Хорватский национализм и сербофобия в XIX -в первой половине XX века. Часть 2-я.
Пропагандистский плакат усташей времён II МВ. Поглавник Анте Павелич изображён на фоне своих "предшественников" - Томислава, первого короля Хорватии, краля Звонимира - последнего монарха хорватской крови, "отца нации" Анте Старчевича и Степана Радича, убитого великосербскими террористами в 1927 году.
Продолжение статьи Сергея Белякова.
Независимое государство Хорватия (НГХ) стало реальностью в ходе Апрельской войны 1941 г., когда Германия, Италия, Венгрия и Болгария уничтожили югославское государство. Страны «Оси» нуждались в союзниках, а потому решили опереться на хорватских националистов, чье влияние в хорватских землях Югославии было велико, несмотря на военно-организационную слабость усташей.
Усташам позволили провозгласить 10 апреля 1941 г. создание НГХ, восстановив, таким образом, традицию хорватской государственности, прерванную еще в Средневековье. Во главе нового государства оказался А. Павелич. В состав НГХ вошла не только большая часть исторических хорватских земель, но и вся Босния и Герцеговина. Новое государство было многонациональным. По данным германского МИД, на которые обычно ссылаются историки, весной 1941 г. на территории НГХ проживало 3,3 миллиона хорватов, 1,9 миллиона сербов, 700 тысяч боснийских мусульман, 150 тысяч немцев, 75 тысяч венгров, 40 тысяч евреев. Такой национальный состав совершенно не соответствовал представлениям усташей о хорватском государстве. Поэтому с провозглашением НГХ борьба за хорватское национальное государство, по мнению усташей, вовсе не была окончена. На повестку дня стал вопрос, как «сделать хорватское государство действительно хорватским».
В «Принципах хорватского усташского движения», основном программном документе усташей, особо подчеркивалось, что только хорватский народ обладает властью в собственном государстве. Подобная интерпретация принципа народного суверенитета в условиях НГХ означала необходимость проведения такой национальной политики, которая бы привела либо к изгнанию из страны представителей всех этнических меньшинств, либо к низведению их до статуса неполноправных граждан. Это логически следовало из одиннадцатого пункта «Усташских принципов», по которому нехорватское население Хорватии не могло заниматься «национальными и государственными делами». В «Уставе» усташского движения говорилось, что после того, как будет достигнута главная цель усташства - создание НГХ, усташи будут «бороться за то, чтобы в хорватском государстве правил только хорватский народ, чтобы он был полным хозяином всех материальных и духовных ценностей в своей стране».
Публицист Д. Црлен в комментарии к изданию «Усташских принципов» повторял официально принятую в НГХ трактовку лозунга Анте Старчевича «Бог и хорваты»: «…в Хорватии правят только Бог и хорваты… Нашу судьбу должны решать только мы сами, и тот, кто станет у нас на пути, - враг нашей свободы и самостоятельности, нет с ним примирения… смысл “Усташ-ских принципов” требует того, чтобы Хорватией управляли только те, кто по происхождению и по крови принадлежит к хорватскому народу».
Вместе с тем отношение усташей к этническим меньшинствам определялось не только этими идеологическими постулатами. Некоторые этнические группы находились «на особом положении». Боснийские мусульмане еще со времен А. Старчевича рассматривались хорватскими националистами как часть хорватской нации. Усташская пропаганда все годы существования НГХ пропагандировала идею хорвато-мусульманского единства, хотя на самом деле взаимоотношения хорватов и боснийских мусульман от идеала «единства хорватов двух вер» были далеки.
Хотя из усташского понимания сущности национального государства вроде бы вытекала необходимость «очищения» Хорватии от всех этнических меньшинств, а не только от сербов, мы не найдем ни в речах усташских лидеров, ни в статьях усташских «золотых перьев» каких-либо конкретных указаний относительно словаков, чехов, венгров, румын. Политика в отношении многочисленной немецкой общины была обусловлена прежде всего внешнеполитическим фактором - зависимостью НГХ от Германии. Немцы получили равные права с хорватами.
В еврейском вопросе усташи шли по стопам нацистов: от издания законов, аналогичных Нюрнбергским, до массового уничтожения евреев в лагерях смерти. Однако многие историки полагают, что антисемитизм, в отличие от сербофобии, не был сущностной чертой хорватского национализма в целом и его усташской формы в частности, а являлся всего лишь средством, с помощью которого усташскиевласти НГХ пытались доказать свою лояльность нацистской Германии и «новому порядку» в Европе. Немцы весьма скептически относились к способности усташей самостоятельно решить еврейский вопрос, и уничтожение евреев в НГХ проводилось в значительной мере под германским контролем.
Главной мишенью усташской ксенофобии стало сербское население НГХ. Еще в середине - конце 1930-х годов в усташской публицистике пропагандировалась идея изгнания сербов с земель, которые усташи считали «хорватскими». В 1933 г. известный хорватский литератор, один из крупнейших идеологов и пропагандистов хорватского национализма, Миле Будак писал о невозможности сосуществования сербов и хорватов на одной земле: «Либо победа, либо гибель! Огонь и вода не могут смешиваться. Они могут лишь уничтожить друг друга». Ученый, публицист и политический деятель, занимавший высокие места в правительстве НГХ, Младен Лоркович в своем историко-демографическом исследовании пытался «научно» обосновать необходимость решения «сербского вопроса». Лоркович выделил три источника «сербизма» в хорватских землях: во-первых, влахов (преимущественно православное романоязычное население, мигрировавшее в «хорватские земли» в XVI-XVII вв.). Лоркович считал их смешанным славянско-албанско-румынским населением, которое впоследствии ассимилировали сербы. Вторым источником были собственно сербы, мигрировавшие в XVII в. из Рашки и сербизировавшие влахов. Третьим - хорваты-католики, перешедшие в православие. После создания НГХ отношение Лорковича к потомкам влахов стало более резким. О влахах, например, он теперь писал, что это «остатки балкано-романских метисов… по расе они не сербы и не хорваты, а непостоянный элемент, который подвержен чужому влиянию».
Уже в первые недели существования НГХ сербское население столкнулось с национальной дискриминацией. Сербам запретили служить в армии, упразднены были все «сербско-конфессиональные народные школы», запрещена кириллица, запрещено даже название «Сербская Православная Церковь», а сама церковь фактически была поставлена вне закона. Уже 7 мая 1941 г. в Загребе для сербов и евреев был введен комендантский час. Сербы в городах должны были носить на рукавах повязки с литерой «P», то есть «православный». В Сараево сербам и евреям особым постановлением было запрещено ношение фески, кроме того, сербы и евреи должны были сдать в полицию все радиоприемники и телефоны. В Мостаре местные власти издали постановление, запрещавшее сербам ходить более чем по двое. Сербы и евреи не должны были ходить вместе, не могли гулять по бульвару, танцевать в общественных заведениях, выходить на улицу после семи вечера.
В конце мая - июне 1941 г. усташские власти предприняли мощную пропагандистскую антисербскую кампанию. В Госпиче, Сисаке, Глине, Новой Градишке, Славонском броде, Винковцах, Вараждине,Осиеке, Баня-Луке, Карловце, Земуне, Копривнице, Джаково, Санском мосту и ряде других городов НГХ прошли многочисленные собрания, митинги. На этих собраниях усташские лидеры (министры и высшие функционеры усташского движения) пытались разъяснить хорватскому населению смысл и значение национального вопроса. Так, Милован Жанич, возглавлявший законодательный комитет при правительстве НГХ, на усташском собрании, состоявшемся 2 июня 1941 г. в Новой Градишке, сказал: «Усташи! Знайте: я говорю открыто. Это государство, наше Отечество, должно быть хорватским и ничьим больше… события… последних двадцати лет (период существования королевской Югославии. - С.Б. ) доказали, что всякий компромисс исключен. Это должна быть земля хорватов… и нет метода, который усташи не употребили бы для того, чтобы сделать хорватскую землю действительно хорватской… Мы этого не скрываем, это политика усташского государства».
Еще более откровенен и категоричен был стожерник (глава «стожера», крупного территориального подразделения усташского движения) Виктор Гутич. В конце мая он произнес речь в городе Сански мост, где в частности сказал: «Нет больше сербского войска! Нет больше Сербии!.. не стало цыганской (! - С.Б. ) династии Кара-георгиевичей… Всякий, кто станет за них [за сербов] заступаться, сам станет врагом хорватской свободы». Министр юстиции Мирко Пук 6 июня 1941 г. в Крижевнице заявил, что сербов, которых он именовал не иначе как «разбойниками», «подонками» и «отребьем с Балкан», следует выселить с хорватской земли, которую они заняли триста лет назад. Они либо «уйдут подобру-поздорову», либо их уничтожат силой. «Сербы в Хорватии - чужеродный элемент, который представляет опасность для существования хорватского народа… Мы знаем, что они [сербы] нам никогда добра не делали и ничего доброго не желали», - заявил тот же Мирко Пук в городке Глина.
Младен Лоркович 28 июня 1941 г., то есть в памятный для всех сербов Видовдан, прямо подстрекал к этническим чисткам: «Хорватский народ должен очиститься от тех элементов, которые приносят ему несчастья, которые чужды ему, которые разлагают здоровые силы этого народа, которые столетиями толкали народ от одного несчастья к другому. Эти элементы - наши сербы и евреи». Настоящей «звездой» этой кампании стал Миле Будак, занимавший тогда пост министра по делам просвещения и религии. «У серба есть Сербия, это и есть его Отечество», - сказал Будак в своем выступлении на митинге в городе Славонски брод, явно указывая на необходимость депортации сербов. Печальную известность приобрела знаменитая фраза Будака, будто бы произнесенная им на митинге в городе Госпич в конце июня 1941 г. Эта фраза раскрывала механизм решения сербского вопроса: одну треть сербов следовало обратить в католицизм и впоследствии ассимилировать, одну треть предстояло выселить в Сербию и, наконец, оставшуюся треть сербского населения необходимо было уничтожить.
Слова усташей в данном случае не расходились с делом. Массовые депортации (и просто бегство сербского населения) в Сербию, насильственное обращение целых сербских деревень в католицизм и массовый террор, развернутый усташами против сербского народа, стали реальностью уже летом 1941 г. В рамках данной работы мы не станем касаться проблемы усташско-го террора. Она заслуживает особого изучения. До сих пор не решен вопрос соотношения организованного террора и террора стихийного. Имеющиеся в нашем распоряжении источники не всегда позволяют судить о том, проводилась ли та или иная акция террора подразделениями Усташской войницы (особой «партийной» армии, хорватского аналога войск СС) или отрядами «диких» усташей, по своей ли инициативе или по инициативе свыше.
Сложнейшую проблему представляет собой оценка общего числа жертв усташского геноцида сербского, еврейского и цыганского народов. Она уже стала предметом не только научных исследований, но и политических спекуляций. Во второй половине 1980-х гг. началась дискуссия между хорватскими (Л. Бобаном, В. Жерявичем) и сербскими (В. Крестичем, М. Булаичем, А Милетичем и др.) историками.Продолжается она и по сей день. При этом сербские историки, как правило, преувеличивают количество жертв (до 1 700 000, хотя сербское население НГХ не достигало и двух миллионов), в то время как их хорватские коллеги сокращают это количество до нескольких десятков тысяч и даже вовсе отрицают факт геноцида.
Усташская пресса играла в антисербской пропагандистской кампании одну из ведущих ролей. С первых до последних дней существования НГХ антисербские публикации не сходили с газетных страниц. «В Хорватии не может быть ни сербов, ни православных», - утверждала газета «Хрватски народ», главный печатный орган НГХ. Уже в разгар гражданской и межэтнической войны тот же «Хрватски народ» утверждал, что на территории НГХ столкнулись две непримиримые идеи - «империалистическая» сербская и «национальная» хорватская, и что борьба между ними ведется всеми возможными средствами «не на жизнь, а на смерть». Истребительная война против сербов, таким образом, воспринималась уже как едва ли не единственно возможный способ защиты хорватского государственного суверенитета и как метод созидания хорватского национального государства. «Метла, которая сметает все нехорватское, трудится неутомимо», - с удовлетворением констатировал Д. Црлен.
В 1942-1945 гг. территория НГХ служила основным театром военных действий для Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ). Победы стран антигитлеровской коалиции делали НОАЮ в глазах многих хорватов более привлекательной, нежели усташский режим, которому суждено было разделить с гитлеровской Германией горечь поражения. Понимая, что рост популярности коммунистов в хорватской среде крайне опасен для дальнейшего существования НГХ, усташские власти попытались использовать для дискредитации партизан все то же пугало сербского национализма.
Лучше всего соотношение «сербской угрозы» и «коммунистической угрозы» в глазах усташей разъяснил сам Павелич. В одном из своих последних публичных выступлений на родине, 10 марта 1945 г., он сказал следующее: «Братья и сестры!.. Враг наступает… Наступает, как всегда, из Белграда… [Более двадцати лет назад] Белград хотел подчинить себе хорватский народ… Делалось это во имя лживого югославизма. Теперь Белград идет тем же путем, действует тем же способом: через коммунистическо-большевистский югославизм». Зная, что хорватский народ нельзя победить силой оружия, «большевистские правители Белграда» придумали фикцию народного представительства. С точки зрения Павелича, неважно, кто правит в Белграде, коммунисты или «наместники короля», все равно их политика будет проводиться только в соответствии с интересами Сербии, а не хорватского народа.
Сербы в глазах усташей оставались, безусловно, главными врагами хорватской нации, и отождествление сербской и коммунистической угрозы в их глазах являлось средством мобилизации народа. Насколько эффективным было это средство, сказать трудно. Популярность усташского режима у хорватского населения НГХ, степень поддержки этим населением политики режима остаются спорными вопросами. Анализ этих проблем потребует проведения специального исследования.
Военно-политическое поражение усташей в 1944-1945 гг. и крах созданного ими НГХ означали конец и усташского движения, но не конец хорватского национализма и хорватской сербофобии.
Образ сербов как исторического врага хорватской нации, развивавшийся со времен Анте Страчевича, окончательно сложился именно в межвоенный период и в годы Второй мировой войны. В Югославии хорватский этнический национализм продолжал жить. Уже с 1960-х гг. руководство страны стало все чаще сталкиваться с его проявлениями, самым заметным из которых стала так называемая «хорватская весна» 1971 г., когда в хорватских землях развернулось массовое движение за расширение прав Хорватии в югославской федерации (вплоть до отделения от нее и создания собственного хорватского государства), за отделение хорватского языка от сербского и т.д.
Развившийся вскоре после смерти Тито в 1980 г. системный кризис югославского общества привел к обострению многочисленных межнациональных конфликтов. В Хорватии вновь появился «сербский вопрос». На этот раз хорватским националистам, объединенным в Хорватское демократическое содружество во главе с Франьо Туджманом, не только удалось добиться создания в 1991 г. собственного национального государства, но и осуществить то, что не удалось усташам, - решить «сербский вопрос».
Многие эпизоды войны 1991-1992 гг. в Сербской Краине (на территории отделившейся от Югославии Республики Хорватия) напоминали времена усташского геноцида сербов.
В 1995 г. в результате операций «Блеск» и «Буря» хорватская армия ликвидировала созданную хорватскими сербами Республику Сербская Краина и выселила с хорватской территории большую часть сербского населения. Оставшиеся сербы подверглись ассимиляторской политике. Таким образом, современным хорватским националистам удалось в значительной степени достичь тех целей, что ставили перед своими соратниками идеологи усташского движения.
Вопрос о причинах сербофобской направленности хорватского национализма поднимался неоднократно. Определенную роль в формировании сербофобии, несомненно, сыграл опыт многолетней борьбы против югославского государства, когда ненависть к сербскому «гегемонизму» была распространена на весь сербский народ.
Относительная сербская гегемония в югославском государстве и борьба хорватских националистов против нее углубляли сербо-хорватские противоречия и способствовали расширению социальной базы национализма. Однако, как мы убедились, сама сербофобия возникла задолго до создания Югославии. В НГХ сербы оказались крупнейшим национальным меньшинством, само наличие которого препятствовало достижению усташского идеала - моноэтничного национального государства. Но главная причина, по всей видимости, в другом, ведь ни одно этническое меньшинство не шельмовалось так последовательно и не подвергалось таким гонениям, как сербское.
Процессы становления национального самосознания сербского и хорватского народов совпали и во временном, и в значительной степени в пространственном отношении. Сербские и хорватские националисты выдвигали претензии на одни и те же земли, оспаривали друг у друга национальную принадлежность населения этих земель. Складывание национального самосознания хорватов и сербов, проживавших на полиэтничных территориях, включало в себя неизбежное противопоставление «своих» «чужим», что также негативно сказывалось на их взаимоотношениях. Так сербский и хорватский национализмы оказались исторически связаны друг с другом.
Мы уже отмечали, что национальное чувство и национальное самосознание возникают как реакция на контакт с чужаком. В некотором смысле, нация осознает себя, лишь встретившись с другой нацией. Контакты хорватов и сербов были длительными, многосторонними. Вследствие этнической чересполосицы, проживания представителей обоих народов на одной и той же территории именно сербский народ стал для хорватов, если можно так сказать, «чужаком № 1».
Таким образом, в представлении хорватских националистов сербы заняли место «пятой колонны», на лояльность которой рассчитывать не приходится, место главного «врага» хорватской нации. «Врага», само наличие которого в государстве недопустимо.
Многолетняя борьба против «сербского великодержавия» (реального в королевской Югославии, мнимого в Югославии социалистической) сплачивала хорватскую нацию, заставляла на время забыть об идеологических разногласиях и партийных интересах. Впрочем, исследование исторического смысла хорватской сербофобии и ее роли в развитии хорватской нации лишь только начинается. Наши выводы самые предварительные.