«Турецкий солдат»
Оригинал взят у david_2 в «Турецкий солдат»
Отрывки из книги полковника Клеман-Гранкура «La tactique au Levant», вышедшей в 1926, опубликованы в переводе на иврит в журнале «Маарахот» №12, июль 1942.
«Турецкий солдат»
(В начале новой Турции)
В Леванте противник разнообразен так же, как сама страна. Лично мне не довелось воевать ни с бедуинами, живущими в районе Евфрата, ни с курдами, поэтому я сокращу свое описание до следующих четырех типов:*
Регулярный турецкий солдат, боец чета или иррегулярный турецкий солдат (у славян - «четник»; точный перевод - доброволец), арабский бандит из Сирии, и наконец - горец-алавит. Каждый из этих наших противников резко отличается от трех остальных темпераментом, организацией, снаряжением и тактикой, которую он применял по приказу своих командиров либо из внутреннего побуждения.
С развитием войны в Леванте эти различия постепенно размывались, хоть и нельзя сказать, что они полностью исчезли. И хотя не следует смешивать в общей картине эти четыре типа, две крайности - с одной стороны регулярного турецкого солдата, а с другой горца-алавита, но скрытые переходы и размытые классификации проведут нас от первого, который воюет по приказу Кемаля и подчиняется древней дисциплине «ясака»,** к последнему, подстрекаемому служителями его таинственной религии к священной войне ради его народа и веры.
Турецкий солдат, как регулярный, так и жандарм, несомненно, очень хороший солдат; это всегда было известно. Его сила и неприхотливость стали легендой; его удовольствование малым и способность переносить любые страдания почти полностью освободили его командиров от докучливых проблем снабжения, а его дух пассивной дисциплины позволил им отдавать любые приказы. Из-за непоколебленной приверженности к религии он беспрекословно мирился с любыми нехватками, телесными ранами и даже смертью. Перед нами анатолийский крестьянин со всеми его традиционными качествами, не испорченными ни алкоголем, ни излишествами. Этот солдат воюет в течение десяти лет, без отпуска и без особой пользы. Миролюбивый и даже мягкосердечный, он бы охотно вернулся к своему простому плугу. Но когда его зовет его религия, или «ясак», он возьмет оружие, хоть и без особого энтузиазма, но с той твердой покорностью судьбе и тем глубоким чувством дисциплины, которые всегда были силой, а иногда и величием, османов. Рассмотрим его военные качества как таковые:
Прежде всего, он полностью владеет своим духом. Мы могли свободно наблюдать за ним в декабре 1921, во время эвакуации последней большой французской заставы в Киликии - Османие (Osmanie). Большое подразделение турецких жандармов в течение трех недель сидело тут вместе с французским гарнизоном, состоящим из алжирских стрелков. Несмотря на общую религию, кабилы и турки редко общались, что было неудивительно. Турки оставили о себе в Алжире недобрую память. Среди турецких жандармов были говорившие на арабском. Никакие преграды не разделяли два рядом расположенных лагеря, и в одном конаке (турецкий дворец либо правительственное здание) в разных комнатах размещались турецкий полицейский участок и несколько французских учреждений. И несмотря на это, не было никаких инцидентов, никаких драк. Любопытство тоже было невелико, в том числе со стороны этих больших детей, наших стрелков, кроме построения турецкой роты со всеми офицерами, на которое наши люди смотрели молча. Своим скудным довольствием - немного бургуля (эта грубая пшеничная каша несравнима с вкусным кускусом из манной крупы, национальным блюдом североафриканцев) - турки не могли равняться с Францией, всегда умевшей дать полную миску всем, кто был на ее службе. Но на их лице ничего не отражалось. Им было приказано не обращать внимания на французов и избегать любых трений, и действительно не было никаких трений, что делает честь обеим армиям, и чему удивится всякий знакомый с раздражительностью кабила. Да, исламская пропаганда, видимо, действовала на них, но без особого успеха. Было только два случая продажи оружия, и эти случаи не повлекли за собой никаких последствий. Позволю себе отметить, в связи с этим, один случай, хотя и не относящийся напрямую к делу, но могущий пролить свет на духовный мир стрелка в глазах моих товарищей офицеров, которые еще будут служить в туземной армии.
Прошло не много времени после прибытия турок в Османие, и вот пропал пожилой сержант-стрелок, имеющий военную медаль за отличие и близкий к пенсионному возрасту. Одновременно пропали также винтовка и карабин Лебеля. Следствие показало, что турки соблазнили его оставить службу, скорее всего тут была замешана женщина. Сержант был объявлен дезертиром.
За два дня до даты эвакуации французов поезд из Аданы привез в Османие этого старого шавиша, вооруженного винтовкой, карабином, и с битком набитым ранцем, под охраной французского унтер-офицера. У него было очень плохое лицо, и было видно, что он страдал. В письме от французского штаба в Адане было указано, что он явился к ним добровольно, и что они были вынуждены задержать его там на двадцать четыре часа, пока не пройдет тяжелый приступ лихорадки.
Сержант, соблазненный кемалистами, направился в Мараш в сопровождении турка. Попав в горы, он ощутил если не угрызения совести, то как минимум чувство раскаяния. Он хладнокровно выпустил в своего товарища две пули и убил его ударом кинжала. После этого - поступок законченного стрелка - он снял со своей жертвы окровавленную рубаху и сложил в ранец, как свидетельство сделанного им. Так как он не знал местности, в которой находился, он направился на юг, шел по ночам, пересекал ручьи, и после десяти ночей скитаний, обессиленный, пришел в окрестности Аданы. Мы надеемся, что военный трибунал отнесся к нему со снисхождением.
Снова говоря о турецкой жандармерии, я полагаю, что будет полезно определить ее роль и ценность. Название «жандармерия» не должно нас путать. Она похожа на миролюбивую полицию западных стран только названием.
а) Численность полиции любого государства обратно пропорциональна моральному и общественному уровню его жителей. Национальная и религиозная ненависть, повсеместный разбой и другие факторы являются причиной того, что турецкая жандармерия всегда была огромного размера (100,000 человек при режиме Хамида, и более 72,000 - еще в 1911 году).
б) Организация этой жандармерии гораздо более военная, чем в западных странах. Она состоит из батальонов и полков, обычно сосредоточенных в казарме и распределяемых по стране тактическими подразделениями, а не отделениями, из 5 либо 6 жандармов.
Так как она состоит из мужчин крепкого возраста с военным опытом, она является важным элементом в турецкой армии. Она более устойчива, но ей частично присуща и подвижность банд, ее противников в мирное время, которые - как мы увидим далее - были во время последних военных походов ее вспомогательными войсками против общего врага - христиан.
В военное время жандармерия использовалась как боевые войска, а не только как военная полиция. У Дарданелл французы столкнулись с отличной дивизией, состоящей из жандармов, которых легко было узнать по их синей форме, обученных европейскими инструкторами, навязанными Турции державами. Ученики не подвели, и учителя могли говорить об этом на основании опыта...
в) Ее политическая роль была огромной. Ограничимся общим замечанием: это были силы, подчиненные местным правительственным чиновникам, и абсолютно им верные. Благодаря ей - и только ей - они смогли удержаться в некоторых провинциях. Офицеры весьма различны по своему качеству, но обычно посредственны. Это видно по тому, как их набирают, и по требуемой от них службе. Но кемалистское правительство поставило во главе подразделений, захвативших обратно Киликию, некоторое число офицеров «мектебли», то есть офицеров, окончивших школу, происходящих из регулярной армии, внешний вид и поведение которых не оставляют сомнений в том, что они были выбраны, чтобы произвести требуемое впечатление на французов.
Что касается их людей, то это были в основном высокие и крепкие мужчины, орлиное лицо, яркий признак чистой расы османлы: выдающиеся скулы, свидетельство их монгольского происхождения, энергичный нос, обычно скрюченный над черными висячими усами; они смуглые, как наши люди, но цвет лица у них более желтый, худощавы, как они, но менее изящны, движения менее гибкие и шаг более тяжелый, фигура менее стройная, а кость широкая.***
Эти люди, явно выраженного военного вида, были одеты совершенно единообразно - например, батальон из 800 жандармов, оккупировавший в то время Адану. В качестве головного убора они использовали не толпак из козлиной кожи, и не эту странную заостренную шапку со складывающимися краями, которую изобрел Энвер-паша, а жесткую шапку хаки, совершенно новую, похожую на австрийское кепи без козырька, украшенную спереди медным полумесяцем со звездой. Такой же знак блестел на патронташах на черном кожаном ремне. Вооружение было сборное, разных видов, но в довольно хорошем состоянии. Было ясно, что и подразделение, и командующие им офицеры - отборные, они производили впечатление - относительное, конечно - исправного порядка и хорошей муштры, что вовсе не присуще турецкому солдату, даже в Константинополе. Но даже будучи одетым в тряпье, как мы видели его в 1904, во время македонского восстания, турецкий солдат никогда не производил смехотворного впечатления. Кроме чистоты оружия, он поддерживал также чистоту тела, благодаря омовениям (предписанным мусульманину) и посещениям «хамама» (турецкой бани), которые имеются даже в самых мелких городах. «Рваный и потрепанный, и весь - сама важность» - эту красочную фразу, довольно меткую, сказал о нем капитан Кассен в Крымскую войну. Однако внутренняя служба выглядит довольно ограниченно. Унтер-офицеры заметной роли не играют. Поведение караулов пристойное, но не более. Обычно - хорошая и приятная глазу армия; солдат бедный, но вовсе не жалкий.
И какова же ценность этих военных качеств в бою? Другими словами: этот турецкий солдат, каким мы его видели в мирное время и в период оккупации, какова его стойкость под огнем противника?
Он храбр, и ему хватает смелости переходить в атаку, если офицеры дадут ему приказ и пример. Несмотря на крики «Аллах», которые он издает, он не возбуждается во время атаки - в отличие от североафриканского араба; с другой стороны, в нем не видно преходящих слабостей, которыми наделен последний. Он также не отличается индивидуальным яростно-агрессивным духом, как бербер, особенно марокканский. Он редко возобновляет или завершает свои атаки. В целом: в нем меньше агрессивных качеств, чем в наших стрелках. Вместе с тем, он способен - хотя и меньше, чем «четник» - попробовать силы во внезапном налете, и даже преуспеть в нем. У Дарданелл и в Айнтабе он доказал, что способен к ночным атакам и вылазкам.
Маневренность не относится к его выраженным качествам,**** это происходит, несомненно, от его несколько замедленного соображения и поспешного и отрывочного военного обучения.
Его слава в обороне и пассивной обороне, где он достиг совершенства, и где ему нет равных. Когда он поставлен на позицию, то стреляет хорошо и далеко, благодаря хорошему зрению, а также с близкого расстояния - из-за крепких нервов. В своем окопе, за небольшой стеной полевых камней или на земляной насыпи, он держится неограниченное время, без необходимости его менять. Когда у него достаточное количество патронов, немного воды, скудная пища и сигареты - он воюет до конца и умирает на месте. К нему трудно приблизиться из-за его упорства и хладнокровия. Он способен к уличной войне, и сумеет проложить себе дорогу лопатой и использовать нефть и гранаты. Даже в Айнтабе, против бронемашин, мы увидели его таким, каким знали в прошлых боях: в Константине, Силистрии, Плевне, Чаталдже, Керевес-Дере.***** Никакой народ в мире, кроме, возможно, испанцев, не оборонялся так много и так хорошо. Стойкое удерживание это его историческая тактика.
Подведем итог: когда турок воюет в обороне или в окопах, не стоит (или, вернее, нельзя) атаковать его с фронта, разве что у тебя есть снаряжение в избытке, и даже тогда это не легко. Мы не должны забывать этот принцип - когда противник турок. Обязательно следует заставить его атаковать, и тогда внезапно перейти в контратаку; либо в ходе атаки провести маневр на обход или охват. В этом случае его упорство улетучивается, и он исчезает с поразительной скоростью, не пытаясь реорганизовать свои силы.
Однако (и на эту деталь следует обратить особое внимание) к этим ярко выраженным тактическим характеристикам обороны он добавляет также высокие стратегические наступательные качества, как то: легкость и скорость передвижения. Дополнением к способностям к маршу, физической силе и неприхотливости турецкого солдата были его организация и вооружение, которые не только не парализовали эти его качества, но и превратили их в преимущество.
В распоряжении командования в Анкаре первоначально было лишь ограниченное количество регулярных войск. Термин «дивизия», который использовался для обозначения той или иной части, не должен вводить нас в заблуждение. Немногие более крупные соединения были недолговечными и создавались для определенной цели, например оказание помощи Айнтабу, этому «османскому Вердену». Его сопротивлению и освобождению кемалисты придавали большое значение, больше моральное, чем военное. Айнтаб - большой город, около 100,000 жителей, изолированный среди гор - мог остаться в стороне от всяких военных действий. По обоюдному желанию обоих противников он стал центром сосредоточения их сил.
Во всех остальных местах регулярные турецкие силы разделялись на мелкие подразделения, обычно батальон с сокращенным числом людей (максимум 400), которые использовались как ядро и поддержка иррегулярных сил, тоже весьма раздробленных. Иногда, как например в горах Аманос, в марте 1921, к ним присоединяли силы конной жандармерии, воевавшей как пехота.
Благодаря легкости передвижения, симпатии со стороны большей части населения, террору, которому подвергались круги, симпатизирующие Франции, такие подразделения могли незамеченными проскальзывать между заставами и подвижными колоннами. В Сирии никогда не было сплошного фронта. Можно даже сказать, что там вообще не было фронта, в европейском смысле этого термина. В этих еще не покоренных областях, где везде таился противник, результат действий подвижных колонн был ничтожным.****** Действительно, в отличие от Запада, где фронт был сплошным, а фланги неуязвимыми, здесь фронт заключался в авангардах колонн, похожих на зубья граблей с большими промежутками между ними, которые давали противнику возможность постоянно атаковать фланги, что привело к организации еще более нагруженных и тяжелых колонн. Даже киликийский фронт в конце периода оккупации, несмотря на его хорошую организацию, имел бреши, через которые можно было пробираться, как минимум по ночам; и таким образом, когда кемалистское командование хотело поднять волнения в известной области, то оно могло двигать одиночный батальон на расстояние в сотни километров от его базы, и этот батальон служил центром сосредоточения.
По-видимому, таким образом Ибрагим Ханано******* в Кусейре, в феврале 1921, воспользовался помощью регулярной турецкой роты (до нас доходил звук ее трубы); таким образом в июле тоже года регулярный батальон был переброшен в Шейх-Кави, находящийся в том же районе (южнее Антиохии). Этот батальон получил от Кемаля, за день до того, как мы надеялись с ним столкнуться, приказ отступить на север и стать резервом войск, сражавшихся с греками. Такие легкие элементы обычно не сопротивлялись открыто нашим атакам, кроме прикрытия точки или заграждения дороги в известном направлении. В таком случае они быстро собирались (например, чтобы помешать нашей колонне деблокировать осажденный городок) и оборонялись против нас со своим обычным упорством и успехом. В других местах они были опорой и надеждой иррегуляров, на которых возлагалась задача проводить налеты на известную местность и мелкие партизанские атаки.
Для этой возложенной на них задачи они нуждались не только в раздробленных силах, но и в снаряжении, которое не отягощает несущего. У кемалистов до поражения греков было, несмотря на немецкие и русские поставки, лишь немногочисленное снаряжение. Но то немногое, что у них было, особенно подходило к спланированному ими виду войны.
Почти вся их армия была пехотной. Кавалерия стала важной позднее, в войне против греков; мы немного видели ее и в окрестностях Айнтаба, особенно в бою в Икиз-Комилу 18-19 января 1920. Эта пехота была вооружена почти исключительно винтовками. Их оружие было в прекрасном состоянии, количество патронов достаточное, и они умели прилежно им пользоваться. Это вооружение, которое не было единообразным, состояло в основном из турецких винтовок Маузер 7.65 мм, немецких винтовок 7.9 мм либо модернизированных винтовок Мартини.******** Незадолго до войны, и в ходе самой войны, Турция переделала винтовки Мартини (у нее было несколько сот тысяч, некоторые оценивают их количество в 500,000) в малокалиберное оружие, подходящее под патрон турецкого Маузера. Нам не было известно о модернизации этого оружия, и намерением было, видимо, улучшение вооружения иррегуляров. Модернизированная винтовка Мартини, однозарядная и с низкой скорострельностью, опасна своей большой точностью. Стреляет ли он из Маузера или Мартини - турецкий солдат и «четник» (и подобно им сирийские бандиты известного в прошлом типа) - он всегда опасен из-за точного огня, который он ведет на непредвиденные нами расстояния (до 800 метров; на этом расстоянии пули попадали в квадрат в несколько метров вокруг цели).
Будучи более или менее осажденными в Айнтабе, турки сумели преодолеть нехватку гильз устройством временной мастерской. Пули (заостренные, как пуля S) были из чистого свинца, из-за отсутствия других металлов; выяснилось, что их действие было особенно эффективным против бронемашин, с близкого расстояния. Свинец испаряется при контакте с броней, проникает через смотровые щели в виде мелких осколков, и ранит в лицо семерых из пытающегося продвинуться отделения в десять человек.
Пулеметы Максим и Льюис были редкими, но применение их было эффективным, как винтовок. Обычно их использовали поодиночке (не батареями).
Западные армии не понимают войны без сосредоточенного вмешательства артиллерии, и важность этого вмешательства растет. Самая малая операция требует подготовки с помощью пушки. Турки, по крайней мере в Киликии и вокруг Айнтаба, сумели по необходимости вести бои если не без артиллерии вообще, то с крайне скудной артиллерией. Орудия были очень разными по происхождению и калибру: немецкие 150, 105, 77 мм, русские трехдюймовые и т.д. и т.п. Снаряды были в небольшом количестве, и иногда посредственными по качеству. Использование целых батарей не было распространено; как и пулеметы, пушки использовались одиночно, в наиболее важных местах. Выстрелы, в большинстве своем точные, охотно направлялись на нашу артиллерию, и попадания в цель были нередкими. Несмотря на бедность в снаряжении, турки не боялись подвергать свои пушки опасности. Неудивительно, что воюя с таким быстрым и инициативным противником, как наши алжирские стрелки, они были вынуждены бросить несколько пушек. Пытаясь их отбить, они пробовали силы в контратаке. Мы слышали только про один случай, где эта операция увенчалась успехом.
Французская пушка повергала их в ужас, и турецкие солдаты, как регулярные, так и иррегулярные, выдерживали ее огонь плохо и недолго.
Так как их солдаты были организованы и экипированы лишь наполовину, ясно, что турки могли до минимума сократить бремя конвоев снабжения, которые были камнем преткновения на пути наших подвижных колонн. По мнению кемалистского командования, «война должна кормить войну», и армия должна была добывать пропитание из самой страны, в которой она действует, мало заботясь о ее благополучии: чисто турецкое учение - и чисто немецкое.
Области использовались, таким образом, методом конфискации на месте. Когда эти конфискации касались христианского населения, они достигали огромных размеров. Ужасные наказания обрушивались на деревню, не предоставившую немедленно и беспрекословно требуемое количество; эти конфискации касались вьючных животных, составлявших большую часть конвоев снабжения; продуктов питания, которыми питались сами жители; «нерва войны», то есть серебряных и золотых монет, в изобилии водившихся в Леванте, несмотря на мировую войну. Золотая лира и серебряный маджид были единственными монетами, которые жители деревень охотно принимали. Только под угрозой наказания их заставляли принимать плату турецкими, египетскими или сирийскими банкнотами. И наконец, эти «конфискации» не обходили стороной и людей (мобилизация).
И тут мы подошли к главному в методе ведения войны турками в Леванте.
Кемалистам бы не хватило только незначительных регулярных сил, как мы их описали, чтобы выстоять перед французами и преуспеть, в 1920 году, в проникновении в Киликию и в осаде многочисленных гарнизонов, без помощи всего турецкого, туркменского и курдского населения. Отметим, с другой стороны, симпатию к французам, которую испытывали арабы Мусалу (в окрестностях Тарса), потомки египетских феллахов, переселенных Ибрагим-пашой; они были открыто на нашей стороне. Что же касается христианских жителей, то они либо предоставляли французам хотя бы тайную помощь, либо, дрожащие и пассивные, предпочитали сидеть меж двух лагерей. Из этого правила мы делаем исключение для нескольких армянских групп (прежде всего - милиция в Айнтабе), которые проявили, воюя на нашей стороне, достойную уважения воинскую энергию.
Каким образом осуществлялась помощь мусульманских жителей?
а) Обращением к бандитам, то есть к помощи иррегулярных солдат.
б) Временным либо постоянным включением старых солдат в банды или в регулярную армию.
в) Участием - более или менее добровольным - жителей всех возрастов и крестьян, движимых алчностью и жаждой наживы, либо призывом к священной войне, либо подчинившихся приказу о мобилизации.
Сложно четко разделить три вышеуказанных типа, совпадающих в некоторых деталях, и сказать, где начинался разбойник и кончался резервист, где начинался доброволец и кончался мобилизованный.
--------------------------
* Друзы это вопрос для отдельного обсуждения.
** Закон и указ - понятие, сохранившееся со времен Чингисхана и Тамерлана и до Кемаля.
*** Известно, что алжирский стрелок развивается довольно поздно, под влиянием армейского довольствия и постоянных упражнений. Легко отличить ветерана от boujadi (новобранца), по его прямой осанке и широким плечам.
**** Его попытки снять осаду с Айнтаба и атаки на конвои являются решительным доказательством этого.
***** Бои времен захвата Алжира французами, балканских военных походов в 1854-55, 1877-78, 1912-13, и прошлой мировой войны. - Прим. редакции.
****** Ярким примером этого предположения автора являются события в Тель-Хай. - Прим. редакции.
******* Из предводителей восстания в северной Сирии в тот период. - Прим. редакции.
******** Были также винтовки русские, греческие, итальянские и... французские.
Отрывки из книги полковника Клеман-Гранкура «La tactique au Levant», вышедшей в 1926, опубликованы в переводе на иврит в журнале «Маарахот» №12, июль 1942.
«Турецкий солдат»
(В начале новой Турции)
В Леванте противник разнообразен так же, как сама страна. Лично мне не довелось воевать ни с бедуинами, живущими в районе Евфрата, ни с курдами, поэтому я сокращу свое описание до следующих четырех типов:*
Регулярный турецкий солдат, боец чета или иррегулярный турецкий солдат (у славян - «четник»; точный перевод - доброволец), арабский бандит из Сирии, и наконец - горец-алавит. Каждый из этих наших противников резко отличается от трех остальных темпераментом, организацией, снаряжением и тактикой, которую он применял по приказу своих командиров либо из внутреннего побуждения.
С развитием войны в Леванте эти различия постепенно размывались, хоть и нельзя сказать, что они полностью исчезли. И хотя не следует смешивать в общей картине эти четыре типа, две крайности - с одной стороны регулярного турецкого солдата, а с другой горца-алавита, но скрытые переходы и размытые классификации проведут нас от первого, который воюет по приказу Кемаля и подчиняется древней дисциплине «ясака»,** к последнему, подстрекаемому служителями его таинственной религии к священной войне ради его народа и веры.
Турецкий солдат, как регулярный, так и жандарм, несомненно, очень хороший солдат; это всегда было известно. Его сила и неприхотливость стали легендой; его удовольствование малым и способность переносить любые страдания почти полностью освободили его командиров от докучливых проблем снабжения, а его дух пассивной дисциплины позволил им отдавать любые приказы. Из-за непоколебленной приверженности к религии он беспрекословно мирился с любыми нехватками, телесными ранами и даже смертью. Перед нами анатолийский крестьянин со всеми его традиционными качествами, не испорченными ни алкоголем, ни излишествами. Этот солдат воюет в течение десяти лет, без отпуска и без особой пользы. Миролюбивый и даже мягкосердечный, он бы охотно вернулся к своему простому плугу. Но когда его зовет его религия, или «ясак», он возьмет оружие, хоть и без особого энтузиазма, но с той твердой покорностью судьбе и тем глубоким чувством дисциплины, которые всегда были силой, а иногда и величием, османов. Рассмотрим его военные качества как таковые:
Прежде всего, он полностью владеет своим духом. Мы могли свободно наблюдать за ним в декабре 1921, во время эвакуации последней большой французской заставы в Киликии - Османие (Osmanie). Большое подразделение турецких жандармов в течение трех недель сидело тут вместе с французским гарнизоном, состоящим из алжирских стрелков. Несмотря на общую религию, кабилы и турки редко общались, что было неудивительно. Турки оставили о себе в Алжире недобрую память. Среди турецких жандармов были говорившие на арабском. Никакие преграды не разделяли два рядом расположенных лагеря, и в одном конаке (турецкий дворец либо правительственное здание) в разных комнатах размещались турецкий полицейский участок и несколько французских учреждений. И несмотря на это, не было никаких инцидентов, никаких драк. Любопытство тоже было невелико, в том числе со стороны этих больших детей, наших стрелков, кроме построения турецкой роты со всеми офицерами, на которое наши люди смотрели молча. Своим скудным довольствием - немного бургуля (эта грубая пшеничная каша несравнима с вкусным кускусом из манной крупы, национальным блюдом североафриканцев) - турки не могли равняться с Францией, всегда умевшей дать полную миску всем, кто был на ее службе. Но на их лице ничего не отражалось. Им было приказано не обращать внимания на французов и избегать любых трений, и действительно не было никаких трений, что делает честь обеим армиям, и чему удивится всякий знакомый с раздражительностью кабила. Да, исламская пропаганда, видимо, действовала на них, но без особого успеха. Было только два случая продажи оружия, и эти случаи не повлекли за собой никаких последствий. Позволю себе отметить, в связи с этим, один случай, хотя и не относящийся напрямую к делу, но могущий пролить свет на духовный мир стрелка в глазах моих товарищей офицеров, которые еще будут служить в туземной армии.
Прошло не много времени после прибытия турок в Османие, и вот пропал пожилой сержант-стрелок, имеющий военную медаль за отличие и близкий к пенсионному возрасту. Одновременно пропали также винтовка и карабин Лебеля. Следствие показало, что турки соблазнили его оставить службу, скорее всего тут была замешана женщина. Сержант был объявлен дезертиром.
За два дня до даты эвакуации французов поезд из Аданы привез в Османие этого старого шавиша, вооруженного винтовкой, карабином, и с битком набитым ранцем, под охраной французского унтер-офицера. У него было очень плохое лицо, и было видно, что он страдал. В письме от французского штаба в Адане было указано, что он явился к ним добровольно, и что они были вынуждены задержать его там на двадцать четыре часа, пока не пройдет тяжелый приступ лихорадки.
Сержант, соблазненный кемалистами, направился в Мараш в сопровождении турка. Попав в горы, он ощутил если не угрызения совести, то как минимум чувство раскаяния. Он хладнокровно выпустил в своего товарища две пули и убил его ударом кинжала. После этого - поступок законченного стрелка - он снял со своей жертвы окровавленную рубаху и сложил в ранец, как свидетельство сделанного им. Так как он не знал местности, в которой находился, он направился на юг, шел по ночам, пересекал ручьи, и после десяти ночей скитаний, обессиленный, пришел в окрестности Аданы. Мы надеемся, что военный трибунал отнесся к нему со снисхождением.
Снова говоря о турецкой жандармерии, я полагаю, что будет полезно определить ее роль и ценность. Название «жандармерия» не должно нас путать. Она похожа на миролюбивую полицию западных стран только названием.
а) Численность полиции любого государства обратно пропорциональна моральному и общественному уровню его жителей. Национальная и религиозная ненависть, повсеместный разбой и другие факторы являются причиной того, что турецкая жандармерия всегда была огромного размера (100,000 человек при режиме Хамида, и более 72,000 - еще в 1911 году).
б) Организация этой жандармерии гораздо более военная, чем в западных странах. Она состоит из батальонов и полков, обычно сосредоточенных в казарме и распределяемых по стране тактическими подразделениями, а не отделениями, из 5 либо 6 жандармов.
Так как она состоит из мужчин крепкого возраста с военным опытом, она является важным элементом в турецкой армии. Она более устойчива, но ей частично присуща и подвижность банд, ее противников в мирное время, которые - как мы увидим далее - были во время последних военных походов ее вспомогательными войсками против общего врага - христиан.
В военное время жандармерия использовалась как боевые войска, а не только как военная полиция. У Дарданелл французы столкнулись с отличной дивизией, состоящей из жандармов, которых легко было узнать по их синей форме, обученных европейскими инструкторами, навязанными Турции державами. Ученики не подвели, и учителя могли говорить об этом на основании опыта...
в) Ее политическая роль была огромной. Ограничимся общим замечанием: это были силы, подчиненные местным правительственным чиновникам, и абсолютно им верные. Благодаря ей - и только ей - они смогли удержаться в некоторых провинциях. Офицеры весьма различны по своему качеству, но обычно посредственны. Это видно по тому, как их набирают, и по требуемой от них службе. Но кемалистское правительство поставило во главе подразделений, захвативших обратно Киликию, некоторое число офицеров «мектебли», то есть офицеров, окончивших школу, происходящих из регулярной армии, внешний вид и поведение которых не оставляют сомнений в том, что они были выбраны, чтобы произвести требуемое впечатление на французов.
Что касается их людей, то это были в основном высокие и крепкие мужчины, орлиное лицо, яркий признак чистой расы османлы: выдающиеся скулы, свидетельство их монгольского происхождения, энергичный нос, обычно скрюченный над черными висячими усами; они смуглые, как наши люди, но цвет лица у них более желтый, худощавы, как они, но менее изящны, движения менее гибкие и шаг более тяжелый, фигура менее стройная, а кость широкая.***
Эти люди, явно выраженного военного вида, были одеты совершенно единообразно - например, батальон из 800 жандармов, оккупировавший в то время Адану. В качестве головного убора они использовали не толпак из козлиной кожи, и не эту странную заостренную шапку со складывающимися краями, которую изобрел Энвер-паша, а жесткую шапку хаки, совершенно новую, похожую на австрийское кепи без козырька, украшенную спереди медным полумесяцем со звездой. Такой же знак блестел на патронташах на черном кожаном ремне. Вооружение было сборное, разных видов, но в довольно хорошем состоянии. Было ясно, что и подразделение, и командующие им офицеры - отборные, они производили впечатление - относительное, конечно - исправного порядка и хорошей муштры, что вовсе не присуще турецкому солдату, даже в Константинополе. Но даже будучи одетым в тряпье, как мы видели его в 1904, во время македонского восстания, турецкий солдат никогда не производил смехотворного впечатления. Кроме чистоты оружия, он поддерживал также чистоту тела, благодаря омовениям (предписанным мусульманину) и посещениям «хамама» (турецкой бани), которые имеются даже в самых мелких городах. «Рваный и потрепанный, и весь - сама важность» - эту красочную фразу, довольно меткую, сказал о нем капитан Кассен в Крымскую войну. Однако внутренняя служба выглядит довольно ограниченно. Унтер-офицеры заметной роли не играют. Поведение караулов пристойное, но не более. Обычно - хорошая и приятная глазу армия; солдат бедный, но вовсе не жалкий.
И какова же ценность этих военных качеств в бою? Другими словами: этот турецкий солдат, каким мы его видели в мирное время и в период оккупации, какова его стойкость под огнем противника?
Он храбр, и ему хватает смелости переходить в атаку, если офицеры дадут ему приказ и пример. Несмотря на крики «Аллах», которые он издает, он не возбуждается во время атаки - в отличие от североафриканского араба; с другой стороны, в нем не видно преходящих слабостей, которыми наделен последний. Он также не отличается индивидуальным яростно-агрессивным духом, как бербер, особенно марокканский. Он редко возобновляет или завершает свои атаки. В целом: в нем меньше агрессивных качеств, чем в наших стрелках. Вместе с тем, он способен - хотя и меньше, чем «четник» - попробовать силы во внезапном налете, и даже преуспеть в нем. У Дарданелл и в Айнтабе он доказал, что способен к ночным атакам и вылазкам.
Маневренность не относится к его выраженным качествам,**** это происходит, несомненно, от его несколько замедленного соображения и поспешного и отрывочного военного обучения.
Его слава в обороне и пассивной обороне, где он достиг совершенства, и где ему нет равных. Когда он поставлен на позицию, то стреляет хорошо и далеко, благодаря хорошему зрению, а также с близкого расстояния - из-за крепких нервов. В своем окопе, за небольшой стеной полевых камней или на земляной насыпи, он держится неограниченное время, без необходимости его менять. Когда у него достаточное количество патронов, немного воды, скудная пища и сигареты - он воюет до конца и умирает на месте. К нему трудно приблизиться из-за его упорства и хладнокровия. Он способен к уличной войне, и сумеет проложить себе дорогу лопатой и использовать нефть и гранаты. Даже в Айнтабе, против бронемашин, мы увидели его таким, каким знали в прошлых боях: в Константине, Силистрии, Плевне, Чаталдже, Керевес-Дере.***** Никакой народ в мире, кроме, возможно, испанцев, не оборонялся так много и так хорошо. Стойкое удерживание это его историческая тактика.
Подведем итог: когда турок воюет в обороне или в окопах, не стоит (или, вернее, нельзя) атаковать его с фронта, разве что у тебя есть снаряжение в избытке, и даже тогда это не легко. Мы не должны забывать этот принцип - когда противник турок. Обязательно следует заставить его атаковать, и тогда внезапно перейти в контратаку; либо в ходе атаки провести маневр на обход или охват. В этом случае его упорство улетучивается, и он исчезает с поразительной скоростью, не пытаясь реорганизовать свои силы.
Однако (и на эту деталь следует обратить особое внимание) к этим ярко выраженным тактическим характеристикам обороны он добавляет также высокие стратегические наступательные качества, как то: легкость и скорость передвижения. Дополнением к способностям к маршу, физической силе и неприхотливости турецкого солдата были его организация и вооружение, которые не только не парализовали эти его качества, но и превратили их в преимущество.
В распоряжении командования в Анкаре первоначально было лишь ограниченное количество регулярных войск. Термин «дивизия», который использовался для обозначения той или иной части, не должен вводить нас в заблуждение. Немногие более крупные соединения были недолговечными и создавались для определенной цели, например оказание помощи Айнтабу, этому «османскому Вердену». Его сопротивлению и освобождению кемалисты придавали большое значение, больше моральное, чем военное. Айнтаб - большой город, около 100,000 жителей, изолированный среди гор - мог остаться в стороне от всяких военных действий. По обоюдному желанию обоих противников он стал центром сосредоточения их сил.
Во всех остальных местах регулярные турецкие силы разделялись на мелкие подразделения, обычно батальон с сокращенным числом людей (максимум 400), которые использовались как ядро и поддержка иррегулярных сил, тоже весьма раздробленных. Иногда, как например в горах Аманос, в марте 1921, к ним присоединяли силы конной жандармерии, воевавшей как пехота.
Благодаря легкости передвижения, симпатии со стороны большей части населения, террору, которому подвергались круги, симпатизирующие Франции, такие подразделения могли незамеченными проскальзывать между заставами и подвижными колоннами. В Сирии никогда не было сплошного фронта. Можно даже сказать, что там вообще не было фронта, в европейском смысле этого термина. В этих еще не покоренных областях, где везде таился противник, результат действий подвижных колонн был ничтожным.****** Действительно, в отличие от Запада, где фронт был сплошным, а фланги неуязвимыми, здесь фронт заключался в авангардах колонн, похожих на зубья граблей с большими промежутками между ними, которые давали противнику возможность постоянно атаковать фланги, что привело к организации еще более нагруженных и тяжелых колонн. Даже киликийский фронт в конце периода оккупации, несмотря на его хорошую организацию, имел бреши, через которые можно было пробираться, как минимум по ночам; и таким образом, когда кемалистское командование хотело поднять волнения в известной области, то оно могло двигать одиночный батальон на расстояние в сотни километров от его базы, и этот батальон служил центром сосредоточения.
По-видимому, таким образом Ибрагим Ханано******* в Кусейре, в феврале 1921, воспользовался помощью регулярной турецкой роты (до нас доходил звук ее трубы); таким образом в июле тоже года регулярный батальон был переброшен в Шейх-Кави, находящийся в том же районе (южнее Антиохии). Этот батальон получил от Кемаля, за день до того, как мы надеялись с ним столкнуться, приказ отступить на север и стать резервом войск, сражавшихся с греками. Такие легкие элементы обычно не сопротивлялись открыто нашим атакам, кроме прикрытия точки или заграждения дороги в известном направлении. В таком случае они быстро собирались (например, чтобы помешать нашей колонне деблокировать осажденный городок) и оборонялись против нас со своим обычным упорством и успехом. В других местах они были опорой и надеждой иррегуляров, на которых возлагалась задача проводить налеты на известную местность и мелкие партизанские атаки.
Для этой возложенной на них задачи они нуждались не только в раздробленных силах, но и в снаряжении, которое не отягощает несущего. У кемалистов до поражения греков было, несмотря на немецкие и русские поставки, лишь немногочисленное снаряжение. Но то немногое, что у них было, особенно подходило к спланированному ими виду войны.
Почти вся их армия была пехотной. Кавалерия стала важной позднее, в войне против греков; мы немного видели ее и в окрестностях Айнтаба, особенно в бою в Икиз-Комилу 18-19 января 1920. Эта пехота была вооружена почти исключительно винтовками. Их оружие было в прекрасном состоянии, количество патронов достаточное, и они умели прилежно им пользоваться. Это вооружение, которое не было единообразным, состояло в основном из турецких винтовок Маузер 7.65 мм, немецких винтовок 7.9 мм либо модернизированных винтовок Мартини.******** Незадолго до войны, и в ходе самой войны, Турция переделала винтовки Мартини (у нее было несколько сот тысяч, некоторые оценивают их количество в 500,000) в малокалиберное оружие, подходящее под патрон турецкого Маузера. Нам не было известно о модернизации этого оружия, и намерением было, видимо, улучшение вооружения иррегуляров. Модернизированная винтовка Мартини, однозарядная и с низкой скорострельностью, опасна своей большой точностью. Стреляет ли он из Маузера или Мартини - турецкий солдат и «четник» (и подобно им сирийские бандиты известного в прошлом типа) - он всегда опасен из-за точного огня, который он ведет на непредвиденные нами расстояния (до 800 метров; на этом расстоянии пули попадали в квадрат в несколько метров вокруг цели).
Будучи более или менее осажденными в Айнтабе, турки сумели преодолеть нехватку гильз устройством временной мастерской. Пули (заостренные, как пуля S) были из чистого свинца, из-за отсутствия других металлов; выяснилось, что их действие было особенно эффективным против бронемашин, с близкого расстояния. Свинец испаряется при контакте с броней, проникает через смотровые щели в виде мелких осколков, и ранит в лицо семерых из пытающегося продвинуться отделения в десять человек.
Пулеметы Максим и Льюис были редкими, но применение их было эффективным, как винтовок. Обычно их использовали поодиночке (не батареями).
Западные армии не понимают войны без сосредоточенного вмешательства артиллерии, и важность этого вмешательства растет. Самая малая операция требует подготовки с помощью пушки. Турки, по крайней мере в Киликии и вокруг Айнтаба, сумели по необходимости вести бои если не без артиллерии вообще, то с крайне скудной артиллерией. Орудия были очень разными по происхождению и калибру: немецкие 150, 105, 77 мм, русские трехдюймовые и т.д. и т.п. Снаряды были в небольшом количестве, и иногда посредственными по качеству. Использование целых батарей не было распространено; как и пулеметы, пушки использовались одиночно, в наиболее важных местах. Выстрелы, в большинстве своем точные, охотно направлялись на нашу артиллерию, и попадания в цель были нередкими. Несмотря на бедность в снаряжении, турки не боялись подвергать свои пушки опасности. Неудивительно, что воюя с таким быстрым и инициативным противником, как наши алжирские стрелки, они были вынуждены бросить несколько пушек. Пытаясь их отбить, они пробовали силы в контратаке. Мы слышали только про один случай, где эта операция увенчалась успехом.
Французская пушка повергала их в ужас, и турецкие солдаты, как регулярные, так и иррегулярные, выдерживали ее огонь плохо и недолго.
Так как их солдаты были организованы и экипированы лишь наполовину, ясно, что турки могли до минимума сократить бремя конвоев снабжения, которые были камнем преткновения на пути наших подвижных колонн. По мнению кемалистского командования, «война должна кормить войну», и армия должна была добывать пропитание из самой страны, в которой она действует, мало заботясь о ее благополучии: чисто турецкое учение - и чисто немецкое.
Области использовались, таким образом, методом конфискации на месте. Когда эти конфискации касались христианского населения, они достигали огромных размеров. Ужасные наказания обрушивались на деревню, не предоставившую немедленно и беспрекословно требуемое количество; эти конфискации касались вьючных животных, составлявших большую часть конвоев снабжения; продуктов питания, которыми питались сами жители; «нерва войны», то есть серебряных и золотых монет, в изобилии водившихся в Леванте, несмотря на мировую войну. Золотая лира и серебряный маджид были единственными монетами, которые жители деревень охотно принимали. Только под угрозой наказания их заставляли принимать плату турецкими, египетскими или сирийскими банкнотами. И наконец, эти «конфискации» не обходили стороной и людей (мобилизация).
И тут мы подошли к главному в методе ведения войны турками в Леванте.
Кемалистам бы не хватило только незначительных регулярных сил, как мы их описали, чтобы выстоять перед французами и преуспеть, в 1920 году, в проникновении в Киликию и в осаде многочисленных гарнизонов, без помощи всего турецкого, туркменского и курдского населения. Отметим, с другой стороны, симпатию к французам, которую испытывали арабы Мусалу (в окрестностях Тарса), потомки египетских феллахов, переселенных Ибрагим-пашой; они были открыто на нашей стороне. Что же касается христианских жителей, то они либо предоставляли французам хотя бы тайную помощь, либо, дрожащие и пассивные, предпочитали сидеть меж двух лагерей. Из этого правила мы делаем исключение для нескольких армянских групп (прежде всего - милиция в Айнтабе), которые проявили, воюя на нашей стороне, достойную уважения воинскую энергию.
Каким образом осуществлялась помощь мусульманских жителей?
а) Обращением к бандитам, то есть к помощи иррегулярных солдат.
б) Временным либо постоянным включением старых солдат в банды или в регулярную армию.
в) Участием - более или менее добровольным - жителей всех возрастов и крестьян, движимых алчностью и жаждой наживы, либо призывом к священной войне, либо подчинившихся приказу о мобилизации.
Сложно четко разделить три вышеуказанных типа, совпадающих в некоторых деталях, и сказать, где начинался разбойник и кончался резервист, где начинался доброволец и кончался мобилизованный.
--------------------------
* Друзы это вопрос для отдельного обсуждения.
** Закон и указ - понятие, сохранившееся со времен Чингисхана и Тамерлана и до Кемаля.
*** Известно, что алжирский стрелок развивается довольно поздно, под влиянием армейского довольствия и постоянных упражнений. Легко отличить ветерана от boujadi (новобранца), по его прямой осанке и широким плечам.
**** Его попытки снять осаду с Айнтаба и атаки на конвои являются решительным доказательством этого.
***** Бои времен захвата Алжира французами, балканских военных походов в 1854-55, 1877-78, 1912-13, и прошлой мировой войны. - Прим. редакции.
****** Ярким примером этого предположения автора являются события в Тель-Хай. - Прим. редакции.
******* Из предводителей восстания в северной Сирии в тот период. - Прим. редакции.
******** Были также винтовки русские, греческие, итальянские и... французские.