Не клянись вовсе - 6

Nov 07, 2024 01:30


(продолжение)

Важным аспектом справедливости клятвы является ее добровольность. В связи с этим я предлагаю рассмотреть два аспекта: 1) право не свидетельствовать в суде; 2) принуждение к клятве - будь то воинская присяга или иная какая инициальная клятва при вступлении в какое-либо профессиональное сообщество или доступу к секретной информации.

1.
Мы выше сказали, что христианин не имеет права врать, но имеет право отвечать или не отвечать вопрощающему. Но злободневным является вопрос о праве отказаться от показаний в суде. Я говорю не о праве не свидетельствовать против себя и своих близких, а о праве отказаться от предоставления информации суду против других лиц, которая может повлиять на судебное решение. Как правило, это информация обладает силой клятвы.

Я считаю, что каждый христианин должен быть озабочен тем, чтобы не пострадал невиновный, или чтобы был защищен слабый и обидимый, и, стало быть, никто не имеет права укрывать что-либо могущее помочь суду вынести справедливый приговор (и тем самым помочь не впасть в грех судьям, а через них - и всему обществу, именем которого сегодня, как правило, вершится суд).
Человек, который располагал важными для суда фактами, но сокрыл их, и это привело к несправедливому вердикту, все равно технически солгал - так как заставил поверить, что не существует других сведений, кроме тех, какими располагал суд, и через это содействовал тому, что ложь была принята за истину. Суд имеет право требовать необходимых ему свидетельств безотказно, поскольку он не имеет право судить, не приняв в расчет всю полноту информации - т.е., будучи несправедливым. Сокрытие от суда - зло, которое сам суд может покарать. Принуждение в таком случае к тому, что можно назвать присягой, я считаю оправданным, если сам способ принуждения является соразмерным угрозе и не является пыткой или иного рода несправедливостью.

Но с этим, видимо, будут несогласными не только некоторые иезуиты прошлого, но и некоторые наши святые настоящего, например, преп. Варлаам Хутынский, который, согласно житию, спас от смерти реально виновного в злодеянии осужденного, но отказался спасать совсем невиновного - с кошмарными ссылками «на суды Божьи»: дескать, «Господь попустил ему умереть, чтобы впоследствии он не сделался дурным человеком». Простите, вы - как знаете, но я такое не приемлю и подражание такой логике я считаю злом, злее которого не бывает. Перед тем, как рассуждать о коварстве хитросделанных иезуитов с их совершенно умозрительной казуистикой вокруг «сферических коней в вакууме» (ну, и некоторых талмудистов заодно - чтоб два раза не ставать), нужно разобраться со своими прецедентами, в которых осуждаются на смерть не гипотетические, а реальные невиновные люди, притом не по ошибке, а по «норме» с оправданием ссылкой на «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! (Рим.11:33-35)».
Я на одно надеюсь, что раз до нас это житие дошло более чем в десяти разных редакциях, литературная история которых охватывает время с XIII по XVIII века, то есть шанс, что хоть в каком-то варианте жития эта странный эпизод отсутствует, что с большой вероятностью свидетельствовало бы, что он является лживой напраслиной на святого. Но это не точно.
В любом случае, давайте обратим особое внимание на поучение, с которым преподобный обращался ко всем приходящим к нему: «Чада, блюдитесь от всякой неправды, не завидуйте, не клевещите. Воздерживайтесь от гнева, не отдавайте денег в рост. Берегитесь судить неправо. Не клянитесь лживо, давши клятву, исполняйте ее…».

2.
Я готов допустить и допускаю справедливость военных, монашеских, священнических, врачебных, судейских, вассальных, подданнических и прочих подобных клятв при условии, что их текст не содержит противного заповедям Божьим, не является чрезмерно требовательным (как например, обязательный целибат перед рукоположением в РКЦ или обещание верности  российской власти для нероссиян при архиерейской хиротонии) и не предполагает заведомо невыполнимого, и, как было сказано ранее, если они произносятся свободно.

Блж. Августин пишет: «Если от тебя требуют клятвы, то обрати внимание, что эта необходимость проистекает от немощи тех, кого ты убеждаешь, и эта-то немощь поистине зла. Потому-то Он и сказал не что сверх этого, то - зло, а то - от лукавого. В самом деле, правильно пользуясь клятвой для убеждения других в чем-то добром, ты не совершаешь ничего дурного, и все же та человеческая немощь, вследствие которой ты вынужден клясться, она от лукавого». Или вот, что говорит Златоуст: «Скажи мне, когда ты требуешь от человека клятвы, - чего ты ожидаешь? Того ли, что он нарушит клятву? Но это крайнее безумие, потому что наказание обратится на твою голову… Для чего делаешь это во вред себе и в оскорбление Бога? Это свойственно душе зверской и человеку нечестивому».
Мы видим, что навязывание клятв является предосудительным даже в более «лайтовых» контекстах, а не тогда, когда человека заставляют поклясться под дулом автомата или угрозой тюремного заключения.

Насильственные рукоположения и монашеские постриги не будут действительными. И все остальные подобные инициации, с моей точки зрения, тоже. Впрочем, никто не должен единолично решать что-либо о действительности или недействительности своей присяги или иных видов обетов - полагаю, что это дело Церкви и гражданского суда. Иначе человек поступает на свой страх и риск, который может обернуться изменой и предательством.

Наиболее животрепещущим является вопрос о воинской присяге…

Я считаю, что воинскую присягу можно требовать только от тех, кто сознательно и добровольно избирает для себя жизнь воина (офицеры и «контрактники»). Воину доверяют оружие, секреты и предоставляют некоторые сословные льготы. Армия (или флот), призывая в строй человека, дает ему какие-то гарантии. Разумно было бы ожидать, что и от новоиспеченного добровольца поступят какие-то гарантии и обещания (прежде всего самоограничений, не предусмотренных основным законом для всех граждан) в ответ на сформулированные для него условия зачисления в строй. Здесь все чисто.

Но если речь идет о принудительном призыве под страхом тюремного заключения, то о какой клятве может идти речь? Каков ее смысл? Нравственно ли требовать от пленного то, что он не убежит? Чего стоит клятва несвободного человека? Человека насильно оторвали от его семьи, любимого занятия и образа жизни и еще при этот заставляют произнести присягу… Ну, это же очень странно! Это ложь - такая же, как и насильственный постриг в монахи, когда человека тем или иным способом заставляют принести монашеские обеты (клятву, присягу и пр.), или «неблагой и принужденный» брак…

Ведь и в древности клятва не требовалась от невольно рекрутируемых рабов и крестьян - ее требовали только от свободных. Только в таком случае к службе человека можно предъявлять какие-то требования, несоблюдение которых является грехом, поскольку нарушает договоренности, сформулированные в клятве\присяге\обете\слове пацана. Насильственная рекрутизация населения, если она имеет место быть в обществе, еще не созревшем до осознания необходимости профессиональной армии и появления соответствующих экономических возможностей, не должна предполагать вынужденной присяги, за отказ от которой человека будут ожидать кары и преследования. Контракт - это и есть возможное обещание, которое технически может быть, а может и не быть оформлено ритуально в виде церемонии присяги. Однако, проводится такая церемония или не проводится, для христианина не важно - если он добровольно подписал контракт, то он уже связан последствиями клятвы.

Добавим и еще пункт 3.
Меня просили высказаться о священнических присягах. Хорошо!

Ничего не возражаю против существования самой такой присяги, но выражаю свое недовольство ее эстетикой и некоторыми содержательными аспектами.

Может быть, читатель удивится тому, что такое когда-то было возможным, но я рукополагался во священники в то время, когда слова ставленнической присяги (клятвы, которую дают будущие священнослужители) содержали такие слова, которые многим кажутся антиевангельскими: «Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом пред Святым Его Крестом и Евангелием…». При дьяконской хиротонии мне пришлось присягу читать неожиданно («Ставленническую присягу ты уже читал? Как нет? На, читай!») и осмыслять задним числом. Но при священнической присяге я, тогда ещё считая для себя невозможным клясться Богом, честно и отчетливо прочитал так: «Обещаюсь и клянусь Всемогущему Богу…». Это сейчас я уже знаю, «что пнём по сове, что совой об пенёк» - тут принципиален не падеж слова «Бог», а другие вещи, а тогда… мне это объяснить было некому, а те объяснения, что я слышал, повергали меня в еще больший шок и толкали в зловонные объятия толстовства. Но мне повезло: ни один мускул не дрогнул на лице духовника, и все прошло благополучно: меня рукоположили и отправили в самый далекий приход Слонимского благочиния.

Помню, через некоторое время после хиротонии, я обратился к митрополиту Филарету со своим «ценным мнением» относительно того, можно или нельзя клясться Богом. Но владыка, устав от меня через 30 секунд, сказал мне: «Серёжа! Не тарахти! Напиши мне это все на бумаге!». Я написал и принес через пару-тройку недель. «Мда-дааа!» - сказал митрополит задумчиво, бегло просматривая мой текст по диагонали. - «У тебя всё? Хорошо! Бог благословит! Кто там следующий, пусть заходит». Я подозреваю, что эту мою бумагу он не положил под сукно, а обсуждал неоднократно в разных кампаниях (до меня доходили косвенные фидбэки). А 22 марта 2011 года (журнал № 21) Священным Синодом уже был утвержден нормальный вменяемый текст присяги, где был вставлен предлог «пред» и весь смысл клятвы совпал с моим произвольным её разумением: там уже было написано «Обещаюсь и клянусь Всемогущему Богу…» (а не Богом). После этого не значит вследствие этого, но, а вдруг? ))

В таком варианте ставленническая присяга уже меньше напоминает российскую имперскую клятву, которая единообразно для всех начиналась словами «Я, нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому государю императору [Имя и отчество], Самодержцу Всероссийскому, и Его Императорского Величества Всероссийского Престола наследнику, верно и нелицемерно служить…».
Даже просто вступая в должность причетника, до революции кандидат произносил: «Я, нижеподписавшийся, соблюдая свято и нерушимо данную мною присягу на верность подданства Его Императорскому Величеству, ныне, при вступлении в должность причетника, обязуюсь проходить сию должность, согласно с церковными правилами и уставами», а все ставленнические присяги всегда «доукомплектовывались» листом с возобновленной верноподданнической их императорским величествам присягой.

После большевистской революции все упоминания о царской власти в присяге были купированы и, напротив, были введены обещания аполитичности - неучастия в делах власти вообще: ни за, ни, Боже упаси, против неё. Слава Богу, обещаний служить большевикам не давалось, но в целом, по духу это так и осталась вассальная присяга неназванному господину, с главным смыслом обещания «слушаться» и «не нарушать». Кафолическая Церковь, которая есть Тело Христово, редуцированная до границ абстрактного понятия «блага Святой Русской Православной Церкви», упомянута лишь в последнем абзаце этого текста, что чрезвычайно странно для клятвы, как литературного жанра. С императором они бы так не посмели, но… как есть! https://azbyka.ru/.../prisjaga-stavlennika-pered.../

Любая клятва должна содержать в себе: кому клянутся, во имя кого/чего клянутся, в чем клянутся, зачем и для чего клянутся. Понятно, что поскольку канонически каждый священник литургисает правом, сообщённым ему своим епископом, то без идей вассалитета не обойтись. Но! Не отрекаясь ни от чего сказанного в свое время в своих клятвах, я бы хотел, чтобы в будущем ставленнические присяги по своей интонации больше напоминали брачные клятвы, а не вассальные: обещание любви и верности - чтобы каждый представитель народа Божьего, каждый лаик, слыша, как ее произносит будущий священнослужитель, понимал, что и он является субъектом этого договора, поскольку клятва касается всякого, присутствующего в храме и приносится ему тоже, как клеточке Тела Христова. И чтобы каждый клянущийся понимал, что первое и, по сути единственное, что он обещает Народу Божьему, это (неважно Богом или перед Ним) любовь, служащую «образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (см.: 1Тим1:12), а народ, принимая клятву, сам пообещает согласно призыву ап. Павла «не пренебрегать юностью» новопоставленного - т.е., его неопытностью и прочими несовершенствами. И в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, так сказать. Пока смерть не разлучит их.

Конецъ и Богу слава!

----



На иллюстрации: Постановлением Священного Синода от 8 октября 1965 года архимандрит Филарет был избран епископом Тихвинским, викарием Ленинградской епархии. Архиерейская хиротония была совершена 24 октября 1965 года в Троицком соборе Александро-Невской Лавры. На фото момент чина наречения во епископа, во время которого совершается обещание соблюдать веру в чистоте и находиться в послушании у чиноначалия.

апологетика, политика, логотея

Previous post Next post
Up