Голубой шарф Джанпаоло
Я никак не могу проснуться. Он гремит на кухне, потом возвращается, ложится рядом:
- Вставай, малыш. Завтракать!
- Ещё пять минуточек, - бормочу я.
- Ленивая птица.
- Да. Ленивая и тупая птица...
- Почему же тупая!
- Так ведь и не ленивая. Я просто очень хочу...
Прочерк. Я уже опять там. Там, где кончается тень и начинается солнце. Привычной площади не существует, с этого места города вообще нет, здесь начинается Италия, старая Италия. Длинные каменные улицы вьются на север, туда, куда раньше текла река. Их желобки залиты солнечным светом. Мимо спешит народ; где-то далеко покрикивают чайки.
Я приоткрываю глаза, слышу, что опять гремит посуда на кухне. Я ведь вчера вечером опять не помыла посуду. И карту памяти на видеокамере не почистила, он хотел снимать, а теперь не возьмёт с собой. Я ведь хотела сделать это утром. Встать пораньше и...
Прочерк. Опять там. Лоб морщится, извилины ощутимо напрягаются под крышкой черепа, я пытаюсь вспомнить, что это за книга, я ведь уже её читала, да точно, читала. В конце концов она появляется у меня в руках, песчано-рыжая гладкая обложка, чёрное тиснение: рамка и рисунок только контуром, там человек, но название, как и всегда это бывает, невозможно разобрать, я напрягаюсь ещё сильнее, читаю: "Голубой шарф"... причём "шарф" читается сначала как "скарф".
Да, да, голубой шарф Джанпаоло, я читала её когда-то, или не читала, потому что её не удосужились написать ни Джанни Родари, ни Максим Горький, а может быть, и хотели. Старая Италия, каменные желобки-червяки улиц, толпы народа спешат, но вдруг крик - синьоры едут, синьоры! Настолько узка улица, что люди вынуждены замереть, расступиться. Кавалькада ярких, до блеска вычищенных машин проносится мимо. Жёлтые, алые, чёрные... Вдруг ребёнок, закутанный в обноски, вырывает руку у женщины, бежит по улице вперёд, натыкаясь на замерших в страхе людей - круглый, толстый колобок в серо-чёрном тряпье, никто его не ловит, никто не хочет помочь, вот-вот попадёт под машину.
Прочерк...
Да, это он, спорщик, одинокий голос в толпе, это он, молодой Джанпаоло, спорит со старым мореходом, размахивая книгой, в котором вроде бы написано о нём же. Какая странная рекурсия. У Джанпаоло смуглая кожа и копна чёрных курчавых волос, а шарф и правда голубой. Я вспоминаю, что песня старинная когда-то звучала по-другому: "Крутится, вертится шарф голубой..." Холодный ветер дует с моря, стекает по желобкам улиц, колючки возле парапета вздрагивают, их острые, коричневые головы ходят туда-сюда, цепляют чужую одёжу. Джанпаоло кричит; я знаю, что после этого разговора он пойдёт и сделает что-нибудь, чтобы помешать синьорам гнать свои машины по улицам на превышенной скорости.
Прочерк... Посуда уже не гремит. Я вспоминаю, что обещала пять минут полежать и потом встать. Я не знаю, сколько времени прошло. Встаю, иду на кухню.
- Ты уже позавтракал?
- Ну, а сколько можно вокруг тебя прыгать!
Обиделся. А я не могу есть. Я не хочу есть, я хочу только спать. Но если уж встала, надо съесть что-то, иначе вообще всё бессмысленно. "Бессмысленно", - верчу я во рту слово, тягучее, как слюна. Пытаюсь вспомнить название книги, увиденное во сне. Поев, сажусь и смотрю в стену.
Голубой шарф Джанпаоло. Почему в Италии революция так хороша? Это из-за яркого солнца? Но у нас тоже яркое солнце. В нашем городе столько же солнечных дней, сколько в Калифорнии.
...И почему там так хорошо дышится?
- Вставай, малыш. Завтракать!
- Ещё пять минуточек, - бормочу я.
- Ленивая птица.
- Да. Ленивая и тупая птица...
- Почему же тупая!
- Так ведь и не ленивая. Я просто очень хочу...
Прочерк. Я уже опять там. Там, где кончается тень и начинается солнце. Привычной площади не существует, с этого места города вообще нет, здесь начинается Италия, старая Италия. Длинные каменные улицы вьются на север, туда, куда раньше текла река. Их желобки залиты солнечным светом. Мимо спешит народ; где-то далеко покрикивают чайки.
Я приоткрываю глаза, слышу, что опять гремит посуда на кухне. Я ведь вчера вечером опять не помыла посуду. И карту памяти на видеокамере не почистила, он хотел снимать, а теперь не возьмёт с собой. Я ведь хотела сделать это утром. Встать пораньше и...
Прочерк. Опять там. Лоб морщится, извилины ощутимо напрягаются под крышкой черепа, я пытаюсь вспомнить, что это за книга, я ведь уже её читала, да точно, читала. В конце концов она появляется у меня в руках, песчано-рыжая гладкая обложка, чёрное тиснение: рамка и рисунок только контуром, там человек, но название, как и всегда это бывает, невозможно разобрать, я напрягаюсь ещё сильнее, читаю: "Голубой шарф"... причём "шарф" читается сначала как "скарф".
Да, да, голубой шарф Джанпаоло, я читала её когда-то, или не читала, потому что её не удосужились написать ни Джанни Родари, ни Максим Горький, а может быть, и хотели. Старая Италия, каменные желобки-червяки улиц, толпы народа спешат, но вдруг крик - синьоры едут, синьоры! Настолько узка улица, что люди вынуждены замереть, расступиться. Кавалькада ярких, до блеска вычищенных машин проносится мимо. Жёлтые, алые, чёрные... Вдруг ребёнок, закутанный в обноски, вырывает руку у женщины, бежит по улице вперёд, натыкаясь на замерших в страхе людей - круглый, толстый колобок в серо-чёрном тряпье, никто его не ловит, никто не хочет помочь, вот-вот попадёт под машину.
Прочерк...
Да, это он, спорщик, одинокий голос в толпе, это он, молодой Джанпаоло, спорит со старым мореходом, размахивая книгой, в котором вроде бы написано о нём же. Какая странная рекурсия. У Джанпаоло смуглая кожа и копна чёрных курчавых волос, а шарф и правда голубой. Я вспоминаю, что песня старинная когда-то звучала по-другому: "Крутится, вертится шарф голубой..." Холодный ветер дует с моря, стекает по желобкам улиц, колючки возле парапета вздрагивают, их острые, коричневые головы ходят туда-сюда, цепляют чужую одёжу. Джанпаоло кричит; я знаю, что после этого разговора он пойдёт и сделает что-нибудь, чтобы помешать синьорам гнать свои машины по улицам на превышенной скорости.
Прочерк... Посуда уже не гремит. Я вспоминаю, что обещала пять минут полежать и потом встать. Я не знаю, сколько времени прошло. Встаю, иду на кухню.
- Ты уже позавтракал?
- Ну, а сколько можно вокруг тебя прыгать!
Обиделся. А я не могу есть. Я не хочу есть, я хочу только спать. Но если уж встала, надо съесть что-то, иначе вообще всё бессмысленно. "Бессмысленно", - верчу я во рту слово, тягучее, как слюна. Пытаюсь вспомнить название книги, увиденное во сне. Поев, сажусь и смотрю в стену.
Голубой шарф Джанпаоло. Почему в Италии революция так хороша? Это из-за яркого солнца? Но у нас тоже яркое солнце. В нашем городе столько же солнечных дней, сколько в Калифорнии.
...И почему там так хорошо дышится?