Интеллигенты... Из истории литературы, Александр Твардовский и Константин Симонов

Jan 12, 2020 13:15




...от грубой, разносной критики не был застрахован никто и менее других - художники яркие, неординарные. Однако механизм партийно- административного управления литературой порой давал сбои. Редко, но все же бывали случаи, когда действительно талантливые, правдивые произведения получали поддержку и одобрение на самом верху. Внешне это выглядело как каприз или прихоть того, кто в данный момент олицетворял систему, но по существу подобные случайности лишний раз свидетельствовали о том, сколь узкими были рамки нормативных представлений.
Так, повесть В. Некрасова «В окопах Сталинграда», казалось, меньше всего могла рассчитывать на благосклонность: в ней содержался трезвый, реалистический взгляд на войну. Однако автору повести была присуждена Сталинская премия;
видимо, Сталин таким образом решил продемонстрировать свое умение ценить независимое и правдивое суждение о войне...    ...Серьезную критику вызвала также очерковая книга А. Твардовского «Родина и чужбина», опубликованная в журнале «Знамя» (1947). В частности, высказывались упреки в неумении видеть и показать правду о войне, о жизни деревни. Главный грех, который ставился в вину писателю, состоял в том, что он замкнулся в «тесном мирке» своих героев, за трудностями и недостатками послевоенного бытия оказался неспособен разглядеть перспективу, светлое будущее. Особенно примечательно, что столь поверхностные, стандартные претензии высказывали не только партийные критики и функционеры от Союза писателей вроде В. Ермилова и Л. Субоцкого, но и такие серьезные, талантливые писатели и критики, как А. Макаров и В. Овечкин. Критика книги очерков А. Твардовского была начата статьей В. Ермилова «Фальшивая проза», в которой говорилось, что Твардовский исказил образ народа, показал «оборотистых», думающих лишь о наживе и собственном благополучии. Твардовского упрекали также в «абстрактном гуманизме», «христианском восприятии» действительности и пр.
Характерно, что даже автор «Районных будней» В. Овечкин в значительной мере также солидаризировался с теми, кто - по сути - призывал Твардовского к откровенному приукрашиванию жизни, к отказу от «жалости» к крестьянину. Героя надо любить не таким, как он есть, рассуждал, например, Н. Атаров, - а таким, каким он должен быть. Этого героя писатель должен «потащить, даже силком, за шиворот, вперед, к лучшему для него, счастью». Почти то же самое говорил В. Овечкин:
«Надо этого мужика… взять за шиворот… и тянуть, и толкать носом в это место, где сладко, и если сегодня не сладко, то через 10 лет будет сладко».

Призывая ненавидеть «мужицкий идиотизм», Овечкин заключал: «Этой ненависти я у Твардовского не вижу»…

…И сейчас порой продолжаются споры о Твардовском, о его отношении к Сталину, о позиции в руководстве «Новым миром». Так, В. Шохина считает, что А. Твардовский был во многом сталинистом по своим убеждениям и «партлитноменклатурщик» по своему положению в литературном мире. Ю. Буртин, во многом аргументировано возражая Шохиной, пытается доказать, что Твардовский был принципиальным противником Сталина и все время отстаивал последовательную либеральную позицию. Буртин также считает, что отношение к Сталину в принципе не могло быть «объективным», оно могло быть лишь «односторонне» негативным. Но по сути такая же оценка распространяется и на отношение Твардовского к властям после смерти Сталина. Он, в частности, напоминает о постановлении ЦК от 23 июля 1954 г «Об ошибках журнала «Новый мир», которым Твардовским был отстранен от должности и главным редактором журнала стал К. Симонов. Далее Ю. Буртин называет рукописи различных авторов, которые были задержаны либо совсем не допущены к печати. Среди них - произведения А. Ахматовой, И. Эренбурга, В. Каверина, Е. Дороша, В. Некрасова, А. Яшина, В. Войновича, А. Солженицына, А. Бека и другие.. Видимо, здесь, как это часто бывает, по-своему правы обе стороны, неверны лишь крайности в том и в другом случае.

Как уже говорилось, от грубой, разносной критики не был застрахован никто и менее других - художники яркие, неординарные. Однако механизм партийно- административного управления литературой порой давал сбои. Редко, но все же бывали случаи, когда действительно талантливые, правдивые произведения получали поддержку и одобрение на самом верху. Внешне это выглядело как каприз или прихоть того, кто в данный момент олицетворял систему, но по существу подобные случайности лишний раз свидетельствовали о том, сколь узкими были рамки нормативных представлений.

Так, повесть В. Некрасова «В окопах Сталинграда», казалось, меньше всего могла рассчитывать на благосклонность: в ней содержался трезвый, реалистический взгляд на войну. Однако автору повести была присуждена Сталинская премия; видимо, Сталин таким образом решил продемонстрировать свое умение ценить независимое и правдивое суждение о войне.

В целом же нормативно-административный характер методов партийного руководства не мог не дать своих негативных результатов. В кино и театре эта политика привела к резкому сокращению числа новых фильмов и спектаклей. Если в 1945 году было выпущено 45 художественных фильмов, то в 1951 году - всего 9. Театры ставили в сезон не больше 2-3 новых пьес. Повсеместно практиковалась мелочная опека над авторами. Каждый фильм или спектакль принимался и обсуждался по частям, авторы должны были доделывать и переделывать свои произведения в соответствии с рекомендациями вышестоящих организаций.

То же самое происходило в литературе, в издательском деле. На это время, как известно, приходится практика «переделки» произведений писателями (А. Фадеев, Л. Леонов, М. Шолохов и другие). Целью такой переделки нередко была идеологическая «подчистка», создание идеально «правильных», «образцовых» произведений социалистического реализма. Именно в это время кристаллизовалась нормативность, «образцовость» творческого метода. Более того, даже в целом благотворная установка на классику, на «шедевры» зачастую оборачивалась, как уже отмечалось, невозможностью каких-либо экспериментов, отступлений от традиций, от принципов классовости и партийности.

И все же, подводя краткие итоги, подчеркнем, что «оттепель» как в обществе в целом, так и в литературе, была начата в недрах послевоенного периода. При всех издержках литературы этого времени, при всех трудностях и проблемах, которые мешали ее нормальному развитию, литература выжила, сохранила память о своих традициях и прежних достижениях. И уже, во всяком случае, «оттепель» не была следствием волевого решения Н. Хрущева и его сподвижников, неким единовременным действием, неожиданным прорывом. Это был сложный и довольно длительный процесс, имевший историческую логику, свои этапы.

Статья "Эренбург и любовь к Сталину" здесь

Tags: ЛитературоведениеProject: MolokoAuthor: Саватеев В.

Книга "Мы всё ещё русские" здесь                             Источник :  https://zen.yandex.ru/media/molokols/zadravshie-hvost-intelligenty-stalin-i-pisateli-5de6ccbb1febd400b0cfe30a?&dbr=1       «Задравшие хвост интеллигенты». Сталин и писатели | Стакан молока

***

***

В чужой земле и в городе чужом...

В чужой земле и в городе чужом
Мы наконец живем почти вдвоем,
Без званых и непрошеных гостей,
Без телефона, писем и друзей.
Нам с глазу на глаз можно день прожить
И, слава богу, некому звонить.
Сороконожкой наша жизнь была,
На сорока ногах она ползла.
Как грустно - так куда-нибудь звонок,
Как скучно - мигом гости на порог,
Как ссора - невеселый звон вина,
И легче помириться вполпьяна.

В чужой земле и в городе чужом
Мы наконец живем почти вдвоем.
Как на заре своей, сегодня вновь
Беспомощно идет у нас любовь.
Совсем одна от стула до окна,
Как годовалая, идет она
И смотрим мы, ее отец и мать,
Готовясь за руки ее поймать.  1945
                        Я знаю, ты бежал в бою...

Я знаю, ты бежал в бою
И этим шкуру спас свою.

Тебя назвать я не берусь
Одним коротким словом: трус.

Пускай ты этого не знал,
Но ты в тот день убийцей стал.

В окоп, что бросить ты посмел,
В ту ночь немецкий снайпер сел.

За твой окоп другой боец
Подставил грудь под злой свинец.

Назад окоп твой взяв в бою,
Он голову сложил свою.

Не смей о павшем песен петь,
Не смей вдову его жалеть.

1942   ***

Над черным носом нашей субмарины...

Над черным носом нашей субмарины
Взошла Венера - странная звезда.
От женских ласк отвыкшие мужчины,
Как женщину, мы ждем ее сюда.

Она, как ты, восходит все позднее,
И, нарушая ход небесных тел,
Другие звезды всходят рядом с нею,
Гораздо ближе, чем бы я хотел.

Они горят трусливо и бесстыже.
Я никогда не буду в их числе,
Пускай они к тебе на небе ближе,
Чем я, тобой забытый на земле.

Я не прощусь с опасностью земною,
Чтоб в мирном небе мерзнуть, как они,
Стань лучше ты падучею звездою,
Ко мне на землю руки протяни.

На небе любят женщину от скуки
И отпускают с миром, не скорбя...
Ты упадешь ко мне в земные руки,
Я не звезда. Я удержу тебя.

Симонов






...

***

***
Твардовский


Александр Твардовский :  Стихи - Золотая поэзия

Александр Трифонович Твардовский

(1910-1971), русский поэт. Родился 8 (21) июня 1910 в д. Загорье Смоленской губ.

Я убит подо Ржевом

Я убит подо Ржевом,
             В безыменном болоте,
             В пятой роте, на левом,
             При жестоком налете.
             Я не слышал разрыва,
             Я не видел той вспышки,--
             Точно в пропасть с обрыва --
             И ни дна ни покрышки.
             И во всем этом мире,
             До конца его дней,
             Ни петлички, ни лычки
             С гимнастерки моей.
             Я -- где корни слепые
             Ищут корма во тьме;
             Я -- где с облачком пыли
             Ходит рожь на холме;
             Я -- где крик петушиный
             На заре по росе;
             Я -- где ваши машины
             Воздух рвут на шоссе;
             Где травинку к травинке
             Речка травы прядет, --
             Там, куда на поминки
             Даже мать не придет.
             Подсчитайте, живые,
             Сколько сроку назад
             Был на фронте впервые
             Назван вдруг Сталинград.
             Фронт горел, не стихая,
             Как на теле рубец.
             Я убит и не знаю,
             Наш ли Ржев наконец?
             Удержались ли наши
             Там, на Среднем Дону?..
             Этот месяц был страшен,
             Было все на кону.
             Неужели до осени
             Был за ним уже Дон
             И хотя бы колесами
             К Волге вырвался он?
             Нет, неправда. Задачи
             Той не выиграл враг!
             Нет же, нет! А иначе
             Даже мертвому -- как?
             И у мертвых, безгласных,
             Есть отрада одна:
             Мы за родину пали,
             Но она -- спасена.
             Наши очи померкли,
             Пламень сердца погас,
             На земле на поверке
             Выкликают не нас.
             Нам свои боевые
             Не носить ордена.
             Вам -- все это, живые.
             Нам -- отрада одна:
             Что недаром боролись
             Мы за родину-мать.
             Пусть не слышен наш голос, --
             Вы должны его знать.
             Вы должны были, братья,
             Устоять, как стена,
             Ибо мертвых проклятье --
             Эта кара страшна.
             Это грозное право
             Нам навеки дано, --
             И за нами оно --
             Это горькое право.
             Летом, в сорок втором,
             Я зарыт без могилы.
             Всем, что было потом,
             Смерть меня обделила.
             Всем, что, может, давно
             Вам привычно и ясно,
             Но да будет оно
             С нашей верой согласно.
             Братья, может быть, вы
             И не Дон потеряли,
             И в тылу у Москвы
             За нее умирали.
             И в заволжской дали
             Спешно рыли окопы,
             И с боями дошли
             До предела Европы.
             Нам достаточно знать,
             Что была, несомненно,
             Та последняя пядь
             На дороге военной.
             Та последняя пядь,
             Что уж если оставить,
             То шагнувшую вспять
             Ногу некуда ставить.
             Та черта глубины,
             За которой вставало
             Из-за вашей спины
             Пламя кузниц Урала.
             И врага обратили
             Вы на запад, назад.
             Может быть, побратимы,
             И Смоленск уже взят?
             И врага вы громите
             На ином рубеже,
             Может быть, вы к границе
             Подступили уже!
             Может быть... Да исполнится
             Слово клятвы святой! --
             Ведь Берлин, если помните,
             Назван был под Москвой.
             Братья, ныне поправшие
             Крепость вражьей земли,
             Если б мертвые, павшие
             Хоть бы плакать могли!
             Если б залпы победные
             Нас, немых и глухих,
             Нас, что вечности преданы,
             Воскрешали на миг, --
             О, товарищи верные,
             Лишь тогда б на воине
             Ваше счастье безмерное
             Вы постигли вполне.
             В нем, том счастье, бесспорная
             Наша кровная часть,
             Наша, смертью оборванная,
             Вера, ненависть, страсть.
             Наше все! Не слукавили
             Мы в суровой борьбе,
             Все отдав, не оставили
             Ничего при себе.
             Все на вас перечислено
             Навсегда, не на срок.
             И живым не в упрек
             Этот голос ваш мыслимый.
             Братья, в этой войне
             Мы различья не знали:
             Те, что живы, что пали, --
             Были мы наравне.
             И никто перед нами
             Из живых не в долгу,
             Кто из рук наших знамя
             Подхватил на бегу,
             Чтоб за дело святое,
             За Советскую власть
             Так же, может быть, точно
             Шагом дальше упасть.
             Я убит подо Ржевом,
             Тот еще под Москвой.
             Где-то, воины, где вы,
             Кто остался живой?
             В городах миллионных,
             В селах, дома в семье?
             В боевых гарнизонах
             На не нашей земле?
             Ах, своя ли. чужая,
             Вся в цветах иль в снегу...
             Я вам жизнь завещаю, --
             Что я больше могу?
             Завещаю в той жизни
             Вам счастливыми быть
             И родимой отчизне
             С честью дальше служить.
             Горевать -- горделиво,
             Не клонясь головой,
             Ликовать -- не хвастливо
             В час победы самой.
             И беречь ее свято,
             Братья, счастье свое --
             В память воина-брата,
             Что погиб за нее.
***       ***   Интеллигенты... Из истории литературы, Александр Твардовский и Константин Симонов - 12 Января 2020 - Персональный сайт
http://svistuno-sergej.narod.ru/news/intelligenty/2020-01-12-2796 ***  история, Константин Симонов, Александр Твардовский, литература, Из истории литературы, Александр Твардовский и Константин , стихи, Интеллигенты, из интернета ***

из интернета, Интеллигенты, Александр Твардовский и Константин, Из истории литературы, Константин Симонов, литература, стихи, история, Александр Твардовский

Previous post Next post
Up