Украинский язык и его имперские перспективы
И на десерт старая статья (аж 2008 года) нынешнего политрука Азова Однороженко, где он советует москалям учить украинский язык, как язык будущей Великой арийской империи с центром в Куеве. Видимо, она будет создана когда рак на Джомолунгме свистнет когда Ондрюша Билецкий со своим "священным отрядом" дойдёт до Урала.
Оригинал взят у 4ito в Украинский язык и его имперские перспективы
tyzeqox.ru/index.php-quest-id-eq-397-and-rub-eq-stat кто-то призывает учить английский, кто-то китайский. А учить то надо мову...
Украинский язык и ее имперские перспективы
Олег Однороженко
в 2008 г.
Вопрос языка есть в числе наиболее бойко обсуждаемых в кругу традиционных националистов. Собственно языковая политика является фактически квинтэссенцией политических стремлений тех партий и групп, какие мы определяем как культурно лингвистических националистов. Наша острая идеологическая полемика с представителями “языкового фундаментализма”, в которой мы отстаиваем приоритетность расовой, великодержавной и социальной составляющих национальной политики над культурно лингвистической сферой, создает у наших оппонентов иллюзию, относительно пренебрежения нами языковой проблематики.
Обычно это не так. Но лингвистический вопрос мы рассматриваем в прочь другом ключе чем то делают представители двух нынешних непримеренних языково-политических лагерей (очертим их как “украинофил” и “русофильский”). Когда языковые националисты говорят, что вершиной их надежд является языково-пропорциональное представительство во всех отраслях общественной жизни Украины (78% украиноязычных газет, теле- и радиопрограмм, школ, Вузов но др.), то можно лишь пожалеть относительно подобных перспектив - не такой будучности стремимся мы для украинского языка!
Посмотрим на лингвистическое пространство Восточной Европы и ее природнего продолжения - Сибири. Это пространство является одинцельным, как с точки зрения геополитики, так и учитывая языковую ситуацию. Жизненное пространство украинской язык не заканчивается за хутором Михайловским. И дело не только в наличии украинских этнических поприщ на Восточной Слобожанщине, Кубани, Поволжи, Западной Сибири, Серого и Зеленого клиньев. Проблема является значительно шире.
Признаем очевидное - Восточная Европа является единственным геополитическим массивом на пространстве которого может существовать лишь единственный и неделимый государственно политический организм с одним имперским центром. Так же и универсальный язык этого природнего обширу может быть лишь одна. Так было в прошлом в течение последнего тысячелетия и так будет и в дальнейшем. Последнее тысячелетие само мы - украинцы определяли этот языковой фон, и мы не видим никаких оснований для того почему в настоящий момент должен что-то измениться, разве что верх возьмет точка зрения ретронационалистов с их хуторянскими 78%.
Чтобы получить верное виденье очертаний будущего необходимо развязать два вопроса из прошлого, которые загоняют в тупик оба лагеря нынешней языковой войны: 1. какая метрика так называемого русского литературного языка, 2. каким языком писали украинцы к Котляревского и Шевченко. Ответ на этих казалось бы совсем разных вопрос - одна. Но перед тем как ее давать сделаем отступление теоретического характера.
Принято считать, что каждая нация пользуется в качестве литературной, как правило, - одним языком. Это действительно верно когда принимаем во внимание определен хронологический срез. Но если принять во внимание лингвистические реалии в их историческому развитию то ситуация будет несколько другой. Приведем лишь несколько примеров: на протяжении IX - XVIII ст., таким народом как болгары были созданы сразу три литературных языка (старо славянскую - времен Кирилла и Мефодия, средне болгарскую - времен Второго Болгарского царства ХІІ - XIV ст. и ново болгарскую - в конце XVIII ст.), каждая из которых была для болгар родной. Аналогично перси имели три литературных языка - давне-персидскую - времен империи Ахеменидив, средне персидскую (пехлеви) - времен Сасанидской государства и ново персидскую (фарси).
Причина подобного положения вещей заключается в том что живой разговорный язык и ее литературные редакции - суть разные по своей природе вещи. Живой язык это феномен который можно сравнить с рекой или ветром, что существуют как такие лишь в динамике. Зато литературный язык это лишь срез живого разнообразия в определенной хронологической и географической точке. Каждый литературный язык имеет метрику своего рождения, которую можно обычно локализовать с точностью до года или десятилетия и конкретных географических координат. В то же время литературный язык, в отличие от разговорной, вещь достаточно консервативна, обременена формальными правилами и ограничениями, что призванные хранить за этим интеллектуальным творением коммуникативную роль в определенном обществе между региональными группами и отдельными поколениями. Образно говоря - литературная форма это те вшиты камнем берега в которых течет река разговорного языка.
Неодиночными являются также примеры, когда определен литературный язык становилась сугубо интеллектуальным творением, которое лишь отчасти опиралось на разговорный язык. И касаются подобные примеры не только эсперанто. В поздне-средневековую и ранне-модерную сутки (XІV - XVIII ст.) интеллектуальные элиты отдельных народов при создании соответствующего литературного канона, выходили из той позиции, что последний должен был очень отличаться от просто народных говора. Таким образом язык высокого искусства, королевского двора и бюрократии, законодательных кодексов и официальной историографии, искусственно отмежевывали от “мужичьего” языка. Делалось это путем синтеза разговорной лексики и слов и оборотов иноязычного происхождения, заимствованных, как правило, из латыни, греческой или старо- (церковно-) славянского языка.
Вот что, скажем, говорит о языке славной Летописи Самийла Величка “Sказание о воинh коzацкои z пол"ками, чреzъ Shнови" Богдана Хмелницкого Гетмана Воискъ Запорожскихъ восми лhтехъ точившойс#” исследователь В.О.Шевчук: “Самийло Величко писал свою Летопись сложным канцелярским языком, который можно назвать искусственной, - на таком языке не разговаривал никто. Величко называет свой язык козако-руской и определяет как казацкое нариччя. В нем живет то странное убеждение, что образованный мужчина должен пользоваться языком особенным, который отличался бы от той, на которой разговаривают в быту”.
Собственно в этих интеллектуальных условиях и сложился наш второй литературный язык (первой была - руска версия (извод) старославянской времен Кииво-руской империи и Галицко-волынской государства), который научные работники очерчивают как украинский книжный (старо украинскую) язык, а современники называли руской, словено-руской или козако-руской. Ее начала видим уже в грамотах руских и литовских князей XIV ст., а ее лексической основой была смесь тогдашнего разговорного языка украинских земель из старо славянской.
В XV - XVI ст. этот язык приобретает международное значение - она становится официальной в Великом княжестве Литовском и Рускому, Молдавском хозяйстве (средневековой Русо-влахии), Вещи Посполитой; ею пишут официальные документы в королевских и хозяйственных канцеляриях, составляют законодательные кодексы, летописи и литературные произведения (прозаические и стихотворные), переводят церковную литературу (в частности Острозьку Библию - первый полный славянский перевод Библии). Следовательно, этот язык приобретает официальное и сакральное значение. Это универсальный язык Восточной Европы.
Окончательное оформление старый украинский язык приобретает в 1-й пол. XVII ст. под пэром профессоров Кииво-могилянской академии. Грамматика Мелетия Смотрицкого становится на длинные десятилетия официальным каноном этой литературной формы - за ней преподают письменный язык в школах и академиях на протяжении XVII - XVIII ст. А в 2-й пол. XVII ст. этот язык завоевывает для себя новые пространства - необозримые поприща Московского государства, куда от 1654 г. непрестанным потоком перетекает интеллектуальная и церковная элита, военные и бюрократические кадры. Они приносят с собой свою (украинскую книжную) литературную норму, которая вскоре становится официальным языком Русской империи, а на протяжении ХІХ ст. - “русским литературным языком”.
Стоит отметить, что и сам политический проект “Русская империя” является украинским интеллектуальным творением: украинец Феофан Прокопиевич является автором этого названия, так же украинцы придумали и трехчленскую формулу для обозначения трех государственно созидательных составляющих этого политического образования “Большая, Малая и Белая Русь”, украинцы привязали этот политический проект к наследству Киевской Руси в “Синопсисе” Иннокентия Гизеля (за которым выкладывали историю в школах Московии в конце XVII - в начале XIX ст.), украинская версия православия (окончательно оформленная Петром Могилой) стала официальной во всей империи (московская версия христианства была вытеснена в глухие медвежьи закоулки). Не удивительно, что и наше литературное творение - словено-руска язык (“старожытный наш язык руский”) закрепляется в качестве единственной литературной нормы на всем пространстве империи.
Появляется логический вопрос: почему же тогда украинцам понадобилось в ХІХ ст. творить еще один литературный язык, в то время как россияне безболезненно пользуются чужими им литературной нормой? Начнем со второго. Ответ на эту часть вопроса кроется в политической культуре Московии. Как уже давно было отмечено историками и политологами - русская народная масса легко улягае любым изменениям, которые идут из центра: так было с церковной реформой патриарха Никона, петровскими политическими реформами, так было в 1917 - 1920 р.р. но во время перестройки, в конечном итоге так есть и в настоящий момент. Если и были какие-то попытки сопротивления всем этим превращениям, то происходили они от очень нечисленных, часто маргинальных, групп московского населения, или вообще из иноетничного среды. Вспомним, что все так называемые крестьянские восстания в России (Пугачева, Разина, Болотникова), происходили по инициативе казаков и при поддержке друго-национальных групп Поволжя и Урала, а самое ожесточенное сопротивление большевикам совершили вовсе не крестьянские массы центральной России. Поэтому если бы в XVIII ст. литературным языком Русской империи стал не украинский книжный язык, а скажем французская, немецкая или польская, то народные массы современной России говорили бы одним из этих языков.
В разе же с элитой Русской империи, то ситуация была еще проще. Эта элита имела насколько разноэтническое происхождение (старые княжеские роды Рюриковичив и Гедиминовичив, потомки казацкой старшины и ричпосполитской шляхты, “виижжи” из Прусии и Западной Европы роды, вихрещени татары, кавказские князья, остзейске (немецкое) и финляндское (шведское) дворянство), что в конечном итоге большинства из них все равно пришлось бы учить какой-то чужой язык, который стал бы в-имперской. Поскольку таким языком стал наш старожитня руска язык, то всем прежним инородцам и “виижжим” пришлось “обрусеть”.
Московия почти без сопротивления улягла нашей языковой экспансии (не единственной попыткой ли предоставить “Великороссийскому наречию” литературного оформления была робота Велемира Хлебникова, которая в конечном итоге окончилась ничем), но как ни странно почти не дала этому языку своих талантов. Над совершенствованием “Русского литературного языка” работали украинцы Гоголь (из шинели которого вышла вся русская литература) и Достоевский, Короленко и Булгаков, Ахматова (Горенко) и Чехов, Маяковский и Островский, и в конечном итоге - Шевченко, шотландец Лермонотов, абисинець - Пушкин, татарин, - Тургенев, немец - Фонвизин. Не единственными ли искренне московскими большими писателями русской литературы были Есенин и Некрасов. Оба - большие украинофилы. В первого или не единственный позитивный герой его произведений - бандит Номах (Махно):
“В меня созревает мысль
О российском перевороте
Лишь бы только мы крепко сошлись
Как к этого, в нашей работе.
Я не целюсь играть короля
И в правители не тоже лезвию
Но мнет хочется погулять
И под порохом и под железом.
Мнет хочется вызвать тех
Что на Марксе жиреют, как янки.
Мы посмотрим их храбрость и смех
Когда двинутся наши танки”.
А за второго лучше всего скажет его стихотворение “На смерть Шевченко”. Именно Шевченко (“русской земли человек замечательный” - по словам Некрасова), а не Пушкин является самым выдающимся творцом русской литературы. Но, в то же время, Шевченко, вместе с Котляревским, стал основателем новой литературной нормы, которую в научных студиях называют новой украинской литературным языком. Этот шаг Шевченко был естественном, поскольку при всей проработанности русский (старая украинская) язык был искусственным творением, она не опиралась на живую стихию разговорного языка, не питалась ее энергией, не вбирала у себя все разнообразие форм и нюансов народной лексики и фразеологии.
Старый язык, особенно в ХХ ст., пошел путем упадка и деградации - она перенасыщена иноязычными заимствованиями, обеднелая на формы, потеряла любую пасионарнисть и держится лишь на диктате государственной машины Кремля, которая сделала наше интеллектуальное творение, рядом с нефтью и газом, средством давления на нас же, хоть в действительности кремлевский синедрион вряд ли обходят вопросы чужой им славянского языка. Если отбросить пропагандиский шал инородцив-“русофилив” (наподобие Медведева и Павловского, Ахметова и Добкина), то весь восточно-славянский мир от Карпат к Камчатке и от Ледовитого океана к Кавказу и степям Серого клина должен признать - старая литературная норма должна отойти, как в свое время отошла руска версия старославянского языка, а ее место должно занять новая литературная форма, которая была вытворена на основе разговорного языка сердца земли Руской - Надднепрянщины.
Наше геополитическое задание (Большо-украинская империя с центром в Кииви) полностью согласовывается с нашими планами в языковой области - украинский язык как единственный всеимперска язык. Захочет ли население нынешней России принять этот вариант развития. Несомненно. Те настоящие бели славянские патриоты, в ком еще не погасло расовое сознание, будут первыми адептами нового всеславянского языка, потому что для них идея новой Киевской империи является намного ближе, чем кремлевский проект РФ-ии под господством инородческой олигархии, которая ведет к вымиранию белого населения и растворению славян в иншорасовий массе. Расово же несознательным россиянам придется сделать то, что они уже делали дважды перед тем (в ХІ - ХІІ ст. и в XVII - XVIII ст.), - опять выучить новый вариант украинского литературного языка.
Оригинал взят у 4ito в Украинский язык и его имперские перспективы
tyzeqox.ru/index.php-quest-id-eq-397-and-rub-eq-stat кто-то призывает учить английский, кто-то китайский. А учить то надо мову...
Украинский язык и ее имперские перспективы
Олег Однороженко
в 2008 г.
Вопрос языка есть в числе наиболее бойко обсуждаемых в кругу традиционных националистов. Собственно языковая политика является фактически квинтэссенцией политических стремлений тех партий и групп, какие мы определяем как культурно лингвистических националистов. Наша острая идеологическая полемика с представителями “языкового фундаментализма”, в которой мы отстаиваем приоритетность расовой, великодержавной и социальной составляющих национальной политики над культурно лингвистической сферой, создает у наших оппонентов иллюзию, относительно пренебрежения нами языковой проблематики.
Обычно это не так. Но лингвистический вопрос мы рассматриваем в прочь другом ключе чем то делают представители двух нынешних непримеренних языково-политических лагерей (очертим их как “украинофил” и “русофильский”). Когда языковые националисты говорят, что вершиной их надежд является языково-пропорциональное представительство во всех отраслях общественной жизни Украины (78% украиноязычных газет, теле- и радиопрограмм, школ, Вузов но др.), то можно лишь пожалеть относительно подобных перспектив - не такой будучности стремимся мы для украинского языка!
Посмотрим на лингвистическое пространство Восточной Европы и ее природнего продолжения - Сибири. Это пространство является одинцельным, как с точки зрения геополитики, так и учитывая языковую ситуацию. Жизненное пространство украинской язык не заканчивается за хутором Михайловским. И дело не только в наличии украинских этнических поприщ на Восточной Слобожанщине, Кубани, Поволжи, Западной Сибири, Серого и Зеленого клиньев. Проблема является значительно шире.
Признаем очевидное - Восточная Европа является единственным геополитическим массивом на пространстве которого может существовать лишь единственный и неделимый государственно политический организм с одним имперским центром. Так же и универсальный язык этого природнего обширу может быть лишь одна. Так было в прошлом в течение последнего тысячелетия и так будет и в дальнейшем. Последнее тысячелетие само мы - украинцы определяли этот языковой фон, и мы не видим никаких оснований для того почему в настоящий момент должен что-то измениться, разве что верх возьмет точка зрения ретронационалистов с их хуторянскими 78%.
Чтобы получить верное виденье очертаний будущего необходимо развязать два вопроса из прошлого, которые загоняют в тупик оба лагеря нынешней языковой войны: 1. какая метрика так называемого русского литературного языка, 2. каким языком писали украинцы к Котляревского и Шевченко. Ответ на этих казалось бы совсем разных вопрос - одна. Но перед тем как ее давать сделаем отступление теоретического характера.
Принято считать, что каждая нация пользуется в качестве литературной, как правило, - одним языком. Это действительно верно когда принимаем во внимание определен хронологический срез. Но если принять во внимание лингвистические реалии в их историческому развитию то ситуация будет несколько другой. Приведем лишь несколько примеров: на протяжении IX - XVIII ст., таким народом как болгары были созданы сразу три литературных языка (старо славянскую - времен Кирилла и Мефодия, средне болгарскую - времен Второго Болгарского царства ХІІ - XIV ст. и ново болгарскую - в конце XVIII ст.), каждая из которых была для болгар родной. Аналогично перси имели три литературных языка - давне-персидскую - времен империи Ахеменидив, средне персидскую (пехлеви) - времен Сасанидской государства и ново персидскую (фарси).
Причина подобного положения вещей заключается в том что живой разговорный язык и ее литературные редакции - суть разные по своей природе вещи. Живой язык это феномен который можно сравнить с рекой или ветром, что существуют как такие лишь в динамике. Зато литературный язык это лишь срез живого разнообразия в определенной хронологической и географической точке. Каждый литературный язык имеет метрику своего рождения, которую можно обычно локализовать с точностью до года или десятилетия и конкретных географических координат. В то же время литературный язык, в отличие от разговорной, вещь достаточно консервативна, обременена формальными правилами и ограничениями, что призванные хранить за этим интеллектуальным творением коммуникативную роль в определенном обществе между региональными группами и отдельными поколениями. Образно говоря - литературная форма это те вшиты камнем берега в которых течет река разговорного языка.
Неодиночными являются также примеры, когда определен литературный язык становилась сугубо интеллектуальным творением, которое лишь отчасти опиралось на разговорный язык. И касаются подобные примеры не только эсперанто. В поздне-средневековую и ранне-модерную сутки (XІV - XVIII ст.) интеллектуальные элиты отдельных народов при создании соответствующего литературного канона, выходили из той позиции, что последний должен был очень отличаться от просто народных говора. Таким образом язык высокого искусства, королевского двора и бюрократии, законодательных кодексов и официальной историографии, искусственно отмежевывали от “мужичьего” языка. Делалось это путем синтеза разговорной лексики и слов и оборотов иноязычного происхождения, заимствованных, как правило, из латыни, греческой или старо- (церковно-) славянского языка.
Вот что, скажем, говорит о языке славной Летописи Самийла Величка “Sказание о воинh коzацкои z пол"ками, чреzъ Shнови" Богдана Хмелницкого Гетмана Воискъ Запорожскихъ восми лhтехъ точившойс#” исследователь В.О.Шевчук: “Самийло Величко писал свою Летопись сложным канцелярским языком, который можно назвать искусственной, - на таком языке не разговаривал никто. Величко называет свой язык козако-руской и определяет как казацкое нариччя. В нем живет то странное убеждение, что образованный мужчина должен пользоваться языком особенным, который отличался бы от той, на которой разговаривают в быту”.
Собственно в этих интеллектуальных условиях и сложился наш второй литературный язык (первой была - руска версия (извод) старославянской времен Кииво-руской империи и Галицко-волынской государства), который научные работники очерчивают как украинский книжный (старо украинскую) язык, а современники называли руской, словено-руской или козако-руской. Ее начала видим уже в грамотах руских и литовских князей XIV ст., а ее лексической основой была смесь тогдашнего разговорного языка украинских земель из старо славянской.
В XV - XVI ст. этот язык приобретает международное значение - она становится официальной в Великом княжестве Литовском и Рускому, Молдавском хозяйстве (средневековой Русо-влахии), Вещи Посполитой; ею пишут официальные документы в королевских и хозяйственных канцеляриях, составляют законодательные кодексы, летописи и литературные произведения (прозаические и стихотворные), переводят церковную литературу (в частности Острозьку Библию - первый полный славянский перевод Библии). Следовательно, этот язык приобретает официальное и сакральное значение. Это универсальный язык Восточной Европы.
Окончательное оформление старый украинский язык приобретает в 1-й пол. XVII ст. под пэром профессоров Кииво-могилянской академии. Грамматика Мелетия Смотрицкого становится на длинные десятилетия официальным каноном этой литературной формы - за ней преподают письменный язык в школах и академиях на протяжении XVII - XVIII ст. А в 2-й пол. XVII ст. этот язык завоевывает для себя новые пространства - необозримые поприща Московского государства, куда от 1654 г. непрестанным потоком перетекает интеллектуальная и церковная элита, военные и бюрократические кадры. Они приносят с собой свою (украинскую книжную) литературную норму, которая вскоре становится официальным языком Русской империи, а на протяжении ХІХ ст. - “русским литературным языком”.
Стоит отметить, что и сам политический проект “Русская империя” является украинским интеллектуальным творением: украинец Феофан Прокопиевич является автором этого названия, так же украинцы придумали и трехчленскую формулу для обозначения трех государственно созидательных составляющих этого политического образования “Большая, Малая и Белая Русь”, украинцы привязали этот политический проект к наследству Киевской Руси в “Синопсисе” Иннокентия Гизеля (за которым выкладывали историю в школах Московии в конце XVII - в начале XIX ст.), украинская версия православия (окончательно оформленная Петром Могилой) стала официальной во всей империи (московская версия христианства была вытеснена в глухие медвежьи закоулки). Не удивительно, что и наше литературное творение - словено-руска язык (“старожытный наш язык руский”) закрепляется в качестве единственной литературной нормы на всем пространстве империи.
Появляется логический вопрос: почему же тогда украинцам понадобилось в ХІХ ст. творить еще один литературный язык, в то время как россияне безболезненно пользуются чужими им литературной нормой? Начнем со второго. Ответ на эту часть вопроса кроется в политической культуре Московии. Как уже давно было отмечено историками и политологами - русская народная масса легко улягае любым изменениям, которые идут из центра: так было с церковной реформой патриарха Никона, петровскими политическими реформами, так было в 1917 - 1920 р.р. но во время перестройки, в конечном итоге так есть и в настоящий момент. Если и были какие-то попытки сопротивления всем этим превращениям, то происходили они от очень нечисленных, часто маргинальных, групп московского населения, или вообще из иноетничного среды. Вспомним, что все так называемые крестьянские восстания в России (Пугачева, Разина, Болотникова), происходили по инициативе казаков и при поддержке друго-национальных групп Поволжя и Урала, а самое ожесточенное сопротивление большевикам совершили вовсе не крестьянские массы центральной России. Поэтому если бы в XVIII ст. литературным языком Русской империи стал не украинский книжный язык, а скажем французская, немецкая или польская, то народные массы современной России говорили бы одним из этих языков.
В разе же с элитой Русской империи, то ситуация была еще проще. Эта элита имела насколько разноэтническое происхождение (старые княжеские роды Рюриковичив и Гедиминовичив, потомки казацкой старшины и ричпосполитской шляхты, “виижжи” из Прусии и Западной Европы роды, вихрещени татары, кавказские князья, остзейске (немецкое) и финляндское (шведское) дворянство), что в конечном итоге большинства из них все равно пришлось бы учить какой-то чужой язык, который стал бы в-имперской. Поскольку таким языком стал наш старожитня руска язык, то всем прежним инородцам и “виижжим” пришлось “обрусеть”.
Московия почти без сопротивления улягла нашей языковой экспансии (не единственной попыткой ли предоставить “Великороссийскому наречию” литературного оформления была робота Велемира Хлебникова, которая в конечном итоге окончилась ничем), но как ни странно почти не дала этому языку своих талантов. Над совершенствованием “Русского литературного языка” работали украинцы Гоголь (из шинели которого вышла вся русская литература) и Достоевский, Короленко и Булгаков, Ахматова (Горенко) и Чехов, Маяковский и Островский, и в конечном итоге - Шевченко, шотландец Лермонотов, абисинець - Пушкин, татарин, - Тургенев, немец - Фонвизин. Не единственными ли искренне московскими большими писателями русской литературы были Есенин и Некрасов. Оба - большие украинофилы. В первого или не единственный позитивный герой его произведений - бандит Номах (Махно):
“В меня созревает мысль
О российском перевороте
Лишь бы только мы крепко сошлись
Как к этого, в нашей работе.
Я не целюсь играть короля
И в правители не тоже лезвию
Но мнет хочется погулять
И под порохом и под железом.
Мнет хочется вызвать тех
Что на Марксе жиреют, как янки.
Мы посмотрим их храбрость и смех
Когда двинутся наши танки”.
А за второго лучше всего скажет его стихотворение “На смерть Шевченко”. Именно Шевченко (“русской земли человек замечательный” - по словам Некрасова), а не Пушкин является самым выдающимся творцом русской литературы. Но, в то же время, Шевченко, вместе с Котляревским, стал основателем новой литературной нормы, которую в научных студиях называют новой украинской литературным языком. Этот шаг Шевченко был естественном, поскольку при всей проработанности русский (старая украинская) язык был искусственным творением, она не опиралась на живую стихию разговорного языка, не питалась ее энергией, не вбирала у себя все разнообразие форм и нюансов народной лексики и фразеологии.
Старый язык, особенно в ХХ ст., пошел путем упадка и деградации - она перенасыщена иноязычными заимствованиями, обеднелая на формы, потеряла любую пасионарнисть и держится лишь на диктате государственной машины Кремля, которая сделала наше интеллектуальное творение, рядом с нефтью и газом, средством давления на нас же, хоть в действительности кремлевский синедрион вряд ли обходят вопросы чужой им славянского языка. Если отбросить пропагандиский шал инородцив-“русофилив” (наподобие Медведева и Павловского, Ахметова и Добкина), то весь восточно-славянский мир от Карпат к Камчатке и от Ледовитого океана к Кавказу и степям Серого клина должен признать - старая литературная норма должна отойти, как в свое время отошла руска версия старославянского языка, а ее место должно занять новая литературная форма, которая была вытворена на основе разговорного языка сердца земли Руской - Надднепрянщины.
Наше геополитическое задание (Большо-украинская империя с центром в Кииви) полностью согласовывается с нашими планами в языковой области - украинский язык как единственный всеимперска язык. Захочет ли население нынешней России принять этот вариант развития. Несомненно. Те настоящие бели славянские патриоты, в ком еще не погасло расовое сознание, будут первыми адептами нового всеславянского языка, потому что для них идея новой Киевской империи является намного ближе, чем кремлевский проект РФ-ии под господством инородческой олигархии, которая ведет к вымиранию белого населения и растворению славян в иншорасовий массе. Расово же несознательным россиянам придется сделать то, что они уже делали дважды перед тем (в ХІ - ХІІ ст. и в XVII - XVIII ст.), - опять выучить новый вариант украинского литературного языка.