О ком молчит колокол
Сегодня день рождения Эрнеста Хемингуэя (21.07.1899). Писатель происходил из набожной протестантской семьи, но перешел в католичество при браке с Полин Пфайфер. И, вроде, это была не простая формальность, а… формальность необычная: ему нравились некоторые литургические и архитектурные формы католичества, и сам он любил ставить свечи в соборах и всматриваться в их пламя. Эстет, что с него взять!
Существует один известный афоризм Хемингуэя: «Все думающие люди - атеисты». Я не знаю, сам ли он это говорил, или один из его типичных литературных персонажей за выпивкой. Но… есть у писателя маленькая незаметная пьеска «Сегодня пятница», где уставшие солдаты буднично и обыденно обсуждают одну казнь, которая незаметным для них образом изменила мир. С чего это вдруг автор решил написать об этом?… Приходские театры, ищущие малые литературные формы для пасхальных мистерий, могут обратить внимание…
Я не могу сказать, что являюсь хорошим знатоком Хемингуэя, но его усреднённый лирический герой кажется мне чем-то похожим на своего автора: задумчивый брутальный бородатый дядька в грубосвязанном свитере, вечно молодой (но в душе) и пребывающий в вечной же компании моря, бутылки рома, кубинской сигары и бессмыслицы происходящего, едкий на иронию и колкий на слово и - уже в отличие от автора - совсем не агрессивный…
Насчет агрессии. Небольшая черта к портрету: писатель считал, что любые разногласия можно решить физической силой и умением драться - того и другого у него было в достатке. В поисках разногласий, когда их не хватало в жизни, Хемингуэй вместе со своим закадычным другом и автором «Улисса» Джеймсом Джойсом любил зайти в бар, найти собутыльника и завести с ним спор: Джеймс обострял и провоцировал, а Эрнест метким ударом в челюсть всё заканчивал…
Типичный рацион писателя выглядел так: «Утро - два стакана виски с содовой и льдом, к обеду - французское вино, ближе к вечеру - три-четыре бутылки виски с друзьями, на ужин - кьянти из оплетённой бутылки, литра четыре или пять»…
В конце своей жизни Хемингуэй страдал затяжным психическим расстройством с ярко выраженной депрессией. Ему казалось, что за ним всюду следуют агенты ФБР, и что повсюду расставлены жучки, телефоны прослушиваются, почта прочитывается. Он мог принять случайных прохожих за агентов. Даже находясь в психбольнице (где его «лечили» электрошоком, напрочь стерев ему память и лишив способности писать) он постоянно звонил своему другу, чтобы сообщить, что жучки расставлены и в клинике - врачи избавили его от всего, но не от болезни…
Однако, как говорится, если у тебя паранойя, это еще не значит, что тебя не преследуют… В начале 1980-х годов, когда архивное дело Э. Хемингуэя в ФБР было рассекречено, факт слежки за писателем подтвердился: спецслужбы действительно приглядывали за Хемингуэем, который сам был завербован советской разведкой под псевдонимом Арго…
Писатель окончил жизнь самоубийством, застрелившись из своего любимого ружья. «Мужчина не имеет права отдавать Богу душу в постели. Либо в бою, либо пуля в лоб», - когда-то писал он.
Младший брат писателя, Лестер Хемингуэй, тоже был писателем, и тоже покончил жизнь самоубийством аналогичным образом, как его отец и старший брат… У меня есть предположение, что существует наследственная предрасположенность к суициду.
В заключение - фрагмент из «По ком звонит колокол».
«
- Они не понимают, ради чего ведется эта война. Они не знают, за что мы деремся.
- Верно, - сказал Ансельмо. - Они только знают, что идет война и можно, как в старину, убивать, не боясь наказания.
- Тебе случалось убивать? - спросил Роберт Джордан, как будто роднящая темнота вокруг и прожитый вместе день дали ему право на этот вопрос.
- Да. Несколько раз. Но без всякой охоты. По-моему, людей убивать грех. Даже если это фашисты, которых мы должны убивать. По-моему, медведь одно, а человек совсем другое. Я не верю в цыганские россказни насчет того, что зверь человеку брат. Нет. Я против того, чтоб убивать людей.
- Но ты убивал.
- Да. И буду убивать. Но если я еще поживу потом, то постараюсь жить тихо, никому не делая зла, и это все мне простится.
- Кем простится?
- Не знаю. Теперь ведь у нас бога нет, ни сына божия, ни святого духа, так кто же должен прощать? Я не знаю.
- А бога нет?
- Нет, друг. Конечно, нет. Если б он был, разве он допустил бы то, что я видел своими глазами? Пусть уж у них будет бог.
- Они и говорят, что он с ними.
- Понятно, мне его недостает потому что я с детства привык верить. Но теперь человек перед самим собой должен быть в ответе.
- Значит, ты сам себе и убийство простишь?
- Должно быть, - сказал Ансельмо. - Раз оно так понятно выходит по-твоему, значит, так и должно быть. Но все равно, есть ли бог, нет ли, а убивать - грех. Отнять жизнь у другого человека - это дело нешуточное. Я не отступлю перед этим, когда понадобится, но я не той породы, что Пабло.
- Чтоб выиграть войну, нужно убивать врагов. Это старая истина.
- Верно. На войне нужно убивать. Но, знаешь, какие у меня чудные мысли есть, - сказал Ансельмо. Они теперь шли совсем рядом в темноте, и он говорил вполголоса, время от времени оглядываясь на ходу. - Я бы даже епископа не стал убивать. Я бы не стал убивать ни помещика, ни другого какого хозяина. Я бы только заставил их всю жизнь изо дня в день работать так, как мы работаем в поле или в горах, на порубке леса. Чтобы они узнали, для чего рожден человек. Пусть спят, как мы спим. Пусть едят то, что мы едим. А самое главное - пусть работают. Это им будет наука.
- Что ж, они оправятся и опять тебя скрутят.
- Если их убивать - это никого ничему не научит, - сказал Ансельмо. - Всех не перебьешь, а молодые подрастут - еще больше ненавидеть будут. От тюрьмы тоже проку мало. В тюрьме только сильнее ненависть. Нет, лучше пусть всем нашим врагам будет наука.
- Но все-таки ты ведь убивал?
- Да, - сказал Ансельмо. - Много раз убивал и еще буду убивать. Но без всякой охоты и помня, что это грех.
»
Существует один известный афоризм Хемингуэя: «Все думающие люди - атеисты». Я не знаю, сам ли он это говорил, или один из его типичных литературных персонажей за выпивкой. Но… есть у писателя маленькая незаметная пьеска «Сегодня пятница», где уставшие солдаты буднично и обыденно обсуждают одну казнь, которая незаметным для них образом изменила мир. С чего это вдруг автор решил написать об этом?… Приходские театры, ищущие малые литературные формы для пасхальных мистерий, могут обратить внимание…
Я не могу сказать, что являюсь хорошим знатоком Хемингуэя, но его усреднённый лирический герой кажется мне чем-то похожим на своего автора: задумчивый брутальный бородатый дядька в грубосвязанном свитере, вечно молодой (но в душе) и пребывающий в вечной же компании моря, бутылки рома, кубинской сигары и бессмыслицы происходящего, едкий на иронию и колкий на слово и - уже в отличие от автора - совсем не агрессивный…
Насчет агрессии. Небольшая черта к портрету: писатель считал, что любые разногласия можно решить физической силой и умением драться - того и другого у него было в достатке. В поисках разногласий, когда их не хватало в жизни, Хемингуэй вместе со своим закадычным другом и автором «Улисса» Джеймсом Джойсом любил зайти в бар, найти собутыльника и завести с ним спор: Джеймс обострял и провоцировал, а Эрнест метким ударом в челюсть всё заканчивал…
Типичный рацион писателя выглядел так: «Утро - два стакана виски с содовой и льдом, к обеду - французское вино, ближе к вечеру - три-четыре бутылки виски с друзьями, на ужин - кьянти из оплетённой бутылки, литра четыре или пять»…
В конце своей жизни Хемингуэй страдал затяжным психическим расстройством с ярко выраженной депрессией. Ему казалось, что за ним всюду следуют агенты ФБР, и что повсюду расставлены жучки, телефоны прослушиваются, почта прочитывается. Он мог принять случайных прохожих за агентов. Даже находясь в психбольнице (где его «лечили» электрошоком, напрочь стерев ему память и лишив способности писать) он постоянно звонил своему другу, чтобы сообщить, что жучки расставлены и в клинике - врачи избавили его от всего, но не от болезни…
Однако, как говорится, если у тебя паранойя, это еще не значит, что тебя не преследуют… В начале 1980-х годов, когда архивное дело Э. Хемингуэя в ФБР было рассекречено, факт слежки за писателем подтвердился: спецслужбы действительно приглядывали за Хемингуэем, который сам был завербован советской разведкой под псевдонимом Арго…
Писатель окончил жизнь самоубийством, застрелившись из своего любимого ружья. «Мужчина не имеет права отдавать Богу душу в постели. Либо в бою, либо пуля в лоб», - когда-то писал он.
Младший брат писателя, Лестер Хемингуэй, тоже был писателем, и тоже покончил жизнь самоубийством аналогичным образом, как его отец и старший брат… У меня есть предположение, что существует наследственная предрасположенность к суициду.
В заключение - фрагмент из «По ком звонит колокол».
«
- Они не понимают, ради чего ведется эта война. Они не знают, за что мы деремся.
- Верно, - сказал Ансельмо. - Они только знают, что идет война и можно, как в старину, убивать, не боясь наказания.
- Тебе случалось убивать? - спросил Роберт Джордан, как будто роднящая темнота вокруг и прожитый вместе день дали ему право на этот вопрос.
- Да. Несколько раз. Но без всякой охоты. По-моему, людей убивать грех. Даже если это фашисты, которых мы должны убивать. По-моему, медведь одно, а человек совсем другое. Я не верю в цыганские россказни насчет того, что зверь человеку брат. Нет. Я против того, чтоб убивать людей.
- Но ты убивал.
- Да. И буду убивать. Но если я еще поживу потом, то постараюсь жить тихо, никому не делая зла, и это все мне простится.
- Кем простится?
- Не знаю. Теперь ведь у нас бога нет, ни сына божия, ни святого духа, так кто же должен прощать? Я не знаю.
- А бога нет?
- Нет, друг. Конечно, нет. Если б он был, разве он допустил бы то, что я видел своими глазами? Пусть уж у них будет бог.
- Они и говорят, что он с ними.
- Понятно, мне его недостает потому что я с детства привык верить. Но теперь человек перед самим собой должен быть в ответе.
- Значит, ты сам себе и убийство простишь?
- Должно быть, - сказал Ансельмо. - Раз оно так понятно выходит по-твоему, значит, так и должно быть. Но все равно, есть ли бог, нет ли, а убивать - грех. Отнять жизнь у другого человека - это дело нешуточное. Я не отступлю перед этим, когда понадобится, но я не той породы, что Пабло.
- Чтоб выиграть войну, нужно убивать врагов. Это старая истина.
- Верно. На войне нужно убивать. Но, знаешь, какие у меня чудные мысли есть, - сказал Ансельмо. Они теперь шли совсем рядом в темноте, и он говорил вполголоса, время от времени оглядываясь на ходу. - Я бы даже епископа не стал убивать. Я бы не стал убивать ни помещика, ни другого какого хозяина. Я бы только заставил их всю жизнь изо дня в день работать так, как мы работаем в поле или в горах, на порубке леса. Чтобы они узнали, для чего рожден человек. Пусть спят, как мы спим. Пусть едят то, что мы едим. А самое главное - пусть работают. Это им будет наука.
- Что ж, они оправятся и опять тебя скрутят.
- Если их убивать - это никого ничему не научит, - сказал Ансельмо. - Всех не перебьешь, а молодые подрастут - еще больше ненавидеть будут. От тюрьмы тоже проку мало. В тюрьме только сильнее ненависть. Нет, лучше пусть всем нашим врагам будет наука.
- Но все-таки ты ведь убивал?
- Да, - сказал Ансельмо. - Много раз убивал и еще буду убивать. Но без всякой охоты и помня, что это грех.
»