про самоубийство
Самоубийство считается у христиан самым тяжким грехом, непростительным. Самоубийц не отпевают, за исключением особых случаев, типа умопомешательства. Тоесть, какого-нибудь маньяка, убивавшего ради удовольствия, отпоют, если он был крещен, а самоубийцу - нет.
Но у меня вопрос, если самоубийство так ужасно, то почему о нем не скзано ни в Евангелии, ни у апостолов, если это самый-пресамый страшный и непростительный грех. Почему-то про все прочие грехи нас предупредили, а про этот - нет. Странно же, правда?
Например, в контексте самоубийства Иуды можно было упомянуть, что вот Иуда повесился и тем окончательно и бесповоротно погубил свою душу, и что этого никогда-никогда, ни в коем случае делать нельзя. Но и этого нет.
Я думаю, причина вот в чем. Поскольку наше нравственное богословие позаимствовано, тыскыть, у философов-стоиков, то в какой-то момент понадобилось определить различие между нами и ими. У стоиков, как мы знаем, самоубийство - добротетель, высшее проявление человеческой свободы. А у христиан, сталбыть, великий грех. К тому же, и подчинить человека легче, если он даже не имеет власти прервать свою жизнь, когда ему все осточертело. Как-то так.
Но у меня вопрос, если самоубийство так ужасно, то почему о нем не скзано ни в Евангелии, ни у апостолов, если это самый-пресамый страшный и непростительный грех. Почему-то про все прочие грехи нас предупредили, а про этот - нет. Странно же, правда?
Например, в контексте самоубийства Иуды можно было упомянуть, что вот Иуда повесился и тем окончательно и бесповоротно погубил свою душу, и что этого никогда-никогда, ни в коем случае делать нельзя. Но и этого нет.
Я думаю, причина вот в чем. Поскольку наше нравственное богословие позаимствовано, тыскыть, у философов-стоиков, то в какой-то момент понадобилось определить различие между нами и ими. У стоиков, как мы знаем, самоубийство - добротетель, высшее проявление человеческой свободы. А у христиан, сталбыть, великий грех. К тому же, и подчинить человека легче, если он даже не имеет власти прервать свою жизнь, когда ему все осточертело. Как-то так.