Любовь и верность
Попалась на глаза цитата швейцарского писателя Фридриха Райнхольда Дюрренматта: «Когда государство начинает убивать, оно всегда называет себя Родиной»... Очень узко! Не только! Государство вообще любит отождествлять себя с родиной, а партия - с государством. Вот не любишь ты партию - и всё, мгновенно становишься предателем: не партии и не государства даже, а сразу Родины. Даже если ты к партии не имел отношения.
«L'état c'est moi!» Когда-то Людовик XIV отождествлял себя с государством: измена королю со стороны его слуг в реалиях феодальной монархии действительно мыслилась как измена государству, которое было собственностью короля, являвшегося источником государственности. Категория предательства при таком раскладе могла быть непротиворечиво применена только к подданным, но не к самому государю.
Но время абсолютизма в Европе прошло: в большинстве стран власть считается производной по отношению к народу. Нынче президенты, премьеры, канцлеры и прочие председатели парламентов - это госслужащие, т.е., слуги народа, который единственно является источником власти и субъектом государствообразования. И, казалось бы, вопрос о «любви и измене» к Родине в таком контексте должен выглядеть несколько иначе, но часто пришедший к власти оказывается склонным инстинктивно, в силу исторической инерции или иных причин, шаблонно отождествлять себя с государством и тем или иным образом добиваться верности (как минимум) себе лично.
И, что самое интересное, избиратели часто тоже склонны делать такое отождествление, но по отношению не к себе, и даже не к группе избирателей, а по отношению к определенной кандидатуре, претендующей на власть или уже обладающей ей: «государство - это он», «без него ничего не будет». И они могут оказаться на самом деле правы, если отождествление власти и государства de facto уже состоялось или состоится в будущем.
Но, собственно, я хотел писать не об этой политологической банальщине.
Я, посмотрев только тизер битвы двух православных ёкодзуна, как-то ещё раз серьезно призадумался над прозвучавшей там максимой свт. Киприана Карфагенского «Кому Церковь не мать, тому Бог не Отец». «Аминь» сорок раз! Конечно, это так! Без Церкви нет христианства - по сути это два синонима: Церковь и христианство. Христианская церковь - это тавтология. Это не только терминологический момент (как нельзя жениться на самом себе), но и догматический: вне Церкви нет спасения, как нет жизни для органов вне организма.
НО!
А не происходит ли временами такое же манипулирование и со словом «Церковь» на манер того, как это случается со словом «Родина» - притом в средневековом феодальном контексте, который в той или иной степени поддерживается и каноническим правом, технически являющимся отраслью права исчезнувшей в веках Византийской империи?
Подставьте соответствующие содержательные термины и пересчитайте мою формальную модель самостоятельно.
«L'état c'est moi!» Когда-то Людовик XIV отождествлял себя с государством: измена королю со стороны его слуг в реалиях феодальной монархии действительно мыслилась как измена государству, которое было собственностью короля, являвшегося источником государственности. Категория предательства при таком раскладе могла быть непротиворечиво применена только к подданным, но не к самому государю.
Но время абсолютизма в Европе прошло: в большинстве стран власть считается производной по отношению к народу. Нынче президенты, премьеры, канцлеры и прочие председатели парламентов - это госслужащие, т.е., слуги народа, который единственно является источником власти и субъектом государствообразования. И, казалось бы, вопрос о «любви и измене» к Родине в таком контексте должен выглядеть несколько иначе, но часто пришедший к власти оказывается склонным инстинктивно, в силу исторической инерции или иных причин, шаблонно отождествлять себя с государством и тем или иным образом добиваться верности (как минимум) себе лично.
И, что самое интересное, избиратели часто тоже склонны делать такое отождествление, но по отношению не к себе, и даже не к группе избирателей, а по отношению к определенной кандидатуре, претендующей на власть или уже обладающей ей: «государство - это он», «без него ничего не будет». И они могут оказаться на самом деле правы, если отождествление власти и государства de facto уже состоялось или состоится в будущем.
Но, собственно, я хотел писать не об этой политологической банальщине.
Я, посмотрев только тизер битвы двух православных ёкодзуна, как-то ещё раз серьезно призадумался над прозвучавшей там максимой свт. Киприана Карфагенского «Кому Церковь не мать, тому Бог не Отец». «Аминь» сорок раз! Конечно, это так! Без Церкви нет христианства - по сути это два синонима: Церковь и христианство. Христианская церковь - это тавтология. Это не только терминологический момент (как нельзя жениться на самом себе), но и догматический: вне Церкви нет спасения, как нет жизни для органов вне организма.
НО!
А не происходит ли временами такое же манипулирование и со словом «Церковь» на манер того, как это случается со словом «Родина» - притом в средневековом феодальном контексте, который в той или иной степени поддерживается и каноническим правом, технически являющимся отраслью права исчезнувшей в веках Византийской империи?
Подставьте соответствующие содержательные термины и пересчитайте мою формальную модель самостоятельно.