Упырь сиона
Оригинал взят у verybigfish в Агрессивный гуманист
Андрей Сахаров провозглашён его сторонниками некой культовой фигурой.
Создателем советской водородной бомбы. Мерилом нравственности. Борцом за свободу. И многим иным. Символом чего-то светлого и доброго. Даже самоотверженного.
Но кто он был на самом деле?
Его имя носит проспект в Москве, на котором он никогда не жил. И расположенный поблизости музей, в котором на свои мероприятия собираются обычно люди, получающие гранты от геополитических конкурентов России.
В конце 80-х, когда Горбачёв вернул его из Горького в Москву, были люди, ждавшие от Сахарова то ли политических, то ли нравственных откровений.
Правда, после того, как он вышел на трибуну Съезда народных депутатов СССР, многие были явно разочарованы: плохая дикция, невнятность речи, бессодержательность мыслей.
И ещё была явная неэтичность высказываний: многие тогда под влиянием «перестроечной пропаганды» негативно были настроены против участия советских войск в войне в Афганистане и травмированы слухами о приходивших оттуда закрытых гробах, но и их покоробили слова этого человека, назвавшего сражавшихся там советских солдат «оккупантами».
Был ли он создателем водородной бомбы на самом деле - судить физикам. Официально в группу, над ней работавшей, он входил. Правда, его коллеги по специальности как-то уклончиво отзываются о его вкладе, расплывчато утверждая, что «физиком он, конечно, был грамотным». И иногда проговаривались, что его часть вклада в разработку бомбы слишком сильно перекликалась с содержанием письма некоего безвестного провинциального коллеги.
Иные говорят и о том, что Игорь Курчатов подписал его представление для избрания в Академию Наук, чтобы решить его квартирный вопрос.
Некоторые в ответ на вопрос о его роли в создании бомбы предлагают задуматься: почему человек, провозглашённый её создателем, потом так и не создал в науке ничего равновеликого этому изобретению. Даже не в военном деле, а в мирной ядерной физике.
Но это - вопросы корпоративного признания. И тут разбираться физикам. Сам он больше увлёкся политикой. И апелляциями к нравственности.
Например, когда ему однажды сказали, что в борьбе за счастье людей и будущее человечества не обходится без жертв, он возмутился и заявил: «Я убеждён, что такая арифметика неправомерна принципиально. Мы, каждый из нас, в каждом деле, и в «малом», и в «большом», должны исходить из конкретных нравственных критериев, а не абстрактной арифметики истории. Нравственные же критерии категорически диктуют нам - не убий».
А в сочинённом им проекте Конституции патетически записал: «Все люди имеют право на жизнь, свободу и счастье». Стали ли люди страны, в чьём разрушении он принял участие, свободнее и счастливее, - об этом уж может судить каждый самостоятельно.
В 1953 году его сделали академиком - в 32 года.
К концу 50-х он предложит прекратить новые разработки в области вооружений и просто разместить вдоль побережья США сверхмощные взрывные устройства по 100 мегатонн каждый. И при необходимости взорвать весь американский континент.
Что при этом будет с живущими там людьми и со всеми остальными континентами, его особенно не волновало: идея была смелой и красивой.
Позже Рой Медведев напишет: «Он жил слишком долго в каком-то предельно изолированном мире, где мало знали о событиях в стране, о жизни людей из других слоёв общества, да и об истории страны, в которой и для которой они работали».
Даже экстравагантного Хрущёва идея Сахарова всех взорвать не вдохновила. И отношения между ними стали ухудшаться.
Последнее заседание съезда народных депутатов СССР, на котором присутствовал Андрей Сахаров. © РИА «Новости».
И когда встал вопрос о новых испытаниях, они разошлись. Хрущёв считал, что нужно изучать возможности и последствия применения ядерного оружия. Сахаров полагал, что это излишне: и так имеющимся можно всё взорвать, не особенно задумываясь о последствиях. И когда первый предложил ему не выдвигать свои экзотические идеи, а заняться наукой, пусть и не военной - академик решил бороться за «права человека».
Когда-то он начал заниматься проблемами мирного использования термоядерной энергии, но довольно быстро от темы отошёл: работать нужно было долго, быстрого результата не предвиделось.
Да, он получит Нобелевскую премию. Но не за научные открытия - премию мира. Как и Горбачёв, за борьбу против своей страны. И после того, как с публичным осуждением Сахарова выступят Келдыш и Харитон, Симонов и Шолохов и десятки других знаковых фигур, учёных и писателей.
Сахаров будет часто клясться именем морали и апеллировать к заповеди: «не убий». Но напишет в 1973 году приветственное письмо генералу Пиночету, назвав совершённый им переворот и казни началом эпохи счастья и процветания в Чили. Академик всегда считал, что люди имеют право на жизнь, свободу и счастье.
Его последователи-правозащитники не любят об этом вспоминать. Так же, как и всячески отрицают то, что в конце 70-х годов он написал президенту США письмо с призывом нанести - ради принуждения к соблюдению в СССР «прав человека» - превентивный устрашающий ядерный удар.
В 1979 году он опубликует на страницах ведущих западных изданий письмо с осуждением введения советских войск в Афганистан. До этого он не публиковал таких писем ни с осуждением американской войны во Вьетнаме, ни ближневосточных войн Израиля. И не станет осуждать ни войну Англии и Аргентины за Фолклендские острова, ни американское вторжение в Гранаду или Панаму.
Как настоящий интеллигент и гуманист, он умел осуждать только свою страну. Очевидно, полагая, что осуждение других стран - дело их интеллигентов и гуманистов.
Вообще, как вспоминал знавший его в школьные годы математик Яглом, даже решая задачу, Сахаров «не мог объяснить, как он пришёл к решению, объяснял он очень как-то заумно, и понять его было трудно».
А академик Харитон, давая после похорон Сахарова посмертное интервью, в котором, разумеется, действовало правило «либо хорошо, либо ничего», вынужден был всё же сказать, что Сахаров «не мог себе даже представить, чтобы кто-то в чём-то разобрался лучше, чем он. Как-то один из наших коллег нашёл решение газодинамической задачи, которое не смог найти Андрей Дмитриевич. Для него это было настолько неожиданно и непривычно, что он исключительно энергично принялся искать изъяны в предложенном решении. И лишь спустя какое-то время, не найдя их, вынужден был признать, что решение правильное».
И даже тогда, в 1989 году, в условиях истерии, когда просто опасно было сказать что-либо в осуждение Сахарова или в защиту советского общества, Харитон скажет, оценивая его политическую деятельность: «К той части этой его деятельности, когда он боролся с явной несправедливостью, я отношусь с большим уважением. Мой скепсис относится к его идеям, касающимся экономических вопросов. Дело в том, что с некоторыми положениями, которые развивал Андрей Дмитриевич, в частности, касающимися характеристик социализма и капитализма, я был не согласен».
Горбачёв вернул его из Горького, и Сахаров стал депутатом Съезда народных депутатов СССР от Академии Наук. Правда, при первом голосовании избиратели его провалят. Курируемые Александром Яковлевым СМИ устроят истерику, и Горбачёв отменит итоги выборов, дав указание провести повторное голосование - с расширением круга избирателей и жёсткой установкой: «Нужно избрать».
Сахарова в нарушение избирательной нормы депутатом сделают: Горбачев вербовал сторонников на съезд. Но став депутатом, Сахаров тут же отвернётся от покровителя и станет одним из лидеров оппозиции ему, - «Межрегиональной депутатской группы», сопредседателями которой также стали Борис Ельцин, Гавриил Попов, Юрий Афанасьев.
Но, в чём последние двое сегодня не признаются, и их Сахаров всё больше стал тяготить своими невразумительными речами с трибуны, дискредитирующей их манерой говорить и претензией на абсолютную правоту.
Сложно сказать, что там всё же произошло, 14 декабря 1989 года на собрании этой «группы», но вечером того же дня Сахаров умер от сердечного приступа. И странно - мёртвым он соратникам стал куда полезнее и выгоднее, чем живым.
А за месяц перед этим Сахаров представит свой проект новой Конституции, где провозгласит право всех народов на государственность, то есть на провозглашение собственных государств и на разрушение Советского Союза.
Принято считать, что на его отход от научной работы и переход к борьбе против своей страны главное влияние оказала его новая жена Елена Боннэр. Это не совсем так: Сахаров познакомился с ней в 1970 году на процессе над группой «диссидентов» в Калуге. Он уже тогда написал «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», основной идеей содержавшие призыв к отказу страны от своего социально-экономического устройства и переход к развитию по западному образцу. И он тогда регулярно ездил на подобные судебные процессы.
Но правда то, что именно после этого знакомства (официально вступили они в брак через два года) он почти полностью сосредоточился на «диссидентской деятельности».
Как он сам напишет в своём дневнике о роли новой жены: «Люся подсказывала мне (академику) многое, что я иначе не понял бы и не сделал. Она большой организатор, она мой мозговой центр». Подсказывала настолько много и настолько настоятельно, что он не только усыновил её детей, но и почти забыл о своих. Как горько пошутит позже его родной сын Дмитрий: «Вам нужен сын академика Сахарова? Он живёт в США, в Бостоне. А зовут его Алексей Семёнов. Почти 30 лет Алексей Семёнов раздавал интервью как «сын академика Сахарова», в его защиту на все лады голосили забугорные радиостанции. А я при живом отце чувствовал себя круглым сиротой и мечтал, чтобы папа проводил со мной хотя бы десятую часть того времени, которое он посвящал отпрыскам моей мачехи».
Сын вспоминал, что однажды ему стало особенно неловко за отца. Тот, живя уже в Горьком, в очередной раз объявил голодовку, требуя, чтобы невесте сына Боннэр, уже без всякого разрешения оставшегося в США, разрешили уехать туда же. Дмитрий приехал к отцу. Пытался уговорить его не рисковать здоровьем по этому поводу: «Понятно, если бы он таким образом добивался прекращения испытаний ядерного оружия или требовал бы демократических преобразований... Но он всего лишь хотел, чтобы Лизу пустили в Америку к Алексею Семёнову. А ведь сын Боннэр мог бы и не драпать за границу, если уж так любил девушку».После женитьбы на Боннэр Сахаров переедет к ней, оставив пятнадцатилетнего сына жить с 22-летней сестрой, счёл, что они уже взрослые, и без его внимания могут обойтись. До 18 лет он помогал сыну деньгами, после перестал. Всё - по закону.
Отец действительно занимался самоистязанием. У Сахарова сильно болело сердце, и был огромный риск, что его организм не выдержит нервной и физической нагрузки. Зато невеста его пасынка, из-за которой он голодал… «Между прочим, Лизу я застал за обедом! Как сейчас помню, она ела блины с чёрной икрой», - вспоминает сын. Но вот эмиграции Дмитрия Сахаров и Боннэр жёстко воспротивились: «Мачеха боялась, что я могу стать конкурентом её сыну и дочери, и - самое главное - опасалась, что откроется правда о настоящих детях Сахарова. Ведь в таком случае её отпрыскам могло достаться меньше благ от зарубежных правозащитных организаций».
В 1982 году в Горький к Сахарову приедет очарованный легендой о «борце за свободу» молодой художник Сергей Бочаров - хотел написать портет «народного заступника». Только он увидит что-то совсем не похожее на легенду: «Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык».
И художник, поняв, кто действительно принимает решения и диктует «знаменитости», что ему говорить и что делать, вместо его портрета написал портрет Боннэр. Она пришла в ярость и бросилась уничтожать этюд: «Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены да ещё терпит побои от неё, я не хочу. И Боннэр тут же выгнала меня на улицу».
Те, кто делал и делает его своим знаменем - объявляют его «великим гуманистом».
Его, сначала призывавшего СССР взорвать американский континент, потом призывавшего США нанести ядерный удар по СССР во имя «прав человека».
Его, приветствовавшего Пиночета и объявлявшего оккупантами солдат своей страны.
Его, по сути отказавшегося от собственных детей и управляемого их мачехой, покорно сносившего от неё затрещины при попытках свою страну похвалить. Не знавшего ни свою страну, ни её народ, ни её историю и всё терпевшего от превратившей его в своё политическое орудие жены.
Конечно, кто хочет, может его почитать и дальше. Но как минимум нужно о нём сказать правду и до конца. Кто он такой. Кем он был. Что разрушал. И какое собственно имеет отношение к гуманизму и морали. И как минимум признать, что нет у граждан ненавидимой им страны - ни обязанности, ни нужды говорить о нём с пиететом.
PS. На премию имени Сахарова номинированы и вошли в тройку финалистов особы из группы «возбуждённых вагин», отбывающие срок за хулиганство.
Достойное выдвижение. Премия Сахарова нашла достойных его «лауреаток».
http://file-rf.ru/analitics/734
-----------------------------------------------«Некоего безвестного провинциального коллегу» зовут Олег Александрович Лаврентьев. Именно его идеи присвоили академики Гинзбург и Сахаров, получившие за эти работы премии, почёт, уважение, госдачи, титулы , звания. Смотрите, например,http://zn.ua/SOCIETY/sverhsekretnyy_fizik_oleg_lavrentiev-34830.html .
-----------------------------------------
упырь получивший -памятник "человек из гавна", в России, а в Вашингтоне его именем названа площадь. За его проект реформы СССР. Каждой национальности по государству.
-------------------------------------
СВЕРХСЕКРЕТНЫЙ ФИЗИК ОЛЕГ ЛАВРЕНТЬЕВ
Валентина Гаташ «Зеркало недели» №33,
30 августа 2003, 00:00
Сокращённый вариант.
В Пятихатках, поселке сотрудников Харьковского физико-технического института, живет и работает кандидат наук, ведущий научный сотрудник Олег Лаврентьев. По утрам он ходит на работу в свою лабораторию, в свободное время встречается с друзьями, в сезон собирает грибы, благо в лесу возле поселка их видимо-невидимо. Но даже в институте немногие знают, что Олег Александрович - живая легенда физики ХХ века. Именно он впервые в мире в 1950 году сформулировал задачу использования управляемого термоядерного синтеза для мирной энергетики и разработал конструкцию первого реактора. Тогда же Лаврентьев предложил и оригинальную конструкцию водородной бомбы. А было ему в это время 24 года.
Однако судьбе было угодно, чтобы роль этого человека в решении вышеупомянутых проблем многие годы была тайной не только для других, но и для него самого. Его жизнь по сей день окружена мифами и легендами, которые зачастую имеют весьма слабое отношение к действительности. Как же было на самом деле?
Голубая мечта
Родился Олег Лаврентьев в 1926 году во Пскове и был, наверное, вундеркиндом. Во всяком случае, прочитав в 7-м классе книгу «Введение в ядерную физику», он сразу загорелся «голубой мечтой работать в области ядерной энергетики». Но началась война. Олег пошел добровольцем на фронт. Победу встретил в Прибалтике, однако дальнейшую учебу опять пришлось отложить - солдат должен был продолжить срочную службу на только что освобожденном от японцев Южном Сахалине, в небольшом городке Поронайске.
В части была библиотека с технической литературой и вузовскими учебниками, да еще Олег на свое сержантское денежное довольствие подписался на журнал «Успехи физических наук». Идея водородной бомбы и управляемого термоядерного синтеза впервые зародилась у него в 1948 году, когда командование части, отличавшее способного сержанта, поручило ему подготовить для личного состава лекцию по атомной проблеме.
- Имея несколько свободных дней на подготовку, я заново переосмыслил весь накопленный материал и нашел решение вопросов, над которыми бился не один год, - рассказывает Олег Александрович. - В 1949 году я за один год закончил 8-й, 9-й и 10-й классы вечерней школы рабочей молодежи и получил аттестат зрелости. В январе 1950 года американский президент, выступая перед Конгрессом, призвал ученых США к быстрейшему завершению работ над водородной бомбой. А я знал, как сделать бомбу.
Не имея никаких контактов с научным миром, солдат, в полном согласии с нормами тогдашней жизни, пишет письмо Сталину. Ответа нет. В ЦК ВКП(б). И вскоре командование части получило из Москвы предписание создать сержанту Лаврентьеву условия для работы. Ему выделили в штабе части охраняемую комнату, где он написал свои первые статьи. В июле 1950 года отослал их секретной почтой в отдел тяжелого машиностроения ЦК ВКП(б).
Лаврентьев описал принцип действия водородной бомбы, где в качестве горючего использовался твердый дейтерид лития. Такой выбор позволял сделать компактный заряд - вполне «по плечу» самолету. Заметим, что первая американская водородная бомба «Майк», испытанная двумя годами позже, в 1952-м, в качестве горючего содержала жидкий дейтерий, была высотой с дом и весила 82 тонны.
Олегу Александровичу принадлежит и идея использования управляемого термоядерного синтеза в народном хозяйстве для производства электроэнергии. Цепная реакция синтеза легких элементов должна идти здесь не по взрывному типу, как в бомбе, а медленно и регулируемо. Главный вопрос состоял в том, как изолировать разогретый до сотен миллионов градусов ионизированный газ, то есть плазму, от холодных стенок реактора. Никакой материал не выдержит такого жара. Сержант предложил на тот момент революционное решение - в качестве оболочки для высокотемпературной плазмы может выступать силовое поле. В первом варианте - электрическое.
В атмосфере секретности, которая окружала все, связанное с атомным оружием, Лаврентьев не только понимал устройство и принцип действия атомной бомбы, которая в его проекте служила запалом, инициирующим термоядерный взрыв, но и предвосхитил идею компактности, предложив в качестве горючего использовать твердый дейтерид лития-6.
Он не знал, что его послание весьма оперативно было направлено на рецензию тогда кандидату наук, а впоследствии академику и трижды Герою Социалистического Труда А.Сахарову, который уже в августе так отозвался об идее управляемого термоядерного синтеза: «…я считаю, что автор ставит весьма важную и не являющуюся безнадежной проблему… Я считаю необходимым детальное обсуждение проекта тов. Лаврентьева. Независимо от результатов обсуждения необходимо уже сейчас отметить творческую инициативу автора».
Ученые и их опекуны
В этом же 1950 году после демобилизации бывший сержант приезжает в Москву, сдает вступительные экзамены и поступает по конкурсу на физический факультет МГУ. Оставалось встретиться со специалистами и «донести до них свои идеи».
В сентябре первая встреча состоялась с заведующим отделом машиностроения ЦК Иваном Сербиным. Сербин внимательно выслушал оба предложения первокурсника, но вопросов не задавал, заметил только, что известен и другой способ создания водородной бомбы, над которым работают ученые, и предложил сообщать ему обо всех новых идеях. К концу года Олег провел дополнительные расчеты по системе управляемого термоядерного синтеза (УТС) и тоже передал их в ЦК.
Спустя два месяца после первого экзамена он вернулся в студенческое общежитие на Стромынку поздно вечером. Ему передали номер телефона, абонентом которого оказался министр измерительного приборостроения Василий Махнев. Так в царстве секретности называлось тогда Министерство атомной промышленности, соответственно, Институт атомной энергии назывался Лабораторией измерительных приборов АН СССР - ЛИПАН. У министра Лаврентьев впервые встретился с Сахаровым и узнал, что Андрей Дмитриевич читал его сахалинскую работу, но поговорить им удалось только через несколько дней, опять ночью. Это было в Кремле, в кабинете Лаврентия Берии, который был тогда членом Политбюро, председателем Спецкомитета, ведавшего в СССР разработкой атомного и водородного оружия.
- Из-за стола поднялся грузный мужчина в пенсне и пошел мне навстречу, - вспоминает Олег Александрович. - Подал руку, предложил садиться. Я ждал и готовился отвечать на вопросы, связанные с разработкой водородной бомбы, но таких вопросов не последовало. Берии хотелось на меня, а возможно, и на Андрея Дмитриевича Сахарова посмотреть, что мы за люди. Смотрины прошли успешно. Потом мы с Сахаровым шли до метро, долго разговаривали, оба были возбуждены после такой встречи. Тогда я услышал от Андрея Дмитриевича много теплых слов. Он заверил меня, что теперь все будет хорошо, и предложил работать вместе. Я, конечно, согласился на предложение человека, очень мне понравившегося.
Лаврентьев и не подозревал, что его идея управляемого термоядерного синтеза настолько понравилась А.Сахарову, что он решил ее использовать и к тому времени вместе с И.Таммом уже начал работать над проблемой УТС. Правда, в их варианте реактора плазму удерживало не электрическое, а магнитное поле. (Впоследствии это направление вылилось в реакторы под названием «токамак».)
Не знал он и о том, что после смотрин Лаврентий Берия принял решение: «Ведущая в КБ-11 по инициативе товарища Тамма и Сахарова работа над созданием нового типа реактора имеет, по моему мнению, исключительно важное значение. Кстати сказать, мы не должны забывать студента МГУ Лаврентьева, записки и предложения которого, по заявлению товарища Сахарова, явились толчком для разработки магнитного реактора. Вызовите товарища Лаврентьева, выслушайте его и сделайте все, чтобы помочь товарищу Лаврентьеву в учебе и по возможности участвовать в работе. Срок 5 дней».
- Через некоторое время меня разыскал в общежитии на Стромынке неизвестный молодой человек и предложил ехать с ним, - вспоминает Олег Александрович. - Куда и зачем, я не знал, вопросы тогда задавать было не принято. Машина остановилась у ворот, обвитых колючей проволокой, дальше виднелся забор с таким же украшением. Психологически я был готов к тому, что придется работать на закрытом объекте, но перспектива находиться за колючей проволокой не очень радовала.
Из-за неувязки с пропуском новоиспеченному студенту пришлось часа два ждать в холодной неуютной проходной. Можно только догадываться, о чем за это время передумал Олег. Наконец, по широкой лестнице они поднялись в кабинет начальника отдела Главного управления Николая Павлова, курировавшего работы по созданию водородного оружия, и уже вместе с ним пошли к начальнику Главного управления по атомной промышленности Борису Ванникову. За все время службы в армии Лаврентьеву не пришлось даже издали видеть генерала, а тут сразу два.
- В кабинете находились Ванников в генеральской форме и штатский с черной окладистой бородой. Я подумал, что бородатый - это эксперт. Меня посадили напротив и попросили рассказывать о своих предложениях. Я подробно рассказал об идее использования энергии ядерных реакций между легкими элементами в промышленных целях. Устройство магнитной сетки заинтересовало «бородатого» - он не понял, почему выбрана именно эта конструкция. И вдруг молчавший до сих пор Павлов сказал, что туда будет вставляться атомная бомба. Я понял, что их интересует мое первое предложение. Но могу ли я, имею ли право рассказывать этим военным об устройстве водородной бомбы без санкции сверху? Меня ведь предупреждали…
И он не нашел ничего лучше, как сообщить, что был у Берии. После минутной паузы тема беседы круто изменилась. Олег и не догадывался, что «мужчина с окладистой бородой» - главный ядерщик страны, о встрече с которым он столько мечтал. И столько ему хотел рассказать!
После этих встреч жизнь первокурсника, бывшего сержанта и фронтовика Лаврентьева изменилась сказочным образом. Из общежития его переселили в меблированную комнату нового дома на набережной Максима Горького, освободили от платы за обучение, дали повышенную стипендию, прямо на дом доставляли необходимую научную литературу. Поскольку по совету «бородатого эксперта» Олег намеревался закончить университет не за пять, а за четыре года, он взял разрешение на свободное посещение занятий. К нему прикрепили преподавателя математики, тогда кандидата наук, а впоследствии академика Александра Самарского.
Олег успевал учиться сразу на двух курсах и продолжать работу по УТС. Он предложил воздействовать на плазму не только электростатическим, но и магнитным полем и с помощью А.Самарского просчитал новый вариант. Эта работа 1951 года дала начало идее электромагнитных ловушек, которыми впоследствии и занимался Лаврентьев. Кстати, с этого времени вопрос о его привлечении к работам по созданию водородной бомбы больше не поднимался.
Липан
5 мая 1951 года Сталин подписал постановление Совета Министров, положившее начало государственной программе термоядерных исследований. В ЛИПАНе шла напряженная работа, но результаты то дарили исследователям надежду, то ввергали их в отчаяние - получить плазму с нужными параметрами не удавалось.
После встречи с заместителем Курчатова Игорем Головиным Олега допустили к работам в ЛИПАНе. Он приобретал здесь опыт практической работы в области нарождающейся физики высокотемпературной плазмы. Все записи велись только в прошнурованных и опечатанных сургучной печатью журналах, которые надо было получать в режимном отделе утром и сдавать после окончания работы вечером. В отчетах нужно было писать не «плазма», а «гуща», не «температура», а «высота», не «магнитное поле», а «струя». Таким образом вместо «высокотемпературная плазма в магнитном поле» получалось «высокая высота гущи в струе». В ЛИПАНе Лаврентьев впервые узнал об идеях Сахарова и Тамма по термоядерному реактору.
- Для меня это было большой неожиданностью, - вспоминает Олег Александрович. - При встречах со мной Андрей Дмитриевич ни одним словом не обмолвился о своих работах по магнитной термоизоляции плазмы. Тогда я думал, что мы с Андреем Дмитриевичем Сахаровым пришли к идее изоляции плазмы полем независимо друг от друга, только я выбрал в качестве первого варианта электростатический термоядерный реактор, а он - магнитный.
- Степень неосведомленности о проблемах, работы над которыми секретно уже шли полным ходом в СССР и США, была удивительна даже в научных кругах, - говорит Олег Александрович. - Например, однажды на лекции в МГУ преподаватель химии, проректор университета сказал, что водородная бомба - это когда землю заливают жидким водородом, все замораживая. У меня невольно вырвалось «Какая чушь!», но на ироничный вопрос сидящей рядом сокурсницы Зины Савельевой: «Ты знаешь секрет водородной бомбы?», - ответить утвердительно я, естественно, не мог.
В лаборатории Головина основные работы шли по магнитному удержанию плазмы, а Олег хотел заниматься своими электромагнитными ловушками, поскольку был уверен в их преимуществе. Он хотел начать с сооружения небольшой экспериментальной установки, рассчитывая на быстрый успех и дальнейшее развитие исследования уже на более серьезном материально-техническом уровне.
В конце 1951 года в ЛИПАНе состоялось детальное обсуждение его проекта, в котором участвовали Игорь Головин и Степан Лукьянов. Здесь же присутствовал еще один человек, который сидел в углу, внимательно слушал объяснения, но вопросов не задавал и в разговоры не вмешивался. Когда обсуждение подходило к концу, незнакомец тихо встал и вышел из аудитории. Позднее Олег узнал, что инкогнито был Игорь Тамм. После бурной дискуссии оппоненты признали обоснованность идеи электромагнитной ловушки, не обнаружили дефектов и в модели. Однако начинать этот эксперимент Головин посчитал нецелесообразным, поскольку «…силы надо сосредоточить на главном направлении, где уже есть хороший задел и получены обнадеживающие результаты».
Забегая вперед, отмечу, что и сейчас трудно с уверенностью сказать, какое направление - главное, а какое - нет. За прошедшие полвека проблема УТС не решена, хотя работы над различными конструкциями реакторов УТС, несмотря на огромные научные, технические и финансовые трудности, не прекращаются и поныне. Например, над проектом ITER (Интернациональный термоядерный экспериментальный реактор) трудится сейчас объединенный коллектив ученых США, Западной Европы, России и Японии.
…Ну что ж, после отказа Олег решил «налечь» на теорию и в 1952 году подготовил отчет, содержащий подробное описание идеи электромагнитной ловушки и расчеты параметров удерживаемой в ней плазмы. Не отставал и в учебе - перескочив через второй курс, учился теперь на третьем.
«Автор путаных идей»
5 марта 1953 года умирает Сталин, 26 июня арестовывают и вскоре расстреливают Берию, а 12 августа 1953-го в СССР успешно испытывается термоядерный заряд, в котором используется дейтерид лития. Участники создания нового оружия получают государственные награды, звания и премии, зато Лаврентьев по совершенно непонятной для него причине в одночасье многое теряет.
- В университете мне не только перестали давать повышенную стипендию, но и «вывернули» плату за обучение за прошедший год, фактически оставив без средств к существованию, - рассказывает Олег Александрович. - Я пробился на прием к новому декану и в полной растерянности услышал: «Ваш благодетель умер. Чего же вы хотите?». Одновременно в ЛИПАНе был снят допуск, и я лишился постоянного пропуска в лабораторию, где по существующей ранее договоренности должен был проходить преддипломную практику, а впоследствии и работать. Если стипендию потом все-таки восстановили, то допуск в институт я так и не получил.
Пришлось пятикурснику писать дипломный проект вопреки всем вузовским канонам - без прохождения практики и без научного руководителя. Что ж, Олег взял за основу уже сделанные им теоретические работы по УТС, успешно защитился и получил диплом с отличием. Однако на работу в ЛИПАН, единственное место в стране, где тогда занимались управляемым термоядерным синтезом, его не взяли.
Олег не собирался отказываться от выбранной раз и навсегда «голубой мечты». По предложению Панасенкова, научного референта Хрущева и физика по образованию, он решил ехать в Харьков, в физико-технический институт, где должен был создаваться новый отдел плазменных исследований.
Весной 1956 года молодой специалист приехал в Харьков с отчетом о теории электромагнитных ловушек, который он хотел показать директору института К.Синельникову. Олег не знал, что еще до его приезда в Харьков Кириллу Дмитриевичу уже звонил кто-то из ЛИПАНовцев, предупреждая, что к нему едет «скандалист» и «автор путаных идей». Звонили и начальнику теоретического отдела института Александру Ахиезеру, порекомендовав работу Лаврентьева «зарубить». Но харьковчане не спешили с оценками. Ахиезер попросил по существу разобраться в работе молодых теоретиков Константина Степанова и Виталия Алексина. Независимо от них отчет читал и работавший с Синельниковым Борис Руткевич. Специалисты, не сговариваясь, дали работе положительную оценку.
Андрей Сахаров провозглашён его сторонниками некой культовой фигурой.
Создателем советской водородной бомбы. Мерилом нравственности. Борцом за свободу. И многим иным. Символом чего-то светлого и доброго. Даже самоотверженного.
Но кто он был на самом деле?
Его имя носит проспект в Москве, на котором он никогда не жил. И расположенный поблизости музей, в котором на свои мероприятия собираются обычно люди, получающие гранты от геополитических конкурентов России.
В конце 80-х, когда Горбачёв вернул его из Горького в Москву, были люди, ждавшие от Сахарова то ли политических, то ли нравственных откровений.
Правда, после того, как он вышел на трибуну Съезда народных депутатов СССР, многие были явно разочарованы: плохая дикция, невнятность речи, бессодержательность мыслей.
И ещё была явная неэтичность высказываний: многие тогда под влиянием «перестроечной пропаганды» негативно были настроены против участия советских войск в войне в Афганистане и травмированы слухами о приходивших оттуда закрытых гробах, но и их покоробили слова этого человека, назвавшего сражавшихся там советских солдат «оккупантами».
Был ли он создателем водородной бомбы на самом деле - судить физикам. Официально в группу, над ней работавшей, он входил. Правда, его коллеги по специальности как-то уклончиво отзываются о его вкладе, расплывчато утверждая, что «физиком он, конечно, был грамотным». И иногда проговаривались, что его часть вклада в разработку бомбы слишком сильно перекликалась с содержанием письма некоего безвестного провинциального коллеги.
Иные говорят и о том, что Игорь Курчатов подписал его представление для избрания в Академию Наук, чтобы решить его квартирный вопрос.
Некоторые в ответ на вопрос о его роли в создании бомбы предлагают задуматься: почему человек, провозглашённый её создателем, потом так и не создал в науке ничего равновеликого этому изобретению. Даже не в военном деле, а в мирной ядерной физике.
Но это - вопросы корпоративного признания. И тут разбираться физикам. Сам он больше увлёкся политикой. И апелляциями к нравственности.
Например, когда ему однажды сказали, что в борьбе за счастье людей и будущее человечества не обходится без жертв, он возмутился и заявил: «Я убеждён, что такая арифметика неправомерна принципиально. Мы, каждый из нас, в каждом деле, и в «малом», и в «большом», должны исходить из конкретных нравственных критериев, а не абстрактной арифметики истории. Нравственные же критерии категорически диктуют нам - не убий».
А в сочинённом им проекте Конституции патетически записал: «Все люди имеют право на жизнь, свободу и счастье». Стали ли люди страны, в чьём разрушении он принял участие, свободнее и счастливее, - об этом уж может судить каждый самостоятельно.
В 1953 году его сделали академиком - в 32 года.
К концу 50-х он предложит прекратить новые разработки в области вооружений и просто разместить вдоль побережья США сверхмощные взрывные устройства по 100 мегатонн каждый. И при необходимости взорвать весь американский континент.
Что при этом будет с живущими там людьми и со всеми остальными континентами, его особенно не волновало: идея была смелой и красивой.
Позже Рой Медведев напишет: «Он жил слишком долго в каком-то предельно изолированном мире, где мало знали о событиях в стране, о жизни людей из других слоёв общества, да и об истории страны, в которой и для которой они работали».
Даже экстравагантного Хрущёва идея Сахарова всех взорвать не вдохновила. И отношения между ними стали ухудшаться.
Последнее заседание съезда народных депутатов СССР, на котором присутствовал Андрей Сахаров. © РИА «Новости».
И когда встал вопрос о новых испытаниях, они разошлись. Хрущёв считал, что нужно изучать возможности и последствия применения ядерного оружия. Сахаров полагал, что это излишне: и так имеющимся можно всё взорвать, не особенно задумываясь о последствиях. И когда первый предложил ему не выдвигать свои экзотические идеи, а заняться наукой, пусть и не военной - академик решил бороться за «права человека».
Когда-то он начал заниматься проблемами мирного использования термоядерной энергии, но довольно быстро от темы отошёл: работать нужно было долго, быстрого результата не предвиделось.
Да, он получит Нобелевскую премию. Но не за научные открытия - премию мира. Как и Горбачёв, за борьбу против своей страны. И после того, как с публичным осуждением Сахарова выступят Келдыш и Харитон, Симонов и Шолохов и десятки других знаковых фигур, учёных и писателей.
Сахаров будет часто клясться именем морали и апеллировать к заповеди: «не убий». Но напишет в 1973 году приветственное письмо генералу Пиночету, назвав совершённый им переворот и казни началом эпохи счастья и процветания в Чили. Академик всегда считал, что люди имеют право на жизнь, свободу и счастье.
Его последователи-правозащитники не любят об этом вспоминать. Так же, как и всячески отрицают то, что в конце 70-х годов он написал президенту США письмо с призывом нанести - ради принуждения к соблюдению в СССР «прав человека» - превентивный устрашающий ядерный удар.
В 1979 году он опубликует на страницах ведущих западных изданий письмо с осуждением введения советских войск в Афганистан. До этого он не публиковал таких писем ни с осуждением американской войны во Вьетнаме, ни ближневосточных войн Израиля. И не станет осуждать ни войну Англии и Аргентины за Фолклендские острова, ни американское вторжение в Гранаду или Панаму.
Как настоящий интеллигент и гуманист, он умел осуждать только свою страну. Очевидно, полагая, что осуждение других стран - дело их интеллигентов и гуманистов.
Вообще, как вспоминал знавший его в школьные годы математик Яглом, даже решая задачу, Сахаров «не мог объяснить, как он пришёл к решению, объяснял он очень как-то заумно, и понять его было трудно».
А академик Харитон, давая после похорон Сахарова посмертное интервью, в котором, разумеется, действовало правило «либо хорошо, либо ничего», вынужден был всё же сказать, что Сахаров «не мог себе даже представить, чтобы кто-то в чём-то разобрался лучше, чем он. Как-то один из наших коллег нашёл решение газодинамической задачи, которое не смог найти Андрей Дмитриевич. Для него это было настолько неожиданно и непривычно, что он исключительно энергично принялся искать изъяны в предложенном решении. И лишь спустя какое-то время, не найдя их, вынужден был признать, что решение правильное».
И даже тогда, в 1989 году, в условиях истерии, когда просто опасно было сказать что-либо в осуждение Сахарова или в защиту советского общества, Харитон скажет, оценивая его политическую деятельность: «К той части этой его деятельности, когда он боролся с явной несправедливостью, я отношусь с большим уважением. Мой скепсис относится к его идеям, касающимся экономических вопросов. Дело в том, что с некоторыми положениями, которые развивал Андрей Дмитриевич, в частности, касающимися характеристик социализма и капитализма, я был не согласен».
Горбачёв вернул его из Горького, и Сахаров стал депутатом Съезда народных депутатов СССР от Академии Наук. Правда, при первом голосовании избиратели его провалят. Курируемые Александром Яковлевым СМИ устроят истерику, и Горбачёв отменит итоги выборов, дав указание провести повторное голосование - с расширением круга избирателей и жёсткой установкой: «Нужно избрать».
Сахарова в нарушение избирательной нормы депутатом сделают: Горбачев вербовал сторонников на съезд. Но став депутатом, Сахаров тут же отвернётся от покровителя и станет одним из лидеров оппозиции ему, - «Межрегиональной депутатской группы», сопредседателями которой также стали Борис Ельцин, Гавриил Попов, Юрий Афанасьев.
Но, в чём последние двое сегодня не признаются, и их Сахаров всё больше стал тяготить своими невразумительными речами с трибуны, дискредитирующей их манерой говорить и претензией на абсолютную правоту.
Сложно сказать, что там всё же произошло, 14 декабря 1989 года на собрании этой «группы», но вечером того же дня Сахаров умер от сердечного приступа. И странно - мёртвым он соратникам стал куда полезнее и выгоднее, чем живым.
А за месяц перед этим Сахаров представит свой проект новой Конституции, где провозгласит право всех народов на государственность, то есть на провозглашение собственных государств и на разрушение Советского Союза.
Принято считать, что на его отход от научной работы и переход к борьбе против своей страны главное влияние оказала его новая жена Елена Боннэр. Это не совсем так: Сахаров познакомился с ней в 1970 году на процессе над группой «диссидентов» в Калуге. Он уже тогда написал «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», основной идеей содержавшие призыв к отказу страны от своего социально-экономического устройства и переход к развитию по западному образцу. И он тогда регулярно ездил на подобные судебные процессы.
Но правда то, что именно после этого знакомства (официально вступили они в брак через два года) он почти полностью сосредоточился на «диссидентской деятельности».
Как он сам напишет в своём дневнике о роли новой жены: «Люся подсказывала мне (академику) многое, что я иначе не понял бы и не сделал. Она большой организатор, она мой мозговой центр». Подсказывала настолько много и настолько настоятельно, что он не только усыновил её детей, но и почти забыл о своих. Как горько пошутит позже его родной сын Дмитрий: «Вам нужен сын академика Сахарова? Он живёт в США, в Бостоне. А зовут его Алексей Семёнов. Почти 30 лет Алексей Семёнов раздавал интервью как «сын академика Сахарова», в его защиту на все лады голосили забугорные радиостанции. А я при живом отце чувствовал себя круглым сиротой и мечтал, чтобы папа проводил со мной хотя бы десятую часть того времени, которое он посвящал отпрыскам моей мачехи».
Сын вспоминал, что однажды ему стало особенно неловко за отца. Тот, живя уже в Горьком, в очередной раз объявил голодовку, требуя, чтобы невесте сына Боннэр, уже без всякого разрешения оставшегося в США, разрешили уехать туда же. Дмитрий приехал к отцу. Пытался уговорить его не рисковать здоровьем по этому поводу: «Понятно, если бы он таким образом добивался прекращения испытаний ядерного оружия или требовал бы демократических преобразований... Но он всего лишь хотел, чтобы Лизу пустили в Америку к Алексею Семёнову. А ведь сын Боннэр мог бы и не драпать за границу, если уж так любил девушку».После женитьбы на Боннэр Сахаров переедет к ней, оставив пятнадцатилетнего сына жить с 22-летней сестрой, счёл, что они уже взрослые, и без его внимания могут обойтись. До 18 лет он помогал сыну деньгами, после перестал. Всё - по закону.
Отец действительно занимался самоистязанием. У Сахарова сильно болело сердце, и был огромный риск, что его организм не выдержит нервной и физической нагрузки. Зато невеста его пасынка, из-за которой он голодал… «Между прочим, Лизу я застал за обедом! Как сейчас помню, она ела блины с чёрной икрой», - вспоминает сын. Но вот эмиграции Дмитрия Сахаров и Боннэр жёстко воспротивились: «Мачеха боялась, что я могу стать конкурентом её сыну и дочери, и - самое главное - опасалась, что откроется правда о настоящих детях Сахарова. Ведь в таком случае её отпрыскам могло достаться меньше благ от зарубежных правозащитных организаций».
В 1982 году в Горький к Сахарову приедет очарованный легендой о «борце за свободу» молодой художник Сергей Бочаров - хотел написать портет «народного заступника». Только он увидит что-то совсем не похожее на легенду: «Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык».
И художник, поняв, кто действительно принимает решения и диктует «знаменитости», что ему говорить и что делать, вместо его портрета написал портрет Боннэр. Она пришла в ярость и бросилась уничтожать этюд: «Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены да ещё терпит побои от неё, я не хочу. И Боннэр тут же выгнала меня на улицу».
Те, кто делал и делает его своим знаменем - объявляют его «великим гуманистом».
Его, сначала призывавшего СССР взорвать американский континент, потом призывавшего США нанести ядерный удар по СССР во имя «прав человека».
Его, приветствовавшего Пиночета и объявлявшего оккупантами солдат своей страны.
Его, по сути отказавшегося от собственных детей и управляемого их мачехой, покорно сносившего от неё затрещины при попытках свою страну похвалить. Не знавшего ни свою страну, ни её народ, ни её историю и всё терпевшего от превратившей его в своё политическое орудие жены.
Конечно, кто хочет, может его почитать и дальше. Но как минимум нужно о нём сказать правду и до конца. Кто он такой. Кем он был. Что разрушал. И какое собственно имеет отношение к гуманизму и морали. И как минимум признать, что нет у граждан ненавидимой им страны - ни обязанности, ни нужды говорить о нём с пиететом.
PS. На премию имени Сахарова номинированы и вошли в тройку финалистов особы из группы «возбуждённых вагин», отбывающие срок за хулиганство.
Достойное выдвижение. Премия Сахарова нашла достойных его «лауреаток».
http://file-rf.ru/analitics/734
-----------------------------------------------«Некоего безвестного провинциального коллегу» зовут Олег Александрович Лаврентьев. Именно его идеи присвоили академики Гинзбург и Сахаров, получившие за эти работы премии, почёт, уважение, госдачи, титулы , звания. Смотрите, например,http://zn.ua/SOCIETY/sverhsekretnyy_fizik_oleg_lavrentiev-34830.html .
-----------------------------------------
упырь получивший -памятник "человек из гавна", в России, а в Вашингтоне его именем названа площадь. За его проект реформы СССР. Каждой национальности по государству.
-------------------------------------
СВЕРХСЕКРЕТНЫЙ ФИЗИК ОЛЕГ ЛАВРЕНТЬЕВ
Валентина Гаташ «Зеркало недели» №33,
30 августа 2003, 00:00
Сокращённый вариант.
В Пятихатках, поселке сотрудников Харьковского физико-технического института, живет и работает кандидат наук, ведущий научный сотрудник Олег Лаврентьев. По утрам он ходит на работу в свою лабораторию, в свободное время встречается с друзьями, в сезон собирает грибы, благо в лесу возле поселка их видимо-невидимо. Но даже в институте немногие знают, что Олег Александрович - живая легенда физики ХХ века. Именно он впервые в мире в 1950 году сформулировал задачу использования управляемого термоядерного синтеза для мирной энергетики и разработал конструкцию первого реактора. Тогда же Лаврентьев предложил и оригинальную конструкцию водородной бомбы. А было ему в это время 24 года.
Однако судьбе было угодно, чтобы роль этого человека в решении вышеупомянутых проблем многие годы была тайной не только для других, но и для него самого. Его жизнь по сей день окружена мифами и легендами, которые зачастую имеют весьма слабое отношение к действительности. Как же было на самом деле?
Голубая мечта
Родился Олег Лаврентьев в 1926 году во Пскове и был, наверное, вундеркиндом. Во всяком случае, прочитав в 7-м классе книгу «Введение в ядерную физику», он сразу загорелся «голубой мечтой работать в области ядерной энергетики». Но началась война. Олег пошел добровольцем на фронт. Победу встретил в Прибалтике, однако дальнейшую учебу опять пришлось отложить - солдат должен был продолжить срочную службу на только что освобожденном от японцев Южном Сахалине, в небольшом городке Поронайске.
В части была библиотека с технической литературой и вузовскими учебниками, да еще Олег на свое сержантское денежное довольствие подписался на журнал «Успехи физических наук». Идея водородной бомбы и управляемого термоядерного синтеза впервые зародилась у него в 1948 году, когда командование части, отличавшее способного сержанта, поручило ему подготовить для личного состава лекцию по атомной проблеме.
- Имея несколько свободных дней на подготовку, я заново переосмыслил весь накопленный материал и нашел решение вопросов, над которыми бился не один год, - рассказывает Олег Александрович. - В 1949 году я за один год закончил 8-й, 9-й и 10-й классы вечерней школы рабочей молодежи и получил аттестат зрелости. В январе 1950 года американский президент, выступая перед Конгрессом, призвал ученых США к быстрейшему завершению работ над водородной бомбой. А я знал, как сделать бомбу.
Не имея никаких контактов с научным миром, солдат, в полном согласии с нормами тогдашней жизни, пишет письмо Сталину. Ответа нет. В ЦК ВКП(б). И вскоре командование части получило из Москвы предписание создать сержанту Лаврентьеву условия для работы. Ему выделили в штабе части охраняемую комнату, где он написал свои первые статьи. В июле 1950 года отослал их секретной почтой в отдел тяжелого машиностроения ЦК ВКП(б).
Лаврентьев описал принцип действия водородной бомбы, где в качестве горючего использовался твердый дейтерид лития. Такой выбор позволял сделать компактный заряд - вполне «по плечу» самолету. Заметим, что первая американская водородная бомба «Майк», испытанная двумя годами позже, в 1952-м, в качестве горючего содержала жидкий дейтерий, была высотой с дом и весила 82 тонны.
Олегу Александровичу принадлежит и идея использования управляемого термоядерного синтеза в народном хозяйстве для производства электроэнергии. Цепная реакция синтеза легких элементов должна идти здесь не по взрывному типу, как в бомбе, а медленно и регулируемо. Главный вопрос состоял в том, как изолировать разогретый до сотен миллионов градусов ионизированный газ, то есть плазму, от холодных стенок реактора. Никакой материал не выдержит такого жара. Сержант предложил на тот момент революционное решение - в качестве оболочки для высокотемпературной плазмы может выступать силовое поле. В первом варианте - электрическое.
В атмосфере секретности, которая окружала все, связанное с атомным оружием, Лаврентьев не только понимал устройство и принцип действия атомной бомбы, которая в его проекте служила запалом, инициирующим термоядерный взрыв, но и предвосхитил идею компактности, предложив в качестве горючего использовать твердый дейтерид лития-6.
Он не знал, что его послание весьма оперативно было направлено на рецензию тогда кандидату наук, а впоследствии академику и трижды Герою Социалистического Труда А.Сахарову, который уже в августе так отозвался об идее управляемого термоядерного синтеза: «…я считаю, что автор ставит весьма важную и не являющуюся безнадежной проблему… Я считаю необходимым детальное обсуждение проекта тов. Лаврентьева. Независимо от результатов обсуждения необходимо уже сейчас отметить творческую инициативу автора».
Ученые и их опекуны
В этом же 1950 году после демобилизации бывший сержант приезжает в Москву, сдает вступительные экзамены и поступает по конкурсу на физический факультет МГУ. Оставалось встретиться со специалистами и «донести до них свои идеи».
В сентябре первая встреча состоялась с заведующим отделом машиностроения ЦК Иваном Сербиным. Сербин внимательно выслушал оба предложения первокурсника, но вопросов не задавал, заметил только, что известен и другой способ создания водородной бомбы, над которым работают ученые, и предложил сообщать ему обо всех новых идеях. К концу года Олег провел дополнительные расчеты по системе управляемого термоядерного синтеза (УТС) и тоже передал их в ЦК.
Спустя два месяца после первого экзамена он вернулся в студенческое общежитие на Стромынку поздно вечером. Ему передали номер телефона, абонентом которого оказался министр измерительного приборостроения Василий Махнев. Так в царстве секретности называлось тогда Министерство атомной промышленности, соответственно, Институт атомной энергии назывался Лабораторией измерительных приборов АН СССР - ЛИПАН. У министра Лаврентьев впервые встретился с Сахаровым и узнал, что Андрей Дмитриевич читал его сахалинскую работу, но поговорить им удалось только через несколько дней, опять ночью. Это было в Кремле, в кабинете Лаврентия Берии, который был тогда членом Политбюро, председателем Спецкомитета, ведавшего в СССР разработкой атомного и водородного оружия.
- Из-за стола поднялся грузный мужчина в пенсне и пошел мне навстречу, - вспоминает Олег Александрович. - Подал руку, предложил садиться. Я ждал и готовился отвечать на вопросы, связанные с разработкой водородной бомбы, но таких вопросов не последовало. Берии хотелось на меня, а возможно, и на Андрея Дмитриевича Сахарова посмотреть, что мы за люди. Смотрины прошли успешно. Потом мы с Сахаровым шли до метро, долго разговаривали, оба были возбуждены после такой встречи. Тогда я услышал от Андрея Дмитриевича много теплых слов. Он заверил меня, что теперь все будет хорошо, и предложил работать вместе. Я, конечно, согласился на предложение человека, очень мне понравившегося.
Лаврентьев и не подозревал, что его идея управляемого термоядерного синтеза настолько понравилась А.Сахарову, что он решил ее использовать и к тому времени вместе с И.Таммом уже начал работать над проблемой УТС. Правда, в их варианте реактора плазму удерживало не электрическое, а магнитное поле. (Впоследствии это направление вылилось в реакторы под названием «токамак».)
Не знал он и о том, что после смотрин Лаврентий Берия принял решение: «Ведущая в КБ-11 по инициативе товарища Тамма и Сахарова работа над созданием нового типа реактора имеет, по моему мнению, исключительно важное значение. Кстати сказать, мы не должны забывать студента МГУ Лаврентьева, записки и предложения которого, по заявлению товарища Сахарова, явились толчком для разработки магнитного реактора. Вызовите товарища Лаврентьева, выслушайте его и сделайте все, чтобы помочь товарищу Лаврентьеву в учебе и по возможности участвовать в работе. Срок 5 дней».
- Через некоторое время меня разыскал в общежитии на Стромынке неизвестный молодой человек и предложил ехать с ним, - вспоминает Олег Александрович. - Куда и зачем, я не знал, вопросы тогда задавать было не принято. Машина остановилась у ворот, обвитых колючей проволокой, дальше виднелся забор с таким же украшением. Психологически я был готов к тому, что придется работать на закрытом объекте, но перспектива находиться за колючей проволокой не очень радовала.
Из-за неувязки с пропуском новоиспеченному студенту пришлось часа два ждать в холодной неуютной проходной. Можно только догадываться, о чем за это время передумал Олег. Наконец, по широкой лестнице они поднялись в кабинет начальника отдела Главного управления Николая Павлова, курировавшего работы по созданию водородного оружия, и уже вместе с ним пошли к начальнику Главного управления по атомной промышленности Борису Ванникову. За все время службы в армии Лаврентьеву не пришлось даже издали видеть генерала, а тут сразу два.
- В кабинете находились Ванников в генеральской форме и штатский с черной окладистой бородой. Я подумал, что бородатый - это эксперт. Меня посадили напротив и попросили рассказывать о своих предложениях. Я подробно рассказал об идее использования энергии ядерных реакций между легкими элементами в промышленных целях. Устройство магнитной сетки заинтересовало «бородатого» - он не понял, почему выбрана именно эта конструкция. И вдруг молчавший до сих пор Павлов сказал, что туда будет вставляться атомная бомба. Я понял, что их интересует мое первое предложение. Но могу ли я, имею ли право рассказывать этим военным об устройстве водородной бомбы без санкции сверху? Меня ведь предупреждали…
И он не нашел ничего лучше, как сообщить, что был у Берии. После минутной паузы тема беседы круто изменилась. Олег и не догадывался, что «мужчина с окладистой бородой» - главный ядерщик страны, о встрече с которым он столько мечтал. И столько ему хотел рассказать!
После этих встреч жизнь первокурсника, бывшего сержанта и фронтовика Лаврентьева изменилась сказочным образом. Из общежития его переселили в меблированную комнату нового дома на набережной Максима Горького, освободили от платы за обучение, дали повышенную стипендию, прямо на дом доставляли необходимую научную литературу. Поскольку по совету «бородатого эксперта» Олег намеревался закончить университет не за пять, а за четыре года, он взял разрешение на свободное посещение занятий. К нему прикрепили преподавателя математики, тогда кандидата наук, а впоследствии академика Александра Самарского.
Олег успевал учиться сразу на двух курсах и продолжать работу по УТС. Он предложил воздействовать на плазму не только электростатическим, но и магнитным полем и с помощью А.Самарского просчитал новый вариант. Эта работа 1951 года дала начало идее электромагнитных ловушек, которыми впоследствии и занимался Лаврентьев. Кстати, с этого времени вопрос о его привлечении к работам по созданию водородной бомбы больше не поднимался.
Липан
5 мая 1951 года Сталин подписал постановление Совета Министров, положившее начало государственной программе термоядерных исследований. В ЛИПАНе шла напряженная работа, но результаты то дарили исследователям надежду, то ввергали их в отчаяние - получить плазму с нужными параметрами не удавалось.
После встречи с заместителем Курчатова Игорем Головиным Олега допустили к работам в ЛИПАНе. Он приобретал здесь опыт практической работы в области нарождающейся физики высокотемпературной плазмы. Все записи велись только в прошнурованных и опечатанных сургучной печатью журналах, которые надо было получать в режимном отделе утром и сдавать после окончания работы вечером. В отчетах нужно было писать не «плазма», а «гуща», не «температура», а «высота», не «магнитное поле», а «струя». Таким образом вместо «высокотемпературная плазма в магнитном поле» получалось «высокая высота гущи в струе». В ЛИПАНе Лаврентьев впервые узнал об идеях Сахарова и Тамма по термоядерному реактору.
- Для меня это было большой неожиданностью, - вспоминает Олег Александрович. - При встречах со мной Андрей Дмитриевич ни одним словом не обмолвился о своих работах по магнитной термоизоляции плазмы. Тогда я думал, что мы с Андреем Дмитриевичем Сахаровым пришли к идее изоляции плазмы полем независимо друг от друга, только я выбрал в качестве первого варианта электростатический термоядерный реактор, а он - магнитный.
- Степень неосведомленности о проблемах, работы над которыми секретно уже шли полным ходом в СССР и США, была удивительна даже в научных кругах, - говорит Олег Александрович. - Например, однажды на лекции в МГУ преподаватель химии, проректор университета сказал, что водородная бомба - это когда землю заливают жидким водородом, все замораживая. У меня невольно вырвалось «Какая чушь!», но на ироничный вопрос сидящей рядом сокурсницы Зины Савельевой: «Ты знаешь секрет водородной бомбы?», - ответить утвердительно я, естественно, не мог.
В лаборатории Головина основные работы шли по магнитному удержанию плазмы, а Олег хотел заниматься своими электромагнитными ловушками, поскольку был уверен в их преимуществе. Он хотел начать с сооружения небольшой экспериментальной установки, рассчитывая на быстрый успех и дальнейшее развитие исследования уже на более серьезном материально-техническом уровне.
В конце 1951 года в ЛИПАНе состоялось детальное обсуждение его проекта, в котором участвовали Игорь Головин и Степан Лукьянов. Здесь же присутствовал еще один человек, который сидел в углу, внимательно слушал объяснения, но вопросов не задавал и в разговоры не вмешивался. Когда обсуждение подходило к концу, незнакомец тихо встал и вышел из аудитории. Позднее Олег узнал, что инкогнито был Игорь Тамм. После бурной дискуссии оппоненты признали обоснованность идеи электромагнитной ловушки, не обнаружили дефектов и в модели. Однако начинать этот эксперимент Головин посчитал нецелесообразным, поскольку «…силы надо сосредоточить на главном направлении, где уже есть хороший задел и получены обнадеживающие результаты».
Забегая вперед, отмечу, что и сейчас трудно с уверенностью сказать, какое направление - главное, а какое - нет. За прошедшие полвека проблема УТС не решена, хотя работы над различными конструкциями реакторов УТС, несмотря на огромные научные, технические и финансовые трудности, не прекращаются и поныне. Например, над проектом ITER (Интернациональный термоядерный экспериментальный реактор) трудится сейчас объединенный коллектив ученых США, Западной Европы, России и Японии.
…Ну что ж, после отказа Олег решил «налечь» на теорию и в 1952 году подготовил отчет, содержащий подробное описание идеи электромагнитной ловушки и расчеты параметров удерживаемой в ней плазмы. Не отставал и в учебе - перескочив через второй курс, учился теперь на третьем.
«Автор путаных идей»
5 марта 1953 года умирает Сталин, 26 июня арестовывают и вскоре расстреливают Берию, а 12 августа 1953-го в СССР успешно испытывается термоядерный заряд, в котором используется дейтерид лития. Участники создания нового оружия получают государственные награды, звания и премии, зато Лаврентьев по совершенно непонятной для него причине в одночасье многое теряет.
- В университете мне не только перестали давать повышенную стипендию, но и «вывернули» плату за обучение за прошедший год, фактически оставив без средств к существованию, - рассказывает Олег Александрович. - Я пробился на прием к новому декану и в полной растерянности услышал: «Ваш благодетель умер. Чего же вы хотите?». Одновременно в ЛИПАНе был снят допуск, и я лишился постоянного пропуска в лабораторию, где по существующей ранее договоренности должен был проходить преддипломную практику, а впоследствии и работать. Если стипендию потом все-таки восстановили, то допуск в институт я так и не получил.
Пришлось пятикурснику писать дипломный проект вопреки всем вузовским канонам - без прохождения практики и без научного руководителя. Что ж, Олег взял за основу уже сделанные им теоретические работы по УТС, успешно защитился и получил диплом с отличием. Однако на работу в ЛИПАН, единственное место в стране, где тогда занимались управляемым термоядерным синтезом, его не взяли.
Олег не собирался отказываться от выбранной раз и навсегда «голубой мечты». По предложению Панасенкова, научного референта Хрущева и физика по образованию, он решил ехать в Харьков, в физико-технический институт, где должен был создаваться новый отдел плазменных исследований.
Весной 1956 года молодой специалист приехал в Харьков с отчетом о теории электромагнитных ловушек, который он хотел показать директору института К.Синельникову. Олег не знал, что еще до его приезда в Харьков Кириллу Дмитриевичу уже звонил кто-то из ЛИПАНовцев, предупреждая, что к нему едет «скандалист» и «автор путаных идей». Звонили и начальнику теоретического отдела института Александру Ахиезеру, порекомендовав работу Лаврентьева «зарубить». Но харьковчане не спешили с оценками. Ахиезер попросил по существу разобраться в работе молодых теоретиков Константина Степанова и Виталия Алексина. Независимо от них отчет читал и работавший с Синельниковым Борис Руткевич. Специалисты, не сговариваясь, дали работе положительную оценку.