начинаем мы пальцем о камень,
То, прикасаясь к самой его внешней, наружной окраске,
Мы осязаньем совсем не её ощущаем, а только
Самую твёрдость скалы до глубоких её оснований.

Ну, а теперь ты узнай, почему нам за зеркалом виден
Образ; ведь кажется нам, что он вглубь отодвинут далёко,
Это похоже на то, что наружи действительно видно,
Если отворена дверь и, вид открывая свободный,
Из дому многое нам позволяет наружи увидеть.
Воздухом также двойным вызывается виденье это:
Прежде всего различать начинаем мы воздух пред дверью,
Справа и слева затем появляются створки дверные,
Свет задевает глаза после этого внешний, и воздух
Новый, и далее то, что наружи действительно видно.
Так же и образ: когда отразится от зеркала, тотчас
К нашему взору идя, пред собой он толкает и гонит
Воздух, который меж ним и глазами у нас расположен,
Делая так, что его целиком ощущаем скорее,
Нежели зеркало, мы. Но, лишь только мы зеркало видим,
Тотчас приходит от нас до него доносящийся образ
И, отражённый, опять до наших глаз достигает,
И пред собою струю он нового воздуха гонит,
Делая так, что его мы до образа видим; и это
Видеть нам образ даёт в расстояньи от зеркала должном.
Так что опять повторю: удивляться нисколько не надо,
Что точно так же, как в дверь, мы многое видим, и образ
Виден бывает для нас, отдаваясь от глади зеркальной,
Ибо и тут, как и там, двоякий воздействует воздух.
Части же тела, затем, что у нас расположены справа,
В зеркале будут всегда потому находиться налево,
Что, когда образ, идя, ударяется в зеркала плоскость,
Он неизменным никак обернуться не может, но прямо
Он отдаётся назад точно так же, как маска из глины,
Если сырою её ударить о столб или балку;
Коль сохранила б она очертания прежние, тотчас
После удара должна наизнанку у нас обернуться:
Правый глаз у неё тут окажется левым, а бывший
Левым сначала - взамен непременно очутится справа.
Также бывает ещё, что, от зеркала в зеркало образ
Передаваясь, даёт до пяти и шести отражений.
И, таким образом, все потаённые даже предметы,
Хоть бы скрывались они глубоко в закоулках укромных,
Могут, извилистый путь проходя, появляться посредством
Многих зеркал и своё обнаружить присутствие в доме.
Так, отражаясь, идёт из зеркала в зеркало образ:
Будучи с левой руки, переходит направо обратно
И, обернувшись, опять в положеньи является прежнем.
Мало того: зеркала из бочков, обладающих в целом
Тем же изгибом, какой существует у нашего бока,
К нам отсылают назад расположенный правильно призрак
Иль потому, что несётся от зеркала к зеркалу образ
И долетает затем до нас, отразившися дважды,
Или ещё потому, что, идучи, образ крутится
И обращается к нам, искривлению зеркала вторя.
Далее, кажется нам, что призраки ходят и с нами
Вместе шагают и всем подражают движениям нашим
Из-за того, что та зеркала часть, от которой ушли мы,
Перестаёт от себя отбрасывать призраки тотчас,
Ибо отскакивать всё от вещей заставляет природа
И отражаться назад под таким же углом, как упало.

Дальше: стремятся глаза убежать и укрыться от блеска.
Если же станешь смотреть ты на солнце, оно ослепляет,
Ибо и сила его самого велика, да и сверху,
В воздухе чистом летя, его призраки падают тяжко
И ударяют в глаза, приводя в разрушение ткани.
Кроме того, всякий блеск слишком яркий глаза опаляет
Часто нам в силу того, что семян в нём огня заключённых
Много, которые боль порождают, в глаза проникая.
Дальше, становится всё желтоватым, на что ни посмотрит
Всякий желтушный больной, ибо тело у них источает
Много семян желтизны навстречу призраку веши,
Да и в глаза, наконец, у них вмешано много таких же,
Бледный оттенок всему, что затронут они, придающих,
Из темноты ж потому освещённые видим мы веши,
Что, хотя мрачная мгла ближайшего воздуха раньше
Нам проникает в глаза открытые, их застилая,
Следом, однако, идёт белизною сияющий воздух
И очищает наш взор, разгоняя все чёрные тени
Воздуха тёмного: он несравненно его и подвижней,
Тоньше гораздо его и гораздо более мощен.
Только лишь светом своим он проходы глазные заполнит,
Освободивши пути, что до этого заняты были
Воздухом тёмным, тотчас появляются призраки следом
Всех освещённых вещей, заставляя нас тут же их видеть.
Из освещённых же мест ничего в темноте мы не видим
Из-за того, что вослед надвигается мрачною мглою
Воздух густой и собой отверстия все заполняет;
Все занимает он тут проходы глазные, и призрак
Вещи уже никакой, ударяясь, глаза не затронет.
Если же издали мы на квадратные города башни
Смотрим, то нам потому они круглыми кажутся часто,
Что всякий угол вдали представляется нам притуплённым,
Или он даже скорей незаметен совсем: пропадает
Всякий толчок от него, и удар не доходит до глаза,
Ибо, коль воздуха слой, чрез который все призраки мчатся,
Толст, то удары слабеть начинают от частых препятствий.
Так, когда вовсе углы ускользают от нашего чувства,
Кажется нам под резец округлённой постройка из камня;
Правда, не так, как вблизи действительно круглые зданья,
Но в очертаньях своих приблизительно сходною с ними.
Кажется также, что тень шевелится наша на солнце,
По следу идя и всем подражая движениям нашим,
Ежели только шагать, по-твоему, воздух способен,
Света лишённый, и всем человека движениям вторить:
То ведь, что тенью мы все называем обычно, не может
Что-то иное собой представлять, как не воздух без света.
Это действительно так, потому что земля постепенно
Света лишается там, где солнце, идя, мы закроем,
И наполняется им в том месте, откуда уходим.
Вследствие этого нам представляется как бы бегущей
Прямо за нами та тень, что своим мы отбросили телом.
Вечно ведь света лучи изливаются прежним на смену
И исчезают, как шерсть, коль в огонь се тянутся нити.
Вот почему так легко земля и лишается света,
И наполняется им, и смывает все чёрные тени.

[Обманы зрения не мешают надёжности чувств: Стихи 379-52]

Не допускаем при том мы, чтобы глаз хоть слегка ошибался,
Ибо увидеть, где свет, а где тени легли, - это дело
Нашего глаза; но тот же ли свет здесь сияет иль новый,
Та же иль новая тень переходит с места на место,
Иль происходит здесь то, о чём только что мы говорили, -
Этот вопрос разрешить единственно разум обязан;
Глаз же природу вещей познавать совершенно не может,
А потому не вини его в том, в чем повинен лишь разум.
Кажется нам, что корабль, на котором плывём мы, недвижен,
Тот же, который стоит причаленный, - мимо проходит;
Кажется, будто к корме убегают холмы и долины,
Мимо которых идёт наш корабль, паруса распустивши.
Звёзды кажутся нам укреплёнными в сводах эфирных,
Но тем не менее все они движутся без перерыва,
Так как восходят и вновь к отдалённому мчатся закату,
Путь совершив в небесах и пройдя их сверкающим телом.
Кажется нам, что и солнце с луной остаются на месте,
Стоя спокойно, хотя и несутся они в самом деле.
Горы, которые ввысь из морской поднялися пучины,
Между которых проход кораблям остаётся обширный,
Издали всё-таки нам представляются островом целым.
Даже тогда, как уже перестали ребята кружиться,
Всё ещё кажется им, что вертится атрий и ходит
Вся колоннада кругом; и едва они могут поверить,
Что не грозят задавить их, обрушившись, стены и крыша.
И над холмами когда поднимать начинает природа
Красную зoрю, в лучах переливных горящую ярко,
Кажется, будто холмы, над которыми солнце восходит,
Прямо вплотную огнём раскалённым оно заливает.
Тысячи две лишь полётов стрелы отделяет нередко
Все эти горы от нас иль пятьсот перелётов копейных,
А на пространстве от них и до солнца раскинулись глади
Моря огромных равнин, под безбрежным простёртых эфиром,
Многие тысячи стран в промежутке находятся этом,
Где и различный народ обитает и всякие звери.
В луже стоячей воды, глубиною не более пальца,
Что меж камней мостовой соберётся на улицах наших,
Видно такую же глубь необъятную нам под землёю,
Как от земли до небес, распростёртую бездной открытой;
Нам представляется тут, что и тучи мы видим и небо,
И в изумленьи глядим на небесные звёзды под землю.
И, наконец, если конь заупрямится борзый под нами
Посередине реки и мы взглянем на быстрые воды,
Будет казаться тогда, что влечётся стремительной силой
Тело коня поперек и уносится против теченья;
И, обращая глаза на любые предметы, увидим,
Будто бы мчатся они и плывут точно так же в потоке.
Портик, который в конец из конца равномерно построен,
На протяжении всём утверждённый на равных колоннах,
Кажется всё-таки нам, если вдоль сквозь него мы посмотрим,
Мало-помалу к концу сходящимся конусом узким,
Кровлю сближая с землёй и правую сторону - с левой,
Вплоть до того, пока весь не сольётся в туманной вершине.
А морякам на морях представляется, будто бы солнце
Утром восходит из волн и в волнах, заходя, потухает,
Ибо они ничего, кроме моря и неба, не видят;
Но не подумай смотри, что всегда посрамляются чувства.
Кажется в гавани тем, кто не знает морей, что хромают
Все корабли на воде и стоят с перебитой кормою,
Ибо у вёсел та часть, что из волн выдаётся солёных,
Прямо идёт, и пряма у рулей их надводная доля;
Всё же, что в воду ушло, представляется нам преломлённым,
Загнутым будто назад и как будто изогнутым кверху,
Так что на самой почти поверхности плавает водной.
Иль, когда ветры начнут по небу ночною порою
Редкие тучи нести, то нам кажется, будто навстречу
Светлые звёзды скользят и поверх облаков убегают,
Идя совсем не туда, куда мчатся они в самом деле.
Если же как-нибудь мы, случайно подпершись рукою,
Снизу надавим на глаз, то покажутся нам почему-то
Будто двойными тогда все предметы, какие мы видим:
Станет двоиться в глазах и светильника яркое пламя,
Станет двоиться и вся по дому стоящая утварь,
Так же, как лица людей и тела их начнут раздвояться.
И, наконец, когда сон дремотою сладкою свяжет
Члены, и тело лежит, безмятежным объято покоем,
Всё-таки кажется нам, что мы бодрствуем будто, и члены
Движутся наши тогда, и в тумане ночном непроглядном
Будто сияние дня и блестящее солнце мы видим;
И, находясь взаперти, мы по морю, и рекам, и горам
В страны иные идём, и поля мы пешком переходим;
Слышим мы звук голосов в суровом безмолвии ночи
И произносим слова, сохраняя, однако, молчанье.
Видим мы много ещё в этом роде чудесных явлении,
Словно желающих в нас подорвать всё доверие к чувствам,
Но понапрасну: ведь тут большей частью ведут к заблужденью
Нас измышленья ума, привносимые нами самими,
Видимым то заставляя считать, что чувствам не видно.
Ибо труднее всего отделить от вещей очевидных
Недостоверную вещь, привносимую умственно нами.

Если же думает кто, что немыслимо знанье, не знает,
Может ли это он знать, коль своё утверждает незнанье.
И с утверждающим так заводить не желаю я спора,
Ибо он голову там пометает, где ноги должны быть.
Но тем не менее я, допуская, что знает он это,
Как же, - спрошу, - если он не видал достоверного раньше,
Знает он то, что собой представляет незнанье и знанье,
Что породило в нём мысль как об истинном, так и о ложном,
Как разобрался он в том, что сомнительно, что достоверно?
Ты убедишься сейчас, что понятие истины чувства
В нас порождают; и чувств опровергнуть ничем невозможно.
Ибо доверие в нас возбуждать наибольшее должно
То, что само по себе своей истиной ложь побеждает.
Что же доверие в нас возбуждать может больше, чем чувство?
Будет ли разум, идя от ложного чувства, способен
Противу чувств возражать, коль из них целиком он исходит?
Если ж не верны они, то и разум весь должен быть ложен.
Или же ухо глаза опровергнуть окажется в силах,
А осязание - слух? Или вкус уличит осязанье,
Или же ноздри его укорят, иль глаза образумят?
Я полагаю, что нет: ведь особые каждому чувству
Область и сила даны, и поэтому необходимо
Чувству особому в нас ощущать то, что мягко, что твёрдо,
Холодно иль горячо иль окрашено так иль иначе,
И различать у вещей присущую каждой окраску.
Силой особою вкус обладает, особо родится
Запах, особо и звук. И поэтому необходимо
Следует, что обличать не способны чувства друг друга,
Да и не могут никак они сами себя опровергнуть,
Так как им всем доверять всегда одинаково должно.
А потому то, что им показалось когда-либо, - верно.
Если же разум у нас разобраться не будет способен
В том, почему тот предмет, что квадратен вблизи, издалёка
Кажется круглым, то всё ж, когда нет оснований разумных,
Лучше ошибочно дать объясненья обеим фигурам,
Чем упускать из-под рук неизвестно куда очевидность
И, подорвав основное доверие к чувствам, низвергнуть
То, на чём зиждется вся наша жизнь и её безмятежность.
Ибо не только падёт всякий разум тогда, но погибнет
Самая жизнь вместе с ним, коль ты ввериться чувству не смеешь
И от стремнин убегать и от прочих опасностей также,
Коих бежать надлежит, и идти за противоположным.
Всё это скопище слов, таким образом, что наготове
С чувствами броситься в бой, будь уверен, - одно пустословье.
Как при постройке домов, коль начальное криво правило,
Коль наугольник фальшив и от линий прямых отступает,
Если хромает отвес и хотя бы чуть-чуть он неровен,
Всё непременно тогда выйдет здание криво и косо,
Будет горбато, вперёд и назад отклоняясь нескладно,
Точно готово сейчас завалиться; и валится часто
Дом, если он пострадал от ошибок в начальном расчёте;
Так и сужденье твоё о вещах будет лживо и вздорно,
Если исходит оно от заведомо ложного чувства. Читать полностью и дальше...
***
***

Тит Лукреций Кар

О природе вещей

(перевод с латинского Ф. Петровского)

***

***

***

поэт, Тит Лукреций Кар, (99—55 до н. э.), поэт и философ-материалист, материалист, римский поэт и философ, философ-материалист, философ, О природе вещей, ЛУКРЕЦИЙ