Космос как состояние души, часть N-ная и последняя
Написанная с невиданной для меня скоростью "простыня" про киевский Нотр. Наверняка чрезмерно экзальтированная и с большим количеством опечаток, поэтому спрячу под кат. Но всем желающим тем не менее
Дорогие мои, хорошие, я не знаю, как про это писать, я просто себе этого не представляю. Девять с половиной, да что там, можно, наверное, и округлить, 10 лет, учитывая мой возраст, это почти треть жизни. С меня словно содрали кожу, и я живу с оголенными нервами.
Эти сказочные минуты закончились, и хотя я не первый раз уже прощаюсь с Нотр Дамом, так больно мне еще не было.
Первый раз, возможно, кто-то еще не знает, я прощалась с нашей, российской версией, с которой у меня многое связано, и которая, собственно, окончательно поставила на мне крест, как на адекватном человеке. Это был мой первый серьезный шаг в мир мюзиклов, который изменил для меня и во мне буквально все.
Все, практически все, что есть сейчас в моей жизни, теперь уже включая даже работу, произошло в моей жизни благодаря тем двум кассетам Sony, на которых был записан мой первый Нотр Дам.
В этот раз сказка началась для меня почти в самый последний момент, ибо мой доблестный интернет отрубается обычно в самое «подходящее» время, что он и не преминул сделать за неделю до Нотра.
Пробыв неделю в изоляции, изголодавшись по событиям, я лезла на стены, забросила вышивание и дни напролет читала Мартина, купленного, между прочим, на новогодние праздники в предвкушении длинных зимних вечеров в обнимку с книгой. Поэтому ощущение праздника ко мне приходило лишь эпизодически, когда Иришка-Uta скидывала мне на работу фотки из Борисполя и прочие вкусности.
Шайтан-интернет заработал аккурат в день отъезда в Киев, поэтому я едва успела проверить его работоспособность, увидеть сообщение о переносе времени встречи и пулей помчать на Киевскую.
Брюнопоезд Москва-Киев был прекрасен. Я впервые ездила куда-либо такой большой компанией единомышленников, и это дорогого стоит, без преувеличения. Каждый артист имеет тех поклонников, которых заслуживает. У нашего Шефа поэтому не было шансов получить какой-то иной фан-клуб, он был обречен на нас, нравится ему это или нет.
В Киеве не перроне нас встречала Наташечка-Аэша, которая уже успела нагуляться по Киеву вдоль и поперек, т.к. приехала часа на 4 раньше нас.
Завтрак в дружной брюнетской компании в Дровах варениками с вишней и кофе, а после него пробег с Наташей и Леной до фирменного магазина Рошен за настоящими Киевскими тортами и прочими вкусностями на заказ.
Набрав два мешка, один из которых, правда, всецело занимал торт, всевозможных конфет, шоколадок и печенек, мы потопали в хостел, который находился волею случая в концептуальном брюнетском месте рядом с салоном красоты «Маник». Да, теперь мы смело можем сказать, что жили около Маника.
Побросав вещи и приведя себя в порядок, мы отправились на всеобщий брюнотон в Пузату Хату а потом на раздачу билетов на Нотр.
В зале оказалось, что наш 7 ряд - это очень и очень приличные места и видно с них хорошо, правда, во втором акте выяснилось, ч то снимать с них все же неудобно, но плохому танцору….
Наивная Проза решила в этот раз ничего не снимать и прожить каждый миг концерта всеми клеточкам тела.
Концерт задержали почти на час, зал заполнялся плохо, многотысячный стадион выглядел пустовато, но к началу концерта картинка уже была более-менее приличной. Миграции в партере продолжались почти все первое действие, ВИПы с охраной дефилировали туда-сюда, безбожно опаздывали на итак на час припозднившийся концерт, флешмобные листочки брали неохотно, что вселяло тревогу, и мы на первых рядах пытались хоть как-то сгладить впечатление от виповского холодного партера.
Концерт начался традиционно Соборами с традиционным проходом по залу, которого мы ждали и заранее ерзали на стульях, ожидая, ну когда же уже, и пытаясь разглядеть в темном проходе знакомую фигуру.
И вот он запел и медленно двинулся по проходу к сцене, в свою очередь, пытаясь разглядеть знакомые лица в зале. Нет, у него не было такой паники, как была в прошлом году в Олимпийском, но и спокойным его назвать было нельзя. Наткнувшись глазами на наше скопление флажков, маек, жилеток,значков и прочей брюноатрибутики он приободрился и как-то даже немного расслабился. Свои в зале! Я никогда не забуду эту едва заметную радость узнавания на его лице при виде такой группы поддержки. И на протяжении всего концерта он примечал, где еще в зале сидят «его» и то подмигивал, то махал, то улыбался им.
Дорогой наш Шеф. В этот раз он, к счастью, не порывался спеть лишнего куплета, хотя говорят, что пару строчек все же перепутал, фирменный авторский стиль. Выглядел он шикарно: белая рубашка, галстук, костюм, впрочем, все они в этот день выглядели здорово и сияли довольными лицами.
Когда Брюно поднялся на сцену, внутри меня что-то щелкнуло, и я почувствовала, как у меня отнимаются ноги и в горле встает комок.
Вторым был Люк, и он был невероятно прекрасен, от его энергетики по телу словно проходил ток. Очень «своевременно» подумалось, что я совершенно не знаю, что он пел кроме Нотра, и пел ли он еще что-нибудь, да и вообще про него я знаю ужасно мало и надо срочно исправлять пробел.
Жюли и Пату, милые и трогательные, хотя еще не совсем вжившиеся в этот концерт, но все равно прекрасные. После арии Патрик представляет Жюли по имени и фамилии, а она после его имени запинается и смущается.
Элен, в этот вечер люблю всех без исключения, она не была для меня на высоте, но это было очень мило. Все позиционировалось как концерт, поэтому арии менялись местами и почти никто не утруждал себя игрой, только пением. Но это все равно смотрелось очень трогательно, живые неподдельные эмоции, и пусть они не всегда соответствовали содержанию песни, ей богу, даже спустя столько лет, без костюмов и декораций и в формате концерта, а не спектакля, они способны порвать на такие тряпки, что некоторым и не снилось.
После Bohemienne почему-то пошла Belleь. Жизнерадостная троица: Пату, Даня и Гару, - сияя как начищенные медные самовары, снова ухитрились довести меня до слез. Просто катастрофа какая-то, совершенно не могу теперь эту песню спокойно слушать. С нее начиналась моя нотроистория, и как бы я ни относилась к разным ее исполнителям, она всегда для меня особенная.
Не успеваю я прореветься, как на сцене снова появляется Брюно с La fete des fous, и вот тут я резко начинаю жалеть, что решила не снимать концерт. Он завораживает и не отпускает, и заставляет забыть о том, что нужно дышать, хотя бы иногда, хотя бы несколько раз за песню, но так не хочется отвлекаться даже на это.
Кажется, здесь меня настигает моя любимая шпала, которая падает мне на голову на всех брюноконцертах, и начисто отнимает память. Смутно припоминаю Элен и Жюли, держащихся за руки на Beau comme le soleil, Пату, поскользнувшегося на Dechire и во избежание окончательного падения проехавшегося по злополучному пандусу вниз, прекрасного Люка на Cour des miracles, Гару с Элен, трогательно обнимающихся на Ma maison c’est ta maison, Ave Maria, пробирающая в этот раз до мурашек.
И вот снова Данечка, почему, почему с Данами у меня какой-то заколдованый круг? Что Буше, что Лавуа я нормально воспринимаю только в мюзиклах, а в сольном творчестве мне всегда чего-то не хватает. Но сейчас Дан весь в мюзикле, и я растворяюсь в его голосе… голосе, который в далеком 2002 году сводил меня с ума почти так же, как сейчас голос Брюно, голос который зародил во мне первое желание выучить фран и сподвиг к первым робким попыткам. Но не сложилось.
И вот уже Fatalite, овации и острое сосзнание, что половина сказки уже прошла, а у меня на память об этом вечере не осталось совсем ничего. Непростительная ошибка,я хоч сохранить хотя бы маленькую крупицу того, что было в этот вечер, учитывая влияние шпалы на мою память, без помощи фотоаппарата тут явно не обойтись, и я сдаюсь и вытаскиваю Николя. Пробегаюсь глазами по программке и прикидываю, что бы мне записать. Хочется, конечно, все, но все же выбираю самый дорогих, без которых не выжить: Брюно, Данечку и Пата.
Florence. Господи, помоги мне! Это невыносимо прекрасно. Это предел мечтаний и космос, открывшийся вдруг под ногами. Дурацкая шпала снова падает на меня и вторую часть концерта я вспоминаю с не меньшим трудом.
На Колоколах даю рукам отдых и судорожно хватаю ртом воздух, потому что забываю дышать, когда вижу на сцене этих двоих. Ко второй части Гару тоже раскачивается и поет уже намного лучше, чем в первой и светится как новенький пятак.
Ou est-elle. К крышесносной парочке добавляется зажигалка-Люк и тут мне уже совершенно точно нужна карета скорой помощи. Большой экран посреди сцены просто расщепляет на атомы, вот бы весь концерт на двд в таких ракурсах. К тому моменту я еще, кажется, не соображаю, что можно поснимать на видео крупные планы с этого самого экрана, видимо, шпала дает о себе знать, и я несколько торможу и следующие две песни пребываю в астрале.
Зал, надо заметить, все же расшевелился, хлопал и весьма неплохо принимал. Каждую арию честно встречали аплодисментами разной степени интенсивности. Провожали практически овациями.
В астрале пребываю, видимо, не только я, вернувшись на землю, замечаю Даниэля, выходящего из-за кулис в разгар Les ouseaux qu’on met en cage и присаживающегося в сторонке с края сцены. Следующая ария еще не его, и он уходит обратно за кулисы.
На Etre pretre et aimer une femme возвращается, чтобы снова превратить меня в одну большую мурашку. Забывать дышать на этой арии - давняя привычка еще времен нашего Нотра. Э, да пожалуй, мне не фотоаппарат нужен, а кислородная маска, если я хочу дожить хотя бы до финальных Катедралей.
Патрик… после антракта еще более прекрасный, куда уж больше, казалось бы, но нет предела совершенству, простите за избитую фразу, против истины не попрешь. Как я люблю их всех вместе и каждого в отдельности и сам Нотр как отдельный культурный феномен. Je reviens vers toi, я всю жизнь ее перематывала, впрочем, это было в прошлой жизни, до Пату-концертов, стыдно, но в какой-то мере простительно. Сегодня она заиграла для меня какими-то новыми красками, словно я услышала ее в первый раз. Впрочем, так и было, Услышала я ее именно впервые, год назад в Олимпийском ее пел еще Фьори, в то время, как в этот раз это был уже Пату. Как причудливо тасуется колода.
Жюли бесподобна на Monture, столько эмоций, такая игра, от ненависти в ее голосе становилось не по себе.
Еле успеваю взять Николя, как на сцене уже снова солнечный человечек - Данечка - не по содержанию песни радостный, впрочем, как и Элен. Визит плавно переходит в Matin, и я только в самому Je t’aaaaaaaaaaaaaaaaaime понимаю, что именно оно сейчас и будет, поэтом не успеваю испугать, уронить фотоаппарат и даде для разнообразия не перестаю дышать, что, кажется, на этой арии случается со мной просто впервые. Дан срывает овации, руки мои ходят ходуном, а коварная шпала по прежнему тут. Где я была на Dieu que le mond est injuste ? Я напрочь ее не помню.
Люн. Жалкие попытки одновременно поснимать и помахать телефоном позорно проваливаются. Руки трясутся, приходится идти на компромисс, снимать, намертво пржав телефон к фотику. Пару раз пытаюсь обернуться и увидеть наше «звездное небо», звезд на нем маловато для такого большого зала, рекорд Олимпийского не побит. Но памятуя о том, как неохотно народ брал листочки, результат все е превосходит мои ожидания. Главный эффект достигнут, Шеф снова тронут, хотя, кажется, уже не сомневается в нас, и в том, что на каждой Луне ему будут дарить Вселенную. Наш дорогой, наш любимый Шеф, ты сам - целая Вселенная, и то, что мы отдаем тебе, кажется все же намного меньше того, что ты отдаешь нам.
Собирая себя по кусочкам, не сразу соображаю, что начинаются Liberes и слегка не успеваю к началу. Шеф стоит там, в темноте кулисы, и если присмотреться, можно увидеть его силуэт. Но невооруженным брюнетским взглядом это видно лучше, чем через оптику Николя. Слезы снова подступают в глазам, внутри что-то сжимается. Злополучная шпала сейчас очень пригодилась бы, но как назло ее нет и услужливая память нашептывает, что осталось всего две песни.
Две арии, и моя эпоха Нотр Дама, длиной почти в 10 лет подойдет к концу. Вся Vivre проходт в отчаянных попытках не заплакать, но на Danse mon Esmeralda они позорно проваливаются, и я снова реву. Оба биса проходят в каком-то истерическом состоянии, я еще пытаюсь что-то снимать, но из-за слез и беснующегося в первых рядах народа мало что видно.
Нотр закончился. Целая треть моей жизни, лучшая ее часть. Останется Брюно, Дан, Пату, Люк, Гару, Элен и Жюли, каждый по-отдельности, а Нотра больше не будет. Не возможно объяснить словами, но Нотр для меня, и для многих, намного больше, чем просто семь исполнителей, это как образ жизни, как частичка души, маленькое чудо, которое делает мир прекраснее и наполняет его волшебством. Значит ли это, что теперь в жизни станет меньше волшебства?
Иришка-Тату выводит меня за руку из зала, внутри невероятная пустота. В фойе начинаются первые прощания и слезы друг у друга на плече.
Кое-как успокоившись, но все еще хлюпая носом отправляемся в нам чудо-хостел «на Манике», забираем вещи, торты и отправляемся на вокзал, где нас ждет еще один чудесный брюнопоезд.
Прекрасная ночь с обниманиями, слезами, тостами, рассказами таможенникам про Нотр Дам, осознание того, что мы можешь зайти в любое купе, даже туда, где тебяникто не знает, и тебе там будут искренне рады, потому что везде родные люди. Хорошие мои, это дорогого стоит, это самое прекрасное путешествие в моей жизни. И я безмерно люблю вас. Всех тех, кто разделил с мной эти две невероятные ночи в брюнопоездах.
По прибытию в Москву прощание превратилось в водопад слез и мириады объятий. Каждый уходивший, забирал с собой кусочек души. На своей станции я выскочила из поезда весьма поспешно, боясь затянуть прощание и, возможно, выглядела невежливой. Милые мои, мне было так больно в тот момент, я еще никогда ни с кем так тяжело не прощалась. Мне очень не хватает вас всех.
Дорогие мои, хорошие, я не знаю, как про это писать, я просто себе этого не представляю. Девять с половиной, да что там, можно, наверное, и округлить, 10 лет, учитывая мой возраст, это почти треть жизни. С меня словно содрали кожу, и я живу с оголенными нервами.
Эти сказочные минуты закончились, и хотя я не первый раз уже прощаюсь с Нотр Дамом, так больно мне еще не было.
Первый раз, возможно, кто-то еще не знает, я прощалась с нашей, российской версией, с которой у меня многое связано, и которая, собственно, окончательно поставила на мне крест, как на адекватном человеке. Это был мой первый серьезный шаг в мир мюзиклов, который изменил для меня и во мне буквально все.
Все, практически все, что есть сейчас в моей жизни, теперь уже включая даже работу, произошло в моей жизни благодаря тем двум кассетам Sony, на которых был записан мой первый Нотр Дам.
В этот раз сказка началась для меня почти в самый последний момент, ибо мой доблестный интернет отрубается обычно в самое «подходящее» время, что он и не преминул сделать за неделю до Нотра.
Пробыв неделю в изоляции, изголодавшись по событиям, я лезла на стены, забросила вышивание и дни напролет читала Мартина, купленного, между прочим, на новогодние праздники в предвкушении длинных зимних вечеров в обнимку с книгой. Поэтому ощущение праздника ко мне приходило лишь эпизодически, когда Иришка-Uta скидывала мне на работу фотки из Борисполя и прочие вкусности.
Шайтан-интернет заработал аккурат в день отъезда в Киев, поэтому я едва успела проверить его работоспособность, увидеть сообщение о переносе времени встречи и пулей помчать на Киевскую.
Брюнопоезд Москва-Киев был прекрасен. Я впервые ездила куда-либо такой большой компанией единомышленников, и это дорогого стоит, без преувеличения. Каждый артист имеет тех поклонников, которых заслуживает. У нашего Шефа поэтому не было шансов получить какой-то иной фан-клуб, он был обречен на нас, нравится ему это или нет.
В Киеве не перроне нас встречала Наташечка-Аэша, которая уже успела нагуляться по Киеву вдоль и поперек, т.к. приехала часа на 4 раньше нас.
Завтрак в дружной брюнетской компании в Дровах варениками с вишней и кофе, а после него пробег с Наташей и Леной до фирменного магазина Рошен за настоящими Киевскими тортами и прочими вкусностями на заказ.
Набрав два мешка, один из которых, правда, всецело занимал торт, всевозможных конфет, шоколадок и печенек, мы потопали в хостел, который находился волею случая в концептуальном брюнетском месте рядом с салоном красоты «Маник». Да, теперь мы смело можем сказать, что жили около Маника.
Побросав вещи и приведя себя в порядок, мы отправились на всеобщий брюнотон в Пузату Хату а потом на раздачу билетов на Нотр.
В зале оказалось, что наш 7 ряд - это очень и очень приличные места и видно с них хорошо, правда, во втором акте выяснилось, ч то снимать с них все же неудобно, но плохому танцору….
Наивная Проза решила в этот раз ничего не снимать и прожить каждый миг концерта всеми клеточкам тела.
Концерт задержали почти на час, зал заполнялся плохо, многотысячный стадион выглядел пустовато, но к началу концерта картинка уже была более-менее приличной. Миграции в партере продолжались почти все первое действие, ВИПы с охраной дефилировали туда-сюда, безбожно опаздывали на итак на час припозднившийся концерт, флешмобные листочки брали неохотно, что вселяло тревогу, и мы на первых рядах пытались хоть как-то сгладить впечатление от виповского холодного партера.
Концерт начался традиционно Соборами с традиционным проходом по залу, которого мы ждали и заранее ерзали на стульях, ожидая, ну когда же уже, и пытаясь разглядеть в темном проходе знакомую фигуру.
И вот он запел и медленно двинулся по проходу к сцене, в свою очередь, пытаясь разглядеть знакомые лица в зале. Нет, у него не было такой паники, как была в прошлом году в Олимпийском, но и спокойным его назвать было нельзя. Наткнувшись глазами на наше скопление флажков, маек, жилеток,значков и прочей брюноатрибутики он приободрился и как-то даже немного расслабился. Свои в зале! Я никогда не забуду эту едва заметную радость узнавания на его лице при виде такой группы поддержки. И на протяжении всего концерта он примечал, где еще в зале сидят «его» и то подмигивал, то махал, то улыбался им.
Дорогой наш Шеф. В этот раз он, к счастью, не порывался спеть лишнего куплета, хотя говорят, что пару строчек все же перепутал, фирменный авторский стиль. Выглядел он шикарно: белая рубашка, галстук, костюм, впрочем, все они в этот день выглядели здорово и сияли довольными лицами.
Когда Брюно поднялся на сцену, внутри меня что-то щелкнуло, и я почувствовала, как у меня отнимаются ноги и в горле встает комок.
Вторым был Люк, и он был невероятно прекрасен, от его энергетики по телу словно проходил ток. Очень «своевременно» подумалось, что я совершенно не знаю, что он пел кроме Нотра, и пел ли он еще что-нибудь, да и вообще про него я знаю ужасно мало и надо срочно исправлять пробел.
Жюли и Пату, милые и трогательные, хотя еще не совсем вжившиеся в этот концерт, но все равно прекрасные. После арии Патрик представляет Жюли по имени и фамилии, а она после его имени запинается и смущается.
Элен, в этот вечер люблю всех без исключения, она не была для меня на высоте, но это было очень мило. Все позиционировалось как концерт, поэтому арии менялись местами и почти никто не утруждал себя игрой, только пением. Но это все равно смотрелось очень трогательно, живые неподдельные эмоции, и пусть они не всегда соответствовали содержанию песни, ей богу, даже спустя столько лет, без костюмов и декораций и в формате концерта, а не спектакля, они способны порвать на такие тряпки, что некоторым и не снилось.
После Bohemienne почему-то пошла Belleь. Жизнерадостная троица: Пату, Даня и Гару, - сияя как начищенные медные самовары, снова ухитрились довести меня до слез. Просто катастрофа какая-то, совершенно не могу теперь эту песню спокойно слушать. С нее начиналась моя нотроистория, и как бы я ни относилась к разным ее исполнителям, она всегда для меня особенная.
Не успеваю я прореветься, как на сцене снова появляется Брюно с La fete des fous, и вот тут я резко начинаю жалеть, что решила не снимать концерт. Он завораживает и не отпускает, и заставляет забыть о том, что нужно дышать, хотя бы иногда, хотя бы несколько раз за песню, но так не хочется отвлекаться даже на это.
Кажется, здесь меня настигает моя любимая шпала, которая падает мне на голову на всех брюноконцертах, и начисто отнимает память. Смутно припоминаю Элен и Жюли, держащихся за руки на Beau comme le soleil, Пату, поскользнувшегося на Dechire и во избежание окончательного падения проехавшегося по злополучному пандусу вниз, прекрасного Люка на Cour des miracles, Гару с Элен, трогательно обнимающихся на Ma maison c’est ta maison, Ave Maria, пробирающая в этот раз до мурашек.
И вот снова Данечка, почему, почему с Данами у меня какой-то заколдованый круг? Что Буше, что Лавуа я нормально воспринимаю только в мюзиклах, а в сольном творчестве мне всегда чего-то не хватает. Но сейчас Дан весь в мюзикле, и я растворяюсь в его голосе… голосе, который в далеком 2002 году сводил меня с ума почти так же, как сейчас голос Брюно, голос который зародил во мне первое желание выучить фран и сподвиг к первым робким попыткам. Но не сложилось.
И вот уже Fatalite, овации и острое сосзнание, что половина сказки уже прошла, а у меня на память об этом вечере не осталось совсем ничего. Непростительная ошибка,я хоч сохранить хотя бы маленькую крупицу того, что было в этот вечер, учитывая влияние шпалы на мою память, без помощи фотоаппарата тут явно не обойтись, и я сдаюсь и вытаскиваю Николя. Пробегаюсь глазами по программке и прикидываю, что бы мне записать. Хочется, конечно, все, но все же выбираю самый дорогих, без которых не выжить: Брюно, Данечку и Пата.
Florence. Господи, помоги мне! Это невыносимо прекрасно. Это предел мечтаний и космос, открывшийся вдруг под ногами. Дурацкая шпала снова падает на меня и вторую часть концерта я вспоминаю с не меньшим трудом.
На Колоколах даю рукам отдых и судорожно хватаю ртом воздух, потому что забываю дышать, когда вижу на сцене этих двоих. Ко второй части Гару тоже раскачивается и поет уже намного лучше, чем в первой и светится как новенький пятак.
Ou est-elle. К крышесносной парочке добавляется зажигалка-Люк и тут мне уже совершенно точно нужна карета скорой помощи. Большой экран посреди сцены просто расщепляет на атомы, вот бы весь концерт на двд в таких ракурсах. К тому моменту я еще, кажется, не соображаю, что можно поснимать на видео крупные планы с этого самого экрана, видимо, шпала дает о себе знать, и я несколько торможу и следующие две песни пребываю в астрале.
Зал, надо заметить, все же расшевелился, хлопал и весьма неплохо принимал. Каждую арию честно встречали аплодисментами разной степени интенсивности. Провожали практически овациями.
В астрале пребываю, видимо, не только я, вернувшись на землю, замечаю Даниэля, выходящего из-за кулис в разгар Les ouseaux qu’on met en cage и присаживающегося в сторонке с края сцены. Следующая ария еще не его, и он уходит обратно за кулисы.
На Etre pretre et aimer une femme возвращается, чтобы снова превратить меня в одну большую мурашку. Забывать дышать на этой арии - давняя привычка еще времен нашего Нотра. Э, да пожалуй, мне не фотоаппарат нужен, а кислородная маска, если я хочу дожить хотя бы до финальных Катедралей.
Патрик… после антракта еще более прекрасный, куда уж больше, казалось бы, но нет предела совершенству, простите за избитую фразу, против истины не попрешь. Как я люблю их всех вместе и каждого в отдельности и сам Нотр как отдельный культурный феномен. Je reviens vers toi, я всю жизнь ее перематывала, впрочем, это было в прошлой жизни, до Пату-концертов, стыдно, но в какой-то мере простительно. Сегодня она заиграла для меня какими-то новыми красками, словно я услышала ее в первый раз. Впрочем, так и было, Услышала я ее именно впервые, год назад в Олимпийском ее пел еще Фьори, в то время, как в этот раз это был уже Пату. Как причудливо тасуется колода.
Жюли бесподобна на Monture, столько эмоций, такая игра, от ненависти в ее голосе становилось не по себе.
Еле успеваю взять Николя, как на сцене уже снова солнечный человечек - Данечка - не по содержанию песни радостный, впрочем, как и Элен. Визит плавно переходит в Matin, и я только в самому Je t’aaaaaaaaaaaaaaaaaime понимаю, что именно оно сейчас и будет, поэтом не успеваю испугать, уронить фотоаппарат и даде для разнообразия не перестаю дышать, что, кажется, на этой арии случается со мной просто впервые. Дан срывает овации, руки мои ходят ходуном, а коварная шпала по прежнему тут. Где я была на Dieu que le mond est injuste ? Я напрочь ее не помню.
Люн. Жалкие попытки одновременно поснимать и помахать телефоном позорно проваливаются. Руки трясутся, приходится идти на компромисс, снимать, намертво пржав телефон к фотику. Пару раз пытаюсь обернуться и увидеть наше «звездное небо», звезд на нем маловато для такого большого зала, рекорд Олимпийского не побит. Но памятуя о том, как неохотно народ брал листочки, результат все е превосходит мои ожидания. Главный эффект достигнут, Шеф снова тронут, хотя, кажется, уже не сомневается в нас, и в том, что на каждой Луне ему будут дарить Вселенную. Наш дорогой, наш любимый Шеф, ты сам - целая Вселенная, и то, что мы отдаем тебе, кажется все же намного меньше того, что ты отдаешь нам.
Собирая себя по кусочкам, не сразу соображаю, что начинаются Liberes и слегка не успеваю к началу. Шеф стоит там, в темноте кулисы, и если присмотреться, можно увидеть его силуэт. Но невооруженным брюнетским взглядом это видно лучше, чем через оптику Николя. Слезы снова подступают в глазам, внутри что-то сжимается. Злополучная шпала сейчас очень пригодилась бы, но как назло ее нет и услужливая память нашептывает, что осталось всего две песни.
Две арии, и моя эпоха Нотр Дама, длиной почти в 10 лет подойдет к концу. Вся Vivre проходт в отчаянных попытках не заплакать, но на Danse mon Esmeralda они позорно проваливаются, и я снова реву. Оба биса проходят в каком-то истерическом состоянии, я еще пытаюсь что-то снимать, но из-за слез и беснующегося в первых рядах народа мало что видно.
Нотр закончился. Целая треть моей жизни, лучшая ее часть. Останется Брюно, Дан, Пату, Люк, Гару, Элен и Жюли, каждый по-отдельности, а Нотра больше не будет. Не возможно объяснить словами, но Нотр для меня, и для многих, намного больше, чем просто семь исполнителей, это как образ жизни, как частичка души, маленькое чудо, которое делает мир прекраснее и наполняет его волшебством. Значит ли это, что теперь в жизни станет меньше волшебства?
Иришка-Тату выводит меня за руку из зала, внутри невероятная пустота. В фойе начинаются первые прощания и слезы друг у друга на плече.
Кое-как успокоившись, но все еще хлюпая носом отправляемся в нам чудо-хостел «на Манике», забираем вещи, торты и отправляемся на вокзал, где нас ждет еще один чудесный брюнопоезд.
Прекрасная ночь с обниманиями, слезами, тостами, рассказами таможенникам про Нотр Дам, осознание того, что мы можешь зайти в любое купе, даже туда, где тебяникто не знает, и тебе там будут искренне рады, потому что везде родные люди. Хорошие мои, это дорогого стоит, это самое прекрасное путешествие в моей жизни. И я безмерно люблю вас. Всех тех, кто разделил с мной эти две невероятные ночи в брюнопоездах.
По прибытию в Москву прощание превратилось в водопад слез и мириады объятий. Каждый уходивший, забирал с собой кусочек души. На своей станции я выскочила из поезда весьма поспешно, боясь затянуть прощание и, возможно, выглядела невежливой. Милые мои, мне было так больно в тот момент, я еще никогда ни с кем так тяжело не прощалась. Мне очень не хватает вас всех.