Свекровь. Часть 9
Предыдущие части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
Осиротевшую семью свёкры взяли практически на полное обеспечение. Но моих детей бабушка не забывала - то забирала из садика, то приглашала погостить на выходные. Дома у них всегда было шумно - старикам, наверное, беспокойно, а детям интересно и весело.
Шестисоточная дача стала для свекрови отдушиной, и трудилась она там самозабвенно. Основную площадь участка занимала картошка, немного места отводилось ягодным кустам и землянике. Лето было её временем, Шуриным. Дети на дачу не ездили - не в маленькую же хибарку без света их отправлять. Это была небольшая хитрость, о которой она как-то простодушно проговорилась: «Если бы у нас был свет-иликтричество, вы бы детей на дачу привезли, а на что они мне тама? Некогда мне летом с ними возиться, у меня картошка, огород. Дык всё ж для вас, Лена, не обижайся».
И это было правдой. Урожай делился между тремя сыновними семьями - и картошка, и ягоды, и огурцы из небольшой теплички, всё эти богатства привозились в Москву чуть ли не на дом - унучекам. Непривычные к фруктам-ягодам старики оставляли себе разве что яблоки для консервирования компота, который в праздники с удовольствием выпивался гостями.
С приобретением дачи Дед заметно поубавил алкогольный аппетит. Поддавал, конечно, но в меру. Летом он регулярно обходил огромное садовое товарищество, нанимался подрабатывать - плотничать, стеклить, крыть крыши. Без дела никогда не сидел.
Свекровь быстро оправилась от чуть не угробившего её перитонита, и в то же лето на даче схватила лопату и тяжёлые вёдра, в результате чего заработала себе грыжу. Пришлось осенью ещё раз ложиться в больницу.
Тётка Катюха, которую отправили доживать в другой город к сестре Полюхе, старела, потихоньку выживая из ума. «Как тама Васька? В школе-то учится?», спрашивала она о младшем племяннике, у которого к тому времени было двое детей.
Старшенький внучек вырос и женился, а поскольку свёкры отписали ему квартиру, он туда с молодой женой приехал жить. Там у них и ребёночек родился. Свекровь-прабабка, желая насколько возможно облегчить взрослому сиротинке жизнь, вызвалась сидеть с правнучкой. За внучекиной семьёй ухаживала, как могла, изо всех сил стараясь угодить. Впрочем, как и всю жизнь.
Правда, Мишиной вдове сделали как-то замечание, что бабку, мол, стоит и поберечь, старая она уже, да и не совсем здорова. Вдовица, страдальчески закатив глаза, ответила, что это ж не мы, она сама предложила, а мы-то что, мы-то ничего, это всё она.
Через некоторое время свекровь как-то ослабла, начала задыхаться по ночам. Лежала в больнице, а как же, лежала, да не один раз. Вдоль и поперёк осмотрели, все анализы собрали - и вроде всё в норме, вроде всё хорошо. А где ж там хорошо, когда она аппетит потеряла, от еды отказывается. И шатается при ходьбе. Молодой эскулап на мой вопрос «В чём же дело, в конце концов?», ответил «Да всё в порядке, ничего такого не находим. А может она у вас просто капризная?». Ага. Это Шура-то. Я за всю жизнь терпеливее человека не встречала.
И полгода такая петрушка тянулась - выпишут из больницы, госпитализируют, опять выпишут.
Умерла, что же. Так, задыхаясь, и умерла в 69 лет. Не очень долго болела. Не скажу, что сильно мучилась. На вскрытии определили рак лёгкого с метастазами в печень. Вот вам и хорошие анализы. Вот вам и «капризная».
Долго была пустота в сердце. Я очень корила себя, что мало ей было добра и внимания.
У Деда на поминках сердце прихватило, мы скорую вызвали. Скорая успокоила его, ничего, говорят, дедушка, это у вас спазмы, на нервной, видимо, почве. Сейчас, говорят, укольчик поставим, и будете в порядке. А Дед как разрыдается, это что же, ай-яй-яй, я-то уж подумал, плачет, я-то уж испугался, что же это, бабка умерла, и мне, что ли, тоже помирать?
Прошли похороны и поминки, жизнь вошла в колею, только Дед как-то растерялся. Ему стало нечем заниматься. И оказался он совсем не у дел, ибо по продуктовым магазинам в жизни особо не ходил, готовить себе пищу не умел, книг не читал, а что показывают в «тиливизере» не слишком понимал. И в качестве работника никому стал не нужен, ни вахтёром, ни сторожем - уже под 80 всё-таки. Жизнь началась другая - скучная..
Поначалу он ездил к нам на дачу, посильно помогал в стройке, мимоходом ел мне мозги, дико храпел ночью и злился, когда его будили и просили повернуться на бок.
Вне дачного сезона обеды-ужины приходилось возить ему на дом. И уговаривать, что вкусно, чтобы съел. А как же внучекина семья, спросите? А с ним жила, это ж теперь их квартира. Только особой заботы с этой стороны не было, да особо и не желал он этой заботы. Совсем внучека не жаловал.
Вот приду, бывало, с кастрюльками, разогрею, а он мне ябедничает, показывая на им же испачканный унитаз:
- Посмотри, какая грязь, посмотри.
- Да ладно, Дед, не волнуйся, не вижу я особой грязи.
- А ты знаешь, как она пол моет? В перчатках! И шваброй!
- Да какая разница, в перчатках или без них, пусть моет в перчатках, - говорю. Я знаю, что у невестки экзема, поэтому и в перчатках. Правильно делает, между прочим.
Дед выпучивает на меня глаза, лицо его злобно искажается.
- Руками надо! - кричит он, - Руками! Голыми! Нагнумши! На карачках надо ползать!
Ишь, придумали! Перчатки ей! Забаловались совсем!
Однажды Дед гулял по двору неподалёку от доминошников.
Окончание следует.
Осиротевшую семью свёкры взяли практически на полное обеспечение. Но моих детей бабушка не забывала - то забирала из садика, то приглашала погостить на выходные. Дома у них всегда было шумно - старикам, наверное, беспокойно, а детям интересно и весело.
Шестисоточная дача стала для свекрови отдушиной, и трудилась она там самозабвенно. Основную площадь участка занимала картошка, немного места отводилось ягодным кустам и землянике. Лето было её временем, Шуриным. Дети на дачу не ездили - не в маленькую же хибарку без света их отправлять. Это была небольшая хитрость, о которой она как-то простодушно проговорилась: «Если бы у нас был свет-иликтричество, вы бы детей на дачу привезли, а на что они мне тама? Некогда мне летом с ними возиться, у меня картошка, огород. Дык всё ж для вас, Лена, не обижайся».
И это было правдой. Урожай делился между тремя сыновними семьями - и картошка, и ягоды, и огурцы из небольшой теплички, всё эти богатства привозились в Москву чуть ли не на дом - унучекам. Непривычные к фруктам-ягодам старики оставляли себе разве что яблоки для консервирования компота, который в праздники с удовольствием выпивался гостями.
С приобретением дачи Дед заметно поубавил алкогольный аппетит. Поддавал, конечно, но в меру. Летом он регулярно обходил огромное садовое товарищество, нанимался подрабатывать - плотничать, стеклить, крыть крыши. Без дела никогда не сидел.
Свекровь быстро оправилась от чуть не угробившего её перитонита, и в то же лето на даче схватила лопату и тяжёлые вёдра, в результате чего заработала себе грыжу. Пришлось осенью ещё раз ложиться в больницу.
Тётка Катюха, которую отправили доживать в другой город к сестре Полюхе, старела, потихоньку выживая из ума. «Как тама Васька? В школе-то учится?», спрашивала она о младшем племяннике, у которого к тому времени было двое детей.
Старшенький внучек вырос и женился, а поскольку свёкры отписали ему квартиру, он туда с молодой женой приехал жить. Там у них и ребёночек родился. Свекровь-прабабка, желая насколько возможно облегчить взрослому сиротинке жизнь, вызвалась сидеть с правнучкой. За внучекиной семьёй ухаживала, как могла, изо всех сил стараясь угодить. Впрочем, как и всю жизнь.
Правда, Мишиной вдове сделали как-то замечание, что бабку, мол, стоит и поберечь, старая она уже, да и не совсем здорова. Вдовица, страдальчески закатив глаза, ответила, что это ж не мы, она сама предложила, а мы-то что, мы-то ничего, это всё она.
Через некоторое время свекровь как-то ослабла, начала задыхаться по ночам. Лежала в больнице, а как же, лежала, да не один раз. Вдоль и поперёк осмотрели, все анализы собрали - и вроде всё в норме, вроде всё хорошо. А где ж там хорошо, когда она аппетит потеряла, от еды отказывается. И шатается при ходьбе. Молодой эскулап на мой вопрос «В чём же дело, в конце концов?», ответил «Да всё в порядке, ничего такого не находим. А может она у вас просто капризная?». Ага. Это Шура-то. Я за всю жизнь терпеливее человека не встречала.
И полгода такая петрушка тянулась - выпишут из больницы, госпитализируют, опять выпишут.
Умерла, что же. Так, задыхаясь, и умерла в 69 лет. Не очень долго болела. Не скажу, что сильно мучилась. На вскрытии определили рак лёгкого с метастазами в печень. Вот вам и хорошие анализы. Вот вам и «капризная».
Долго была пустота в сердце. Я очень корила себя, что мало ей было добра и внимания.
У Деда на поминках сердце прихватило, мы скорую вызвали. Скорая успокоила его, ничего, говорят, дедушка, это у вас спазмы, на нервной, видимо, почве. Сейчас, говорят, укольчик поставим, и будете в порядке. А Дед как разрыдается, это что же, ай-яй-яй, я-то уж подумал, плачет, я-то уж испугался, что же это, бабка умерла, и мне, что ли, тоже помирать?
Прошли похороны и поминки, жизнь вошла в колею, только Дед как-то растерялся. Ему стало нечем заниматься. И оказался он совсем не у дел, ибо по продуктовым магазинам в жизни особо не ходил, готовить себе пищу не умел, книг не читал, а что показывают в «тиливизере» не слишком понимал. И в качестве работника никому стал не нужен, ни вахтёром, ни сторожем - уже под 80 всё-таки. Жизнь началась другая - скучная..
Поначалу он ездил к нам на дачу, посильно помогал в стройке, мимоходом ел мне мозги, дико храпел ночью и злился, когда его будили и просили повернуться на бок.
Вне дачного сезона обеды-ужины приходилось возить ему на дом. И уговаривать, что вкусно, чтобы съел. А как же внучекина семья, спросите? А с ним жила, это ж теперь их квартира. Только особой заботы с этой стороны не было, да особо и не желал он этой заботы. Совсем внучека не жаловал.
Вот приду, бывало, с кастрюльками, разогрею, а он мне ябедничает, показывая на им же испачканный унитаз:
- Посмотри, какая грязь, посмотри.
- Да ладно, Дед, не волнуйся, не вижу я особой грязи.
- А ты знаешь, как она пол моет? В перчатках! И шваброй!
- Да какая разница, в перчатках или без них, пусть моет в перчатках, - говорю. Я знаю, что у невестки экзема, поэтому и в перчатках. Правильно делает, между прочим.
Дед выпучивает на меня глаза, лицо его злобно искажается.
- Руками надо! - кричит он, - Руками! Голыми! Нагнумши! На карачках надо ползать!
Ишь, придумали! Перчатки ей! Забаловались совсем!
Однажды Дед гулял по двору неподалёку от доминошников.
Окончание следует.