Отрубленные корни
Оригинал взят у polina_polinka в Отрубленные корни
Когда человек ощущает свое начало и свое продолжение, он щедрей и правильней располагает своей жизнью и его трудней ограбить, потому что он не все свои богатства держит при себе.
Фазиль Искандер. «Созвездие Козлотура».
Мне всегда хотелось быть не одной. Мне хотелось быть чьей-то и объяснять свои недостатки наследственностью. Но предков всех как будто пообрубали. Я рисую генеалогическое дерево, а получается скособоченный кустик. Я расспрашиваю бабушек, собираюсь смотать клубочек их воспоминаний, а ниточка обрывается, едва намотавшись на палец. И ощущение обмана и сиротства поселяется где-то под дыхом и обостряется, когда что-то идет не так.
Я смотрю на прабабушкину серебряную ложку и не представляю, что это была за женщина, чьим вензелем украшена не только ложка, но и половник. Тоже серебряный. У моей жизни мало общего с той, где суп в тарелку наливали не из кастрюли, а из супницы. Я - из советского детсада, из колготок цвета обуревшей морской волны. Мне накладывали манную кашу с комками из столитровой кастрюли с надписью «мл.группа». Они победили.
Мой прадедушка чинил крышу своего дома, когда за ним «пришли» в 37-м году. В семейных легендах часто остаются незначительные детали, совершенно не зловещие. Черный воронок, например, не фигурирует. Может, в провинции арестовывать приходили пешком? Жили наши прям рядом со зданием НКВД. Минут десять ходьбы.
Про арест папа рассказывал только это. Что дед чинил крышу, его снизу позвали, он вытер руки тряпочкой, бросил ее и спрыгнул на землю… Потом был обыск.
Собственно, больше ничего мне не рассказывали. Отчасти потому, что сами не знали, отчасти потому, что привыкли молчать. Всю их жизнь об арестованных родственниках говорить было нельзя. А когда стало можно, оказалось, что все отвыкли. Так у целой страны отняли семьи, традиции и привычку думать о себе как о чьем-то продолжении. Ощущение корней это называется. Почикали нам все корни. Не знаю, как кто, а я ощущаю себя домиком без фундамента. И что мне самой его надо выкопать двумя руками, лопатой и ломиком.
В общем, решила я найти в архиве ДЕЛО своего прадеда. Мне сказали: все рассекречено, все в открытом доступе! Я написала письмо по форме, отпустила его в высокий деревянный ящик в холле той самой организации. Вскоре перезвонили и сказали, что можно идти в архив.
Я пошла. И тут опять оказалось, что мы живем в СССР. И у КГБ с традициями как раз все в полном порядке.
Представьте: пытаешься отключить эмоции, берешь в руки папку, на которой написана твоя фамилия. Уже видишь бумаги, написанные прадедом от руки в последние дни жизни… И тут оказывается, что многие страницы рассекреченного дела аккуратно прикрыты белыми листами. И закреплены скрепками - сверху и снизу. Сверху и снизу. И так много раз.
Я спросила: что это такое? И мне ответили очень строго, что приподнимать листочки и заглядывать под них не полагается. Я прямо остолбенела. В XXI веке я не могу прочесть допрос своего прадеда, которого погубили ни за что? Это ж все, что у семьи от него осталось, а они нам скрепки? Я ищу остатки своих корней, а они мне - белые листы!
Пока я листала и переписывала бумаги, которые МНЕ РАЗРЕШИЛИ, рядом как конвой стояла работница архива с поджатыми губами. Как будто это я на ее тайны покушаюсь и при этом преступно не знаю субординации.
Его биографию, такую, которую, наверное, писали все арестованные, мне прочитать разрешили. Но было страшно. Эти обдуманные, взвешенные слова, будто он еще надеялся, что его поймут и выпустят. Это стремление объяснить, почему и куда он ездил, как воевал, женился, где работал. Эти детали - про мать, про сестру, которые интересны только мне и на которые уж конечно было наплевать следователю…
И вот еще бумаги, от руки написанные его… палачами и мучителями. Пафосно я их называю. А как еще назвать? Суки, ненавижу. Все их фамилии отпечатались в голове.
У меня слишком богатое воображение. Я слишком хорошо (и наверняка неправильно) представляю обстановку. И вся тональность этих документов - крайне унизительна.
Например, «Протокол обыска». Обыска, который случился после того, как дед, спрыгнув с крыши, вошел в дом.
«Изъято
- паспорт на имя Санаева А. А.
- охотничье ружье 2х ствольное ценитр.бая) - бельгийское. Надпись на правом и левом стволах Т.В.И. номер не ясен
- Два кинжала - один кавказский и кортик
Патроны
Личные документы на имя Санаева 84 листа
Схема родословной
Членский билет №787
Фотокарточки
Расписание поездов
Переписка личн. в количестве 11 листов с Санаевой Н. Н.
Жалобы:
Протестует против изъятия личной переписки
Кинжал отобран в ходе драки, без ножен».
Протокол написан криво, с грубыми орфографическими ошибками. И эти безграмотные бараны отбирали у моего прадеда-офицера переписку с женой. А он дрался. Я горжусь.
Потом его увели. Это было в сентябре 1937 года. Еще долгие годы - ГОДЫ - ни его жена, моя прабабушка, ни его дети - словом, никто не знал, что с ним. И только из дела стало ясно, что к расстрелу его приговорили прямо тут же. СРАЗУ! после ареста. И расстреляли через полгода. Где это произошло, мы не знаем до сих пор.
«7 дек.1937 г.
Постановили
Санаева Александра Александровича расстрелять.
Лично принадлежащее ему имущество КОНФИСКОВАТЬ»
«Выписка из Акта постановление тройки НКВД Даг. АССР от 7/XII 37 г. № 51 о расстреле Санаева Александра Александровича приведено в исполнение 22 июня 1938 г.
Лисов - пом. Опер. Уп. 8 отдю НКВД ДАССР»
Расстреляли вот за что:
«Проводил контрреволюц. агитацию пораженческого характера. Извратил сущность сталинской конституции. Разжигал национальную рознь, расовую ненависть.
Докладчик ДАНОШАЙТЕС».
Все знали, что он анекдот рассказал на работе…
К делу аккуратно подшиты письма прабабушки, которая в течение многих лет пыталась выяснить судьбу мужа, узнать, куда слать передачи. Они все письма получили, подшили, завязали веревочкой…
Не могу понять, почему не выслали в ответ хоть две строчки о расстреле. Садизм как политика, испытание неизвестностью. Ну арестовали, расстреляли - так хоть скажите об этом. Нет. Сидели. Посмеивались. Полный мрак. Мрак.
О судьбе мужа прабабушка узнала уже после смерти Сталина. В 1957-м прислали реабилитационную справку. Такую малюсенькую, на грубой, синей, дешевой бумаге. И, собственно, все.
Я, конечно, стащила из конвертика в деле удостоверение прадеда, расписание электричек, какой-то талончик. То, что было в карманах в тот день. Иногда я смотрю на эти вещички, и меня накрывает ужас бессилия. Их я тоже не могу прочитать, не могу представить человека, который ими владел. А в них что-то есть! Что-то, что помогло бы мне укорениться в жизни.
Но все, что касается людей, так окончательно кануло. В нашем государстве. А все, что касается бесчеловечности, так чудовищно живо.
Сегодня День памяти жертв сталинских репрессий.
Пойду к Соловецкому камню на Лубянке.
Когда человек ощущает свое начало и свое продолжение, он щедрей и правильней располагает своей жизнью и его трудней ограбить, потому что он не все свои богатства держит при себе.
Фазиль Искандер. «Созвездие Козлотура».
Мне всегда хотелось быть не одной. Мне хотелось быть чьей-то и объяснять свои недостатки наследственностью. Но предков всех как будто пообрубали. Я рисую генеалогическое дерево, а получается скособоченный кустик. Я расспрашиваю бабушек, собираюсь смотать клубочек их воспоминаний, а ниточка обрывается, едва намотавшись на палец. И ощущение обмана и сиротства поселяется где-то под дыхом и обостряется, когда что-то идет не так.
Я смотрю на прабабушкину серебряную ложку и не представляю, что это была за женщина, чьим вензелем украшена не только ложка, но и половник. Тоже серебряный. У моей жизни мало общего с той, где суп в тарелку наливали не из кастрюли, а из супницы. Я - из советского детсада, из колготок цвета обуревшей морской волны. Мне накладывали манную кашу с комками из столитровой кастрюли с надписью «мл.группа». Они победили.
Мой прадедушка чинил крышу своего дома, когда за ним «пришли» в 37-м году. В семейных легендах часто остаются незначительные детали, совершенно не зловещие. Черный воронок, например, не фигурирует. Может, в провинции арестовывать приходили пешком? Жили наши прям рядом со зданием НКВД. Минут десять ходьбы.
Про арест папа рассказывал только это. Что дед чинил крышу, его снизу позвали, он вытер руки тряпочкой, бросил ее и спрыгнул на землю… Потом был обыск.
Собственно, больше ничего мне не рассказывали. Отчасти потому, что сами не знали, отчасти потому, что привыкли молчать. Всю их жизнь об арестованных родственниках говорить было нельзя. А когда стало можно, оказалось, что все отвыкли. Так у целой страны отняли семьи, традиции и привычку думать о себе как о чьем-то продолжении. Ощущение корней это называется. Почикали нам все корни. Не знаю, как кто, а я ощущаю себя домиком без фундамента. И что мне самой его надо выкопать двумя руками, лопатой и ломиком.
В общем, решила я найти в архиве ДЕЛО своего прадеда. Мне сказали: все рассекречено, все в открытом доступе! Я написала письмо по форме, отпустила его в высокий деревянный ящик в холле той самой организации. Вскоре перезвонили и сказали, что можно идти в архив.
Я пошла. И тут опять оказалось, что мы живем в СССР. И у КГБ с традициями как раз все в полном порядке.
Представьте: пытаешься отключить эмоции, берешь в руки папку, на которой написана твоя фамилия. Уже видишь бумаги, написанные прадедом от руки в последние дни жизни… И тут оказывается, что многие страницы рассекреченного дела аккуратно прикрыты белыми листами. И закреплены скрепками - сверху и снизу. Сверху и снизу. И так много раз.
Я спросила: что это такое? И мне ответили очень строго, что приподнимать листочки и заглядывать под них не полагается. Я прямо остолбенела. В XXI веке я не могу прочесть допрос своего прадеда, которого погубили ни за что? Это ж все, что у семьи от него осталось, а они нам скрепки? Я ищу остатки своих корней, а они мне - белые листы!
Пока я листала и переписывала бумаги, которые МНЕ РАЗРЕШИЛИ, рядом как конвой стояла работница архива с поджатыми губами. Как будто это я на ее тайны покушаюсь и при этом преступно не знаю субординации.
Его биографию, такую, которую, наверное, писали все арестованные, мне прочитать разрешили. Но было страшно. Эти обдуманные, взвешенные слова, будто он еще надеялся, что его поймут и выпустят. Это стремление объяснить, почему и куда он ездил, как воевал, женился, где работал. Эти детали - про мать, про сестру, которые интересны только мне и на которые уж конечно было наплевать следователю…
И вот еще бумаги, от руки написанные его… палачами и мучителями. Пафосно я их называю. А как еще назвать? Суки, ненавижу. Все их фамилии отпечатались в голове.
У меня слишком богатое воображение. Я слишком хорошо (и наверняка неправильно) представляю обстановку. И вся тональность этих документов - крайне унизительна.
Например, «Протокол обыска». Обыска, который случился после того, как дед, спрыгнув с крыши, вошел в дом.
«Изъято
- паспорт на имя Санаева А. А.
- охотничье ружье 2х ствольное ценитр.бая) - бельгийское. Надпись на правом и левом стволах Т.В.И. номер не ясен
- Два кинжала - один кавказский и кортик
Патроны
Личные документы на имя Санаева 84 листа
Схема родословной
Членский билет №787
Фотокарточки
Расписание поездов
Переписка личн. в количестве 11 листов с Санаевой Н. Н.
Жалобы:
Протестует против изъятия личной переписки
Кинжал отобран в ходе драки, без ножен».
Протокол написан криво, с грубыми орфографическими ошибками. И эти безграмотные бараны отбирали у моего прадеда-офицера переписку с женой. А он дрался. Я горжусь.
Потом его увели. Это было в сентябре 1937 года. Еще долгие годы - ГОДЫ - ни его жена, моя прабабушка, ни его дети - словом, никто не знал, что с ним. И только из дела стало ясно, что к расстрелу его приговорили прямо тут же. СРАЗУ! после ареста. И расстреляли через полгода. Где это произошло, мы не знаем до сих пор.
«7 дек.1937 г.
Постановили
Санаева Александра Александровича расстрелять.
Лично принадлежащее ему имущество КОНФИСКОВАТЬ»
«Выписка из Акта постановление тройки НКВД Даг. АССР от 7/XII 37 г. № 51 о расстреле Санаева Александра Александровича приведено в исполнение 22 июня 1938 г.
Лисов - пом. Опер. Уп. 8 отдю НКВД ДАССР»
Расстреляли вот за что:
«Проводил контрреволюц. агитацию пораженческого характера. Извратил сущность сталинской конституции. Разжигал национальную рознь, расовую ненависть.
Докладчик ДАНОШАЙТЕС».
Все знали, что он анекдот рассказал на работе…
К делу аккуратно подшиты письма прабабушки, которая в течение многих лет пыталась выяснить судьбу мужа, узнать, куда слать передачи. Они все письма получили, подшили, завязали веревочкой…
Не могу понять, почему не выслали в ответ хоть две строчки о расстреле. Садизм как политика, испытание неизвестностью. Ну арестовали, расстреляли - так хоть скажите об этом. Нет. Сидели. Посмеивались. Полный мрак. Мрак.
О судьбе мужа прабабушка узнала уже после смерти Сталина. В 1957-м прислали реабилитационную справку. Такую малюсенькую, на грубой, синей, дешевой бумаге. И, собственно, все.
Я, конечно, стащила из конвертика в деле удостоверение прадеда, расписание электричек, какой-то талончик. То, что было в карманах в тот день. Иногда я смотрю на эти вещички, и меня накрывает ужас бессилия. Их я тоже не могу прочитать, не могу представить человека, который ими владел. А в них что-то есть! Что-то, что помогло бы мне укорениться в жизни.
Но все, что касается людей, так окончательно кануло. В нашем государстве. А все, что касается бесчеловечности, так чудовищно живо.
Сегодня День памяти жертв сталинских репрессий.
Пойду к Соловецкому камню на Лубянке.