Сон во сне: сила воображения в еврейской мистике
Оригинал взят у philologist в Сон во сне: сила воображения в еврейской мистике
Сновидение зачастую трудно отличить от яви. Чувственно воспринимаемый мир может оказаться сном, пробудившись от которого мы попадаем в сон, в котором нам видится, что мы бодрствуем. Парадокс сна во сне помогает раскрыть «бдительную» природу сновидения и «сновидческую» природу бодрствования. Проф. Эллиот Вольфсон (New York University) предлагает свой оригинальный взгляд на природу сна, утверждая, что сновидение - это доведенная до максимума сила воображения, являющая нам образ, функция которого - скрыть собственную воображаемую природу.
Для доказательства своего тезиса проф. Вольфсон анализирует сновидения в библейских, раввинистических, философских и каббалистических текстах, используя инструментарий психоанализа, феноменологии и неврологии.
Сон во сне: сила воображения в еврейской мистике
В этой вечерней лекции я остановлюсь на трех свойствах сна, которыми он обладает в каббалистических и хасидских источниках: (1) сон как текст, (2) сон как вымышленная правда, иными словами, такая правда, чья истинное назначение - быть ложью и (3) сон как событие самоупразднения.
1. Сон как текст
Первая из трех наших тем трактует сон в качестве текста, и следовательно, предлагает воспринимать истолкование снов как один из видов экзегетики. Ученые часто цитируют предание, сохраненное в Вавилонском Талмуде (Берахот 56а), иногда даже называя его ключевым для понимания раввинистического отношения к толкованию снов. Там говорится, что снотолкователь Бар Хедья всегда усматривал счастливые предзнаменования в снах тех, кто платил ему за толкование, а тем, кто не платил, непременно давал дурные объяснения. Эта традиция подтверждается рассказом об Аббайе и Раве, двух прославленных амораях IV века: Аббайе не скупился на вознаграждение Бар Хедье и потому получал благоприятные объяснения своих снов, а Рава не платил, и потому толкователь усматривал в его снах дурные знаки. В конце концов, Рава исправился, понял свою оплошность, стал оплачивать услуги Бар Хедьи, и характер толкований был соответствующим образом скорректирован. Перемена судьбы сводилась к тому, что Бар Хедья был отныне уверен: с Равой обязательно случатся чудеса.
Здесь, на развилке талмудической истории, редактор присоединяет рассказ, который обосновывает - но в каком-то смысле и разрушает - ее дидактический смысл. Однажды Бар Хедье случилось путешествовать с Равой на лодке. Бар Хедья прикинул, что коль скоро он сам предсказал, что с его спутником произойдет чудо, то состоять оно может в том, что лодка потонет, и из всех пассажиров спасется только Рава. Поэтому Бар Хедья почел за лучшее сойти на берег, причем, выбираясь из лодки, он выронил книгу - вероятнее всего, сонник. Рава нашел ее и, открыв, увидел слова - kol ha-ḥalomot holkhin aḥar ha-peh, «все сны следуют за устами» - отчего и воскликнул: «Нечестивец! Все зависело от тебя, и ты причинил мне столько мучений!» Максима «все сны следуют за устами» -- возможно, самая важная часть талмудического сонника, поскольку в ней содержится основной для раввинистической традиции взгляд на то, как следует толковать символику снов. Если история была рассказана только ради критики снотолкователей, то обнаружение написанных в книге Бар Хедьи слов осложняет картину и делает инвективу отчасти двусмысленной. Тактика, которую применял Бар Хедья, в точности совпадает с той, какую мудрецы широко применяли в интерпретации текстов Писания.
Слова «все сны следуют за устами» намекают не только на то, что всякий сон требует интерпретации - ибо неистолкованный сон, говоря словами другой традиции, возводимой к р. Хисде, похож на непрочитанное письмо. Значение этих слов еще и в том, что окончательный смысл сна задан его интерпретацией - именно это подразумевается в реплике Равы «все зависело от тебя», be-didakh qayyama. Говоря, что сон зависит от истолкования, мы отнюдь не подразумеваем только, что интерпретация ретроспективно придает ему смысл; наряду с этим интерпретация предварительно наделяет сон реальностью, и как следствие - сон начинает формировать реальность. Сказанное в Вавилонском Талмуде «все сны следуют за устами», таким образом, является параллелью к тому, что в Палестинском Талмуде говорит р. Йоханан: kol ha-ḥalomot holkhin aḥar pitroneihen, «все сны следуют за их истолкованием». Здесь можно говорить о герменевтическом круге: содержание сна задано возможностью его интерпретации, хотя последнюю предопределяет содержание сна.
Об этой же мудрости нам напоминает и сентенция, приписываемая Бар Каппаре, leit ḥalom she-ein lo pitron, «нет сна без объяснения». В этой максиме скрыт не только тривиальный тезис о том, что всякий сон можно интерпретировать, но и более радикальная идея о том, что интерпретация создает сон: говорить о сне без интерпретации так же бессмысленно, как о тексте без читателя - иными словами, текст не может существовать, если нет потенциального читателя. Интерпретация выполняет ту же функцию в случае со сном: его нет, если нет толкователя. Рассмотрим следующий пассаж из Вавилонского Талмуда (Берахот 55б):
Было в Иерусалиме двадцать четыре истолкователя снов [potrei halomot]. Однажды видел я сон и обратился ко всем этим людям. Один толковал так, а другой иначе, но все их истолкования осуществились со мной, в подтверждение сказанного: «все сновидения следуют за устами». Разве говорится в Писании: «все сновидения следуют за устами»? Да, и это согласно объяснению рабби Элеазара, ведь говорил рабби Элеазар: откуда мы знаем, что все сновидения следуют за устами? Из сказанного: “И как он истолковал нам, так и сбылось: меня возвратил [фараон] на мое место, а того повесил” (Быт. 41:13). Сказал Рава: так бывает только в том случае, когда истолкование соответствует сну, ведь сказано: «А там был с нами молодой еврей, раб начальника телохранителей; и мы рассказали ему, и он истолковал нам сны наши, каждому соответственно с его сновидением истолковал» (Быт. 41:12).
Учение “все сны следуют за устами” предложено для того, чтобы логически обосновать многозначность снов, которая в талмудическом контексте означает не только существование многообразных интерпретаций одного и того же сна, но и гораздо более сложную для понимания вещь - что все они исполнятся. На пример Иосифа, который для еврейской мысли служит образцовым толкователем снов, ссылаются как на библейское обоснование этого принципа, а широкий спектр его отражений вводится уточняющей ремаркой от имени Равы: сказать, что значение сна осуществлено истолкованием, правомерно лишь в случаях, когда интерпретация соответствует содержанию сна. Но невзирая на предостережение Равы, раввинистический взгляд на проблему предполагает смелую герменевтику, которая наделяет толкователя властью делать сновидения реальностью. Способность объяснения актуализировать сон, и тем самым видоизменять реальность, не сводится к ситуации, когда между содержанием сна и его истолкованием существует очевидное соответствие, как полагал Рава. Настаивать на этом значит упустить смысл раввинистического подхода.
То, что любые интерпретации сна одинаково обоснованны, подразумевает, что сон сам по себе, будучи лишен внешних интерпретирующих одежд, является герменевтически нейтральным. Эта нейтральность хорошо отражена в традиции, которую возводят то к р. Меиру, то к р. Аббаху, то к «мудрецам» в самом общем смысле - что слова снов непоследовательны и нелогичны, divrei ḥalomot lo ma‘alin we-lo moridin, буквально: «слова снов не восходят и не нисходят». В нескольких местах Талмуда на это мнение ссылаются, чтобы подчеркнуть, что при решении споров о законе или ритуале нельзя ссылаться на информацию, почерпнутую из снов. Но в других мидрашистских контекстах это положение не столь строго ограничено, и суть его скорее в том, что содержание снов вообще не имеет окончательного значения или последствий в отрыве от того, что сообщается актом интерпретации. Именно благодаря ей становится понятным, почему образы сновидений могут получить характеристику истинных или ложных, не будучи по своей внутренней сути ни теми, ни другими. Не существует другого способа понять сон, кроме как опустить на него покров интерпретации.
Смысл раввинистического учения проясняется в нескольких пассажах из книги «Зогар» (Sefer ha-Zohar). Эта антология каббалистических преданий начала свое существование в XIII или XIV веке как собрание отдельных разрозненных отрывков; долгая работа переписчиков сформировала зафиксированный в основных рукописях текст, который был положен в основу Мантуанского и Кремонского печатных изданий, по которым текст Зогар воспроизводился впоследствии. Рассмотрим второй текст (Зогар, I:183a-b):
Говорят: «Все сны в этом мире следуют за толкованием уст», и есть этому подтверждение, ведь написано: «И как он истолковал нам, так и сбылось» (Быт. 41:13). Почему это так? Потому что в сновидении есть обман и правда, а слово властвует над всем, и потому сон нуждается в хорошем истолковании. Сказал рабби Йехуда: «Поскольку любой сон - это низшая ступень, и слово властвует над ним, все сны следуют за толкованием… Рабби Хия и рабби Йосе находились в присутствии рабби Шимона. Рабби Хия сказал: Мы учили, что сон без толкования подобен непрочитанному письму. Это потому что сон сбылся без его ведома, или потому что он совсем не сбылся? Сказал ему: Сбылся, но никто об этом не узнал, потому что есть сила, наделяющая могуществом этот сон, но он об этом не знал, и не ведал, сбылся сон или нет. Нет в мире ничего, что не зависело бы от сна или посланника до своего проявления в мире, ведь сказано, что перед проявлением чего бы то ни было в этом мире на небесах издается приказ, который затем спускается в мир и передается через посланника. Все это в соответствии с написанным: «Ибо Господь Бог ничего не делает, не открыв Своей тайны рабам Своим, пророкам» (Амос 3:7). Это касается времен, когда в мире есть пророки. Когда же их нет, несмотря на то, что пророчество более не пребывает в мире, мудрецы предпочтительнее пророков. Если же нет мудрецов, то известие передается через сон, а если не через сон, то хранят его птицы небесные.
Этот пассаж, как часто бывает в «Зогаре», напоминает ковер, сотканный из многих нитей - различных раввинистических наставлений. Связывает эти разнородные источники воедино уверенность, что в земном мире ничто не материализуется иначе, как через божественное повеление, которое может быть возвещено пророком, сновидением или щебетом птиц. Для нас особенно важно отметить то обстоятельство, что талмудическая максима «все сны следуют за устами» объяснена отсылкой к другому талмудическому принципу - а именно, тому, что сон содержит в себе и правду, и обман. Толкователь, следовательно, должен быть достаточно смел, чтобы браться за отделение зерна от плевел. Ведь, в самом деле, из-за того, что сон в равной степени и правдив и лжив, он может предвещать как хорошее, так и плохое, а потому его воздействие зависит от того, каким именно образом этот сон был объяснен. Толкование сна обладает особой творческой потенцией, которая состоит в том, что оно способно моделировать события во времени, - и это, в свою очередь, связано с более общей каббалистической предпосылкой, согласно которой слово правит всем.
Эта ремарка может быть принята как подтверждение того, что именно язык господствует надо всем; этот тезис был аксиомой для еврейской эзотерики на протяжении веков: коль скоро инструментом творения было слово, оно же сохраняет и контроль надо всем, что было чрез него сотворено. В более глубоком смысле, для каббалистов слово было не только агентом божественного творения, но и собственной его субстанцией. После десятилетий поисков я не нашел ни одного каббалиста, который не согласился бы с тем, что все существующее в мире с субфеноменальной точки зрения представляет собой различные перестановки двадцати двух букв еврейского алфавита, который сам по себе свернут в Тетраграмматон - мистическую сущность Торы. Во втором отрывке из антологии «Зогара», взятом из раздела Sabba de-Mishpaṭim (Зогар II:95a), видна попытка отделить сон от экзегезы Писания:
Слова Торы - это слова потаённые, и в каждом слове Торы скрыто много мудрости, известной мудрецам, которым ведомы пути Торы. Ведь Тора - это не сновидение, находящееся в распоряжении толкователя и следующее за устами, но все равно нуждающееся в соответствующем истолковании. Слова Торы, которыми наслаждается святой Царь, тем более должны толковаться истинным образом, как написано: «Ибо правы пути Господни» (Осия 14:10). Автор категоричен в своем утверждении, что хотя Тора не состоит из «слов сновидения», значение которых определяется устами толкователя, ее все же следует толковать в манере, свойственной толкованию снов. Чтобы акцентировать этот тезис, он апеллирует к более раннему тексту: коль скоро слова Писания есть «услада святого царя», тем важней истолковывать их в соответствии с «путем правды», пусть даже каждое из них содержит множественные «слова мудрости». Контраст между сном и Торой лишь подчеркивает то, что объединяет их: сон имеет и манифестированный, и скрытый смысл, и точно так же буквальное слово Писания содержит в себе скрытые смыслы, которые надлежит извлечь путем умелой экзегезы. Эта идея будет чуть позднее акцентирована в том же разделе «Зогара» словами о том, что мудрецы, «исполненные очей», могут видеть, как свет божественных мистерий лучится сквозь покрывало из букв, mi-go levusha, то есть, тайна воспринимается через ее покровы, а не через их снятие.
Исходя из буквального смысла текста, значение сна устанавливается устным толкованием (pishra de-fuma) - здесь соединены изречения, которые появляются, соответственно, в Палестинском и Вавилонском Талмуде - ибо слова, происходящие из уст, соответствуют божественному слову, которое выше уровня снов. В более техническом смысле слово является символической аллюзией к Шехине, божественной эманации, которую также называют «видением» (mar’eh) пророчества, «зеркалом, которое не сияет» (aspaqlaryah she-einah me’irah), призмой (ḥeizu), сквозь которую видны все цвета, в то время как сон (ḥalom), согласно другому раввинистическому учению, есть одна шестидесятая часть пророчества - в символике «Зогара» это будет шестой уровень от уровня пророчества, -- уровень Гавриила, надзирающего за снами. Но важнее всего подчеркнуть различие между сном и пророчеством. Об этом в еще более резком тоне говорит следующий пассаж (Зогар I:149a):
В чем различие между пророчеством и сновидением? Пророчество относится к миру мужского, а сновидение - к миру женского, и между ними - шесть ступеней нисхождения. Пророчество - справа и слева, а сновидение - слева. Сновидение разделяется на шесть ступеней нисхождения, и потому оно относится ко всему миру, хотя видит его каждый в соответствии со своим уровнем, каждый человек - в соответствии со ступенью, на которой находится. Пророчество же не распространяется, а пребывает только на своем месте.
Пророческое видение в собственном смысле принадлежит к сефиротической плероме alma di-dekhura, «миру мужского» -- термин этот обычно относится либо к Бине, либо к сефиротическим силам от Бины до Йесода, в то время как сновидение отнесено к alma denuqba, «миру женского» -- это, в свою очередь, является техническим обозначением Шехины или ангельских сил ниже ее. Два разных типа видения будут затем разведены еще дальше в зогарическом тексте, который укажет на то, что пророчество находится и справа и слева (это, возможно отсылает к седьмой и восьмой эманации, Нецах и Ход, соответственно), а сон - только слева, что указывает на Гавриила. Сила этого ангела происходит от аспекта Могущества (gevurah) на левой стороне. Наконец, производится и топографическое разделение: о пророчестве сказано, что оно допущено лишь в своём месте - точно так же, как раввинистическое учение ограничивало пророчество лишь Землей Израиля (немногие исключения из этого правила по-своему уникальны), так же и каббалисты связывали пророческое вдохновение с божественной сферой, и в особенности сШехиной - теософическим коррелятом географического места - а сон, в противоположность пророчеству, был рассеян в мире. Коль скоро сон вездесущ, акцент делается на том, что всякий человек в ночи видит то, что соответствует его уровню подготовки. Из другого поучения (Зогар I:196a) мы видим, что Даниил воспринимается как тот, кто, не будучи пророком, тем не менее удостоился видений, которые соотнесены со сверхъестественными эманациями, или скорее воспроизводят их:
Что написано про Даниила? «И тогда открыта была тайна Даниилу в ночном видении» (Даниил 2:19) - в ночном видении. Что значит «в ночном видении»? Это Гавриил, ибо он есть видение [hezwa], призма от призмы [heizu min heizu]. Иди и смотри, что написано: «И вот, слава Бога Израилева шла от востока, и глас Его - как шум вод многих, и земля осветилась от славы Его» (Иезекииль 43:2). А что написано после? «Это видение было такое же, какое я видел прежде, точно такое, какое я видел, когда приходил возвестить гибель городу, и видения, подобные видениям, которые видел я у реки Ховара. И я пал на лице мое». (Иез. 43:3). Всего здесь упомянуто шесть видений [mar’ot], ибо это видения и призма видения [heizu de-hezwa], призма, через которую видны высшие цвета, и они видны через эту призму, а есть еще призма призмы [heizu de-hezwa], призма призмы, одна над другой! Все они существуют в соответствии с известными ступенями, и они управляют, называясь «призмой ночи» [heizu de-leilya], и через них распространяются все сновидения в этом мире, причем все они являются отображением тех, которые над ними.
Роль Гавриила как истолкователя снов подтверждена и в самой книге Даниила (8:16, 9:22), но для того, кто написал процитированный зогарический текст, этот ангел не только толкует сны; он - та сила, которая приводит к появлению снов, и потому о Гаврииле говорится как о видении (ḥezwa). Возможно, такое отождествление отражает тот факт, что и gavri’el, и mar’ah (или mar’eh) оба равны 246 - или, если пользоваться словами данного пассажа, «ночное видение» (ḥezwa di-leilya) и обозначенное как «призма от призмы» (ḥeizu min ḥeizu). Через это видение, или призму, тайна была явлена Даниилу. Природа этой тайны, или тайна тайны, может быть установлена, если мы проанализируем двойственную коннотацию термина ḥeizu в зогарическом лексиконе - как видение и как призму - и его символическое приложение к Шехине, поскольку эта божественная сила есть одновременно и зеркало, через которое высшие сефирот становятся визуально доступны человеческому воображению, и психическая способность, благодаря которой достигается эта визуализация. Говорить о Гаврииле как о «призме от призмы» (ḥeizu min ḥeizu) или же «призме призмы» (ḥeizu de-ḥeizu) - значит, подразумевать, что сны есть видения, в которых можно увидеть отблески сефиротических образов, отраженных вШехине, «призме видения» (ḥeizu de-ḥezwa), той самой, в которой видны невидимые божественные цвета. В этом смысле сновидение - это тройное отражение, где созерцаются формы, отраженные в зеркале ума, которое отражает ангельское отражение божественного зеркала.
Отсюда
Сновидение зачастую трудно отличить от яви. Чувственно воспринимаемый мир может оказаться сном, пробудившись от которого мы попадаем в сон, в котором нам видится, что мы бодрствуем. Парадокс сна во сне помогает раскрыть «бдительную» природу сновидения и «сновидческую» природу бодрствования. Проф. Эллиот Вольфсон (New York University) предлагает свой оригинальный взгляд на природу сна, утверждая, что сновидение - это доведенная до максимума сила воображения, являющая нам образ, функция которого - скрыть собственную воображаемую природу.
Для доказательства своего тезиса проф. Вольфсон анализирует сновидения в библейских, раввинистических, философских и каббалистических текстах, используя инструментарий психоанализа, феноменологии и неврологии.
Click to viewСон во сне: сила воображения в еврейской мистике
В этой вечерней лекции я остановлюсь на трех свойствах сна, которыми он обладает в каббалистических и хасидских источниках: (1) сон как текст, (2) сон как вымышленная правда, иными словами, такая правда, чья истинное назначение - быть ложью и (3) сон как событие самоупразднения.
1. Сон как текст
Первая из трех наших тем трактует сон в качестве текста, и следовательно, предлагает воспринимать истолкование снов как один из видов экзегетики. Ученые часто цитируют предание, сохраненное в Вавилонском Талмуде (Берахот 56а), иногда даже называя его ключевым для понимания раввинистического отношения к толкованию снов. Там говорится, что снотолкователь Бар Хедья всегда усматривал счастливые предзнаменования в снах тех, кто платил ему за толкование, а тем, кто не платил, непременно давал дурные объяснения. Эта традиция подтверждается рассказом об Аббайе и Раве, двух прославленных амораях IV века: Аббайе не скупился на вознаграждение Бар Хедье и потому получал благоприятные объяснения своих снов, а Рава не платил, и потому толкователь усматривал в его снах дурные знаки. В конце концов, Рава исправился, понял свою оплошность, стал оплачивать услуги Бар Хедьи, и характер толкований был соответствующим образом скорректирован. Перемена судьбы сводилась к тому, что Бар Хедья был отныне уверен: с Равой обязательно случатся чудеса.
Здесь, на развилке талмудической истории, редактор присоединяет рассказ, который обосновывает - но в каком-то смысле и разрушает - ее дидактический смысл. Однажды Бар Хедье случилось путешествовать с Равой на лодке. Бар Хедья прикинул, что коль скоро он сам предсказал, что с его спутником произойдет чудо, то состоять оно может в том, что лодка потонет, и из всех пассажиров спасется только Рава. Поэтому Бар Хедья почел за лучшее сойти на берег, причем, выбираясь из лодки, он выронил книгу - вероятнее всего, сонник. Рава нашел ее и, открыв, увидел слова - kol ha-ḥalomot holkhin aḥar ha-peh, «все сны следуют за устами» - отчего и воскликнул: «Нечестивец! Все зависело от тебя, и ты причинил мне столько мучений!» Максима «все сны следуют за устами» -- возможно, самая важная часть талмудического сонника, поскольку в ней содержится основной для раввинистической традиции взгляд на то, как следует толковать символику снов. Если история была рассказана только ради критики снотолкователей, то обнаружение написанных в книге Бар Хедьи слов осложняет картину и делает инвективу отчасти двусмысленной. Тактика, которую применял Бар Хедья, в точности совпадает с той, какую мудрецы широко применяли в интерпретации текстов Писания.
Слова «все сны следуют за устами» намекают не только на то, что всякий сон требует интерпретации - ибо неистолкованный сон, говоря словами другой традиции, возводимой к р. Хисде, похож на непрочитанное письмо. Значение этих слов еще и в том, что окончательный смысл сна задан его интерпретацией - именно это подразумевается в реплике Равы «все зависело от тебя», be-didakh qayyama. Говоря, что сон зависит от истолкования, мы отнюдь не подразумеваем только, что интерпретация ретроспективно придает ему смысл; наряду с этим интерпретация предварительно наделяет сон реальностью, и как следствие - сон начинает формировать реальность. Сказанное в Вавилонском Талмуде «все сны следуют за устами», таким образом, является параллелью к тому, что в Палестинском Талмуде говорит р. Йоханан: kol ha-ḥalomot holkhin aḥar pitroneihen, «все сны следуют за их истолкованием». Здесь можно говорить о герменевтическом круге: содержание сна задано возможностью его интерпретации, хотя последнюю предопределяет содержание сна.
Об этой же мудрости нам напоминает и сентенция, приписываемая Бар Каппаре, leit ḥalom she-ein lo pitron, «нет сна без объяснения». В этой максиме скрыт не только тривиальный тезис о том, что всякий сон можно интерпретировать, но и более радикальная идея о том, что интерпретация создает сон: говорить о сне без интерпретации так же бессмысленно, как о тексте без читателя - иными словами, текст не может существовать, если нет потенциального читателя. Интерпретация выполняет ту же функцию в случае со сном: его нет, если нет толкователя. Рассмотрим следующий пассаж из Вавилонского Талмуда (Берахот 55б):
Было в Иерусалиме двадцать четыре истолкователя снов [potrei halomot]. Однажды видел я сон и обратился ко всем этим людям. Один толковал так, а другой иначе, но все их истолкования осуществились со мной, в подтверждение сказанного: «все сновидения следуют за устами». Разве говорится в Писании: «все сновидения следуют за устами»? Да, и это согласно объяснению рабби Элеазара, ведь говорил рабби Элеазар: откуда мы знаем, что все сновидения следуют за устами? Из сказанного: “И как он истолковал нам, так и сбылось: меня возвратил [фараон] на мое место, а того повесил” (Быт. 41:13). Сказал Рава: так бывает только в том случае, когда истолкование соответствует сну, ведь сказано: «А там был с нами молодой еврей, раб начальника телохранителей; и мы рассказали ему, и он истолковал нам сны наши, каждому соответственно с его сновидением истолковал» (Быт. 41:12).
Учение “все сны следуют за устами” предложено для того, чтобы логически обосновать многозначность снов, которая в талмудическом контексте означает не только существование многообразных интерпретаций одного и того же сна, но и гораздо более сложную для понимания вещь - что все они исполнятся. На пример Иосифа, который для еврейской мысли служит образцовым толкователем снов, ссылаются как на библейское обоснование этого принципа, а широкий спектр его отражений вводится уточняющей ремаркой от имени Равы: сказать, что значение сна осуществлено истолкованием, правомерно лишь в случаях, когда интерпретация соответствует содержанию сна. Но невзирая на предостережение Равы, раввинистический взгляд на проблему предполагает смелую герменевтику, которая наделяет толкователя властью делать сновидения реальностью. Способность объяснения актуализировать сон, и тем самым видоизменять реальность, не сводится к ситуации, когда между содержанием сна и его истолкованием существует очевидное соответствие, как полагал Рава. Настаивать на этом значит упустить смысл раввинистического подхода.
То, что любые интерпретации сна одинаково обоснованны, подразумевает, что сон сам по себе, будучи лишен внешних интерпретирующих одежд, является герменевтически нейтральным. Эта нейтральность хорошо отражена в традиции, которую возводят то к р. Меиру, то к р. Аббаху, то к «мудрецам» в самом общем смысле - что слова снов непоследовательны и нелогичны, divrei ḥalomot lo ma‘alin we-lo moridin, буквально: «слова снов не восходят и не нисходят». В нескольких местах Талмуда на это мнение ссылаются, чтобы подчеркнуть, что при решении споров о законе или ритуале нельзя ссылаться на информацию, почерпнутую из снов. Но в других мидрашистских контекстах это положение не столь строго ограничено, и суть его скорее в том, что содержание снов вообще не имеет окончательного значения или последствий в отрыве от того, что сообщается актом интерпретации. Именно благодаря ей становится понятным, почему образы сновидений могут получить характеристику истинных или ложных, не будучи по своей внутренней сути ни теми, ни другими. Не существует другого способа понять сон, кроме как опустить на него покров интерпретации.
Смысл раввинистического учения проясняется в нескольких пассажах из книги «Зогар» (Sefer ha-Zohar). Эта антология каббалистических преданий начала свое существование в XIII или XIV веке как собрание отдельных разрозненных отрывков; долгая работа переписчиков сформировала зафиксированный в основных рукописях текст, который был положен в основу Мантуанского и Кремонского печатных изданий, по которым текст Зогар воспроизводился впоследствии. Рассмотрим второй текст (Зогар, I:183a-b):
Говорят: «Все сны в этом мире следуют за толкованием уст», и есть этому подтверждение, ведь написано: «И как он истолковал нам, так и сбылось» (Быт. 41:13). Почему это так? Потому что в сновидении есть обман и правда, а слово властвует над всем, и потому сон нуждается в хорошем истолковании. Сказал рабби Йехуда: «Поскольку любой сон - это низшая ступень, и слово властвует над ним, все сны следуют за толкованием… Рабби Хия и рабби Йосе находились в присутствии рабби Шимона. Рабби Хия сказал: Мы учили, что сон без толкования подобен непрочитанному письму. Это потому что сон сбылся без его ведома, или потому что он совсем не сбылся? Сказал ему: Сбылся, но никто об этом не узнал, потому что есть сила, наделяющая могуществом этот сон, но он об этом не знал, и не ведал, сбылся сон или нет. Нет в мире ничего, что не зависело бы от сна или посланника до своего проявления в мире, ведь сказано, что перед проявлением чего бы то ни было в этом мире на небесах издается приказ, который затем спускается в мир и передается через посланника. Все это в соответствии с написанным: «Ибо Господь Бог ничего не делает, не открыв Своей тайны рабам Своим, пророкам» (Амос 3:7). Это касается времен, когда в мире есть пророки. Когда же их нет, несмотря на то, что пророчество более не пребывает в мире, мудрецы предпочтительнее пророков. Если же нет мудрецов, то известие передается через сон, а если не через сон, то хранят его птицы небесные.
Этот пассаж, как часто бывает в «Зогаре», напоминает ковер, сотканный из многих нитей - различных раввинистических наставлений. Связывает эти разнородные источники воедино уверенность, что в земном мире ничто не материализуется иначе, как через божественное повеление, которое может быть возвещено пророком, сновидением или щебетом птиц. Для нас особенно важно отметить то обстоятельство, что талмудическая максима «все сны следуют за устами» объяснена отсылкой к другому талмудическому принципу - а именно, тому, что сон содержит в себе и правду, и обман. Толкователь, следовательно, должен быть достаточно смел, чтобы браться за отделение зерна от плевел. Ведь, в самом деле, из-за того, что сон в равной степени и правдив и лжив, он может предвещать как хорошее, так и плохое, а потому его воздействие зависит от того, каким именно образом этот сон был объяснен. Толкование сна обладает особой творческой потенцией, которая состоит в том, что оно способно моделировать события во времени, - и это, в свою очередь, связано с более общей каббалистической предпосылкой, согласно которой слово правит всем.
Эта ремарка может быть принята как подтверждение того, что именно язык господствует надо всем; этот тезис был аксиомой для еврейской эзотерики на протяжении веков: коль скоро инструментом творения было слово, оно же сохраняет и контроль надо всем, что было чрез него сотворено. В более глубоком смысле, для каббалистов слово было не только агентом божественного творения, но и собственной его субстанцией. После десятилетий поисков я не нашел ни одного каббалиста, который не согласился бы с тем, что все существующее в мире с субфеноменальной точки зрения представляет собой различные перестановки двадцати двух букв еврейского алфавита, который сам по себе свернут в Тетраграмматон - мистическую сущность Торы. Во втором отрывке из антологии «Зогара», взятом из раздела Sabba de-Mishpaṭim (Зогар II:95a), видна попытка отделить сон от экзегезы Писания:
Слова Торы - это слова потаённые, и в каждом слове Торы скрыто много мудрости, известной мудрецам, которым ведомы пути Торы. Ведь Тора - это не сновидение, находящееся в распоряжении толкователя и следующее за устами, но все равно нуждающееся в соответствующем истолковании. Слова Торы, которыми наслаждается святой Царь, тем более должны толковаться истинным образом, как написано: «Ибо правы пути Господни» (Осия 14:10). Автор категоричен в своем утверждении, что хотя Тора не состоит из «слов сновидения», значение которых определяется устами толкователя, ее все же следует толковать в манере, свойственной толкованию снов. Чтобы акцентировать этот тезис, он апеллирует к более раннему тексту: коль скоро слова Писания есть «услада святого царя», тем важней истолковывать их в соответствии с «путем правды», пусть даже каждое из них содержит множественные «слова мудрости». Контраст между сном и Торой лишь подчеркивает то, что объединяет их: сон имеет и манифестированный, и скрытый смысл, и точно так же буквальное слово Писания содержит в себе скрытые смыслы, которые надлежит извлечь путем умелой экзегезы. Эта идея будет чуть позднее акцентирована в том же разделе «Зогара» словами о том, что мудрецы, «исполненные очей», могут видеть, как свет божественных мистерий лучится сквозь покрывало из букв, mi-go levusha, то есть, тайна воспринимается через ее покровы, а не через их снятие.
Исходя из буквального смысла текста, значение сна устанавливается устным толкованием (pishra de-fuma) - здесь соединены изречения, которые появляются, соответственно, в Палестинском и Вавилонском Талмуде - ибо слова, происходящие из уст, соответствуют божественному слову, которое выше уровня снов. В более техническом смысле слово является символической аллюзией к Шехине, божественной эманации, которую также называют «видением» (mar’eh) пророчества, «зеркалом, которое не сияет» (aspaqlaryah she-einah me’irah), призмой (ḥeizu), сквозь которую видны все цвета, в то время как сон (ḥalom), согласно другому раввинистическому учению, есть одна шестидесятая часть пророчества - в символике «Зогара» это будет шестой уровень от уровня пророчества, -- уровень Гавриила, надзирающего за снами. Но важнее всего подчеркнуть различие между сном и пророчеством. Об этом в еще более резком тоне говорит следующий пассаж (Зогар I:149a):
В чем различие между пророчеством и сновидением? Пророчество относится к миру мужского, а сновидение - к миру женского, и между ними - шесть ступеней нисхождения. Пророчество - справа и слева, а сновидение - слева. Сновидение разделяется на шесть ступеней нисхождения, и потому оно относится ко всему миру, хотя видит его каждый в соответствии со своим уровнем, каждый человек - в соответствии со ступенью, на которой находится. Пророчество же не распространяется, а пребывает только на своем месте.
Пророческое видение в собственном смысле принадлежит к сефиротической плероме alma di-dekhura, «миру мужского» -- термин этот обычно относится либо к Бине, либо к сефиротическим силам от Бины до Йесода, в то время как сновидение отнесено к alma denuqba, «миру женского» -- это, в свою очередь, является техническим обозначением Шехины или ангельских сил ниже ее. Два разных типа видения будут затем разведены еще дальше в зогарическом тексте, который укажет на то, что пророчество находится и справа и слева (это, возможно отсылает к седьмой и восьмой эманации, Нецах и Ход, соответственно), а сон - только слева, что указывает на Гавриила. Сила этого ангела происходит от аспекта Могущества (gevurah) на левой стороне. Наконец, производится и топографическое разделение: о пророчестве сказано, что оно допущено лишь в своём месте - точно так же, как раввинистическое учение ограничивало пророчество лишь Землей Израиля (немногие исключения из этого правила по-своему уникальны), так же и каббалисты связывали пророческое вдохновение с божественной сферой, и в особенности сШехиной - теософическим коррелятом географического места - а сон, в противоположность пророчеству, был рассеян в мире. Коль скоро сон вездесущ, акцент делается на том, что всякий человек в ночи видит то, что соответствует его уровню подготовки. Из другого поучения (Зогар I:196a) мы видим, что Даниил воспринимается как тот, кто, не будучи пророком, тем не менее удостоился видений, которые соотнесены со сверхъестественными эманациями, или скорее воспроизводят их:
Что написано про Даниила? «И тогда открыта была тайна Даниилу в ночном видении» (Даниил 2:19) - в ночном видении. Что значит «в ночном видении»? Это Гавриил, ибо он есть видение [hezwa], призма от призмы [heizu min heizu]. Иди и смотри, что написано: «И вот, слава Бога Израилева шла от востока, и глас Его - как шум вод многих, и земля осветилась от славы Его» (Иезекииль 43:2). А что написано после? «Это видение было такое же, какое я видел прежде, точно такое, какое я видел, когда приходил возвестить гибель городу, и видения, подобные видениям, которые видел я у реки Ховара. И я пал на лице мое». (Иез. 43:3). Всего здесь упомянуто шесть видений [mar’ot], ибо это видения и призма видения [heizu de-hezwa], призма, через которую видны высшие цвета, и они видны через эту призму, а есть еще призма призмы [heizu de-hezwa], призма призмы, одна над другой! Все они существуют в соответствии с известными ступенями, и они управляют, называясь «призмой ночи» [heizu de-leilya], и через них распространяются все сновидения в этом мире, причем все они являются отображением тех, которые над ними.
Роль Гавриила как истолкователя снов подтверждена и в самой книге Даниила (8:16, 9:22), но для того, кто написал процитированный зогарический текст, этот ангел не только толкует сны; он - та сила, которая приводит к появлению снов, и потому о Гаврииле говорится как о видении (ḥezwa). Возможно, такое отождествление отражает тот факт, что и gavri’el, и mar’ah (или mar’eh) оба равны 246 - или, если пользоваться словами данного пассажа, «ночное видение» (ḥezwa di-leilya) и обозначенное как «призма от призмы» (ḥeizu min ḥeizu). Через это видение, или призму, тайна была явлена Даниилу. Природа этой тайны, или тайна тайны, может быть установлена, если мы проанализируем двойственную коннотацию термина ḥeizu в зогарическом лексиконе - как видение и как призму - и его символическое приложение к Шехине, поскольку эта божественная сила есть одновременно и зеркало, через которое высшие сефирот становятся визуально доступны человеческому воображению, и психическая способность, благодаря которой достигается эта визуализация. Говорить о Гаврииле как о «призме от призмы» (ḥeizu min ḥeizu) или же «призме призмы» (ḥeizu de-ḥeizu) - значит, подразумевать, что сны есть видения, в которых можно увидеть отблески сефиротических образов, отраженных вШехине, «призме видения» (ḥeizu de-ḥezwa), той самой, в которой видны невидимые божественные цвета. В этом смысле сновидение - это тройное отражение, где созерцаются формы, отраженные в зеркале ума, которое отражает ангельское отражение божественного зеркала.
Отсюда