Пять децирэб - 5. Варфоломеевская ночь
Размявшись на простом, рассмотрим интригу экстра-класса, - Варфоломеевскую ночь. Недавно как раз была годовщина - 450 лет. Резня, которую наблюдал дон Румата и по случаю которой он рекомендовал учиться, тоже, вероятно, была вдохновлена Варфоломеевской ночью. Суть дела хорошо раскрыла Маргарита Валуа, которой это событие испортило свадьбу:
Фортуна, никогда не дающая людям полного счастья, вскоре обратила состояние счастливого торжества и празднеств в полностью противоположное: покушение на адмирала оскорбило всех исповедующих религию [гугенотов] и повергло их в отчаяние. В связи с этим Пардайан-старший и некоторые другие предводители гугенотов говорили с королевой-матерью в таких выражениях, что заставили ее подумать, не возникло ли у них дурное намерение в отношении ее самой. По предложению господина де Гиза и моего брата - короля Польши, позже ставшего королем Франции, было принято решение пресечь их возможные действия. Совет этот [сначала] не был одобрен королем Карлом, который весьма благоволил к господину адмиралу, господину де Ларошфуко, Телиньи, Ла Ну и иным руководителям этой религии, и рассчитывал, что они послужат ему во Фландрии. И, как я услышала от него самого, для него было слишком большой болью согласиться с этим решением. Если бы ему не внушили, что речь идет о его жизни и о его государстве, он никогда бы не принял такого совета. <...>
Наконец, когда благодаря угрозам Пардайана на ужине у королевы моей матери открылся злой умысел гугенотов, она поняла, что этот случай может повернуть дела таким образом, что если не разрушить их планы, той же ночью они предпримут покушение на нее и на короля. В таких условиях она приняла решение открыто рассказать королю Карлу правду обо всем и об опасности, которой он подвергается, обратившись с этой целью к господину маршалу де Рецу, поскольку знала, что никто, кроме него, не сможет сделать это лучше, так как он являлся наиболее доверенным лицом короля, пользующимся его особым благорасположением.
Каковой маршал вошел в кабинет короля между девятью и десятью часами вечера и сказал, что, как преданный ему слуга, он не может скрывать опасность, которая грозит королю, если тот продолжит настаивать на своем решении осуществить правосудие в отношении господина де Гиза; ибо король должен знать, что покушение на адмирала не было делом одного лишь господина де Гиза, поскольку в нем участвовали брат короля - король Польши, позже король Франции, и королева, наша мать. <...> Поэтому она затеяла это дело с целью изгнать в лице адмирала чуму из королевства, но, к несчастью, Моревер промахнулся с выстрелом, а гугеноты пришли в большое возмущение, считая виновниками покушения не только господина де Гиза, но и королеву-мать, и брата короля - короля Польши, поверив также, что и сам король дал на это согласие, а посему этой же ночью они [гугеноты] решили прибегнуть к оружию. В итоге очевидно, что Его Величество пребывает в огромной опасности, исходящей как от католиков из-за господина де Гиза, так и от гугенотов по вышеназванным причинам.
Король Карл, будучи очень осторожным от природы и всегда прислушивающимся к мнению королевы нашей матери, и как государь, ревнитель католической веры, осознав также положение вещей, незамедлительно решил согласиться с королевой-матерью и, следуя ее воле, положиться на католиков, защищая себя от гугенотов.
Католики воюют с гугенотами. Королевская власть номинально заодно с католиками, но стремится не столько к победе над гугенотами, сколько к миру в стране. Наконец мир заключён, и король планирует совместно с гугенотами воевать против испанцев во Фландрии. Мир решают закрепить династическим браком, и на свадьбу в Париж съезжаются вожди гугенотов. Естественно, католикам не нравится ни мир с их врагами, ни планы войны против их союзников-испанцев. Вождь католиков герцог Гиз бесхитростно организует покушение на вождя гугенотов адмирала Колиньи, но покушение оказывается неудачным, и адмирал остаётся в живых.
Вожди гугенотов высказывают претензии королеве-матери Екатерине Медичи, которая фактически правит вместо короля. Феодальная вольница - народ вспыльчивый, претензии высказаны в очень резких тонах, и королева-мать перепугана. Тут к ней приходят вожди католиков - Гиз и её любимый сын Генрих Анжуйский. Они говорят ей, что конфликт уже вспыхнул и отвратить его нельзя, гугеноты будут мстить, а значит необходимо нанести удар первыми и перебить гугенотскую верхушку. Перепуганная королева соглашается, потом выбивает согласие из безвольного короля, и начинается резня.
Первоначальный план предполагал истребление только гугенотских вождей, но раздражённые парижские горожане включились в процесс и решили перебить вообще всех гугенотов в городе; под шумок ради личной выгоды перебили и некоторых католиков. Затем резня перекинулась и на другие города.
Итог: гугеноты хоть и потеряли много людей, но их партия в целом была настолько сильна, что не ощутила принципиального ущерба. Но резня естественно озлобила их, и о прочном мире нельзя было и мечтать. Планы войны с врагом Франции - Испанией - были сорваны. Радикальные католики благодаря резне усилились настолько, что уже не нуждались в поддержке королевской власти и могли действовать самостоятельно. Умеренные католики, на которых ранее опиралась королевская власть, заметили её неадекват и организовали свою собственную партию во главе с младшим братом короля Франциском. Королевская власть крайне ослабела, и Франция на двадцать лет погрузилась в бесконечную кровавую кашу.
Любопытно, что для разжигания конфликта действующие лица прибегали даже к самооговору. Если причастность Гиза к покушению установлена почти наверняка, то участие Генриха Анжуйского не вполне ясно. Но в итоге он уговаривает мать, которая потом называет его соучастником. Вероятно, чтобы принудить Екатерину Медичи действовать, её любимый сын взял вину на себя. Затем Екатерина Медичи, продавливая короля, наверняка оговорила себя, сказав, что причастна к организации покушения. Логика здесь такова: если твой родственник в деле, то и ты уже автоматически в деле, а значит нечего отнекиваться.
Генриху Анжуйскому, когда он через два года стал королём Генрихом III, потом пришлось расхлёбывать кашу, которую он же и заварил в бытность королевским братом. Это стандартный сюжет из французской истории, который случался также с Людовиком XI, Людовиком XII и Генрихом IV: наследник престола - вождь феодальной оппозиции, но когда он становится королём, то ему приходится эту же оппозицию давить. Как писал Филипп де Коммин со ссылкой на Филиппа Доброго, "гентцы любят сына государя, а самого государя - никогда". Генриху III победить оппозицию не удалось, и ранее выпестованные им же радикальные католики его в конце концов прирезали.
В механике интриги выделю два фактора. Во-первых это уже описанная эскалация конфликта, когда стороны, которым эскалация была не нужна, всё же допускали её, непропорционально реагируя на обстановку. Сперва гугеноты слишком резко предъявляли претензии по поводу покушения. Повод для недовольства у них был вполне справедливый, но реагировали они чрезмерно и этим напугали Екатерину Медичи. Затем сама Екатерина неверно оценила опасность, на основе одних только словесных угроз решила, что конфликт с гугенотами неизбежен, слишком доверяла католикам и согласилась на план превентивного удара, хотя гугеноты атаковать не планировали и предотвращать было нечего. Католики же очень ловко управляли ситуацией, сперва покушением спровоцировав гугенотов, а потом с помощью влияния на Екатерину вынудив её согласиться на резню. Благодаря этому радикальным католикам удалось разрушить союз королевской власти с гугенотами и усилиться самим за счёт ослабления королевской власти.
Во-вторых огромную роль сыграла обстановка в обществе. Организаторы планировали лишь перебить верхушку гугенотов в Париже, но затем в резню включились сперва парижские горожане, придав ей совершенно иной масштаб, а затем она перекинулась и на другие города. Генрих Анжуйский, правда, побуждал другие города включиться в процесс, но они не сделали бы этого столь масштабно, если бы сами к тому не стремились. В основе всего лежат не интриги, а объективный конфликт общественных сил.
Фортуна, никогда не дающая людям полного счастья, вскоре обратила состояние счастливого торжества и празднеств в полностью противоположное: покушение на адмирала оскорбило всех исповедующих религию [гугенотов] и повергло их в отчаяние. В связи с этим Пардайан-старший и некоторые другие предводители гугенотов говорили с королевой-матерью в таких выражениях, что заставили ее подумать, не возникло ли у них дурное намерение в отношении ее самой. По предложению господина де Гиза и моего брата - короля Польши, позже ставшего королем Франции, было принято решение пресечь их возможные действия. Совет этот [сначала] не был одобрен королем Карлом, который весьма благоволил к господину адмиралу, господину де Ларошфуко, Телиньи, Ла Ну и иным руководителям этой религии, и рассчитывал, что они послужат ему во Фландрии. И, как я услышала от него самого, для него было слишком большой болью согласиться с этим решением. Если бы ему не внушили, что речь идет о его жизни и о его государстве, он никогда бы не принял такого совета. <...>
Наконец, когда благодаря угрозам Пардайана на ужине у королевы моей матери открылся злой умысел гугенотов, она поняла, что этот случай может повернуть дела таким образом, что если не разрушить их планы, той же ночью они предпримут покушение на нее и на короля. В таких условиях она приняла решение открыто рассказать королю Карлу правду обо всем и об опасности, которой он подвергается, обратившись с этой целью к господину маршалу де Рецу, поскольку знала, что никто, кроме него, не сможет сделать это лучше, так как он являлся наиболее доверенным лицом короля, пользующимся его особым благорасположением.
Каковой маршал вошел в кабинет короля между девятью и десятью часами вечера и сказал, что, как преданный ему слуга, он не может скрывать опасность, которая грозит королю, если тот продолжит настаивать на своем решении осуществить правосудие в отношении господина де Гиза; ибо король должен знать, что покушение на адмирала не было делом одного лишь господина де Гиза, поскольку в нем участвовали брат короля - король Польши, позже король Франции, и королева, наша мать. <...> Поэтому она затеяла это дело с целью изгнать в лице адмирала чуму из королевства, но, к несчастью, Моревер промахнулся с выстрелом, а гугеноты пришли в большое возмущение, считая виновниками покушения не только господина де Гиза, но и королеву-мать, и брата короля - короля Польши, поверив также, что и сам король дал на это согласие, а посему этой же ночью они [гугеноты] решили прибегнуть к оружию. В итоге очевидно, что Его Величество пребывает в огромной опасности, исходящей как от католиков из-за господина де Гиза, так и от гугенотов по вышеназванным причинам.
Король Карл, будучи очень осторожным от природы и всегда прислушивающимся к мнению королевы нашей матери, и как государь, ревнитель католической веры, осознав также положение вещей, незамедлительно решил согласиться с королевой-матерью и, следуя ее воле, положиться на католиков, защищая себя от гугенотов.
Католики воюют с гугенотами. Королевская власть номинально заодно с католиками, но стремится не столько к победе над гугенотами, сколько к миру в стране. Наконец мир заключён, и король планирует совместно с гугенотами воевать против испанцев во Фландрии. Мир решают закрепить династическим браком, и на свадьбу в Париж съезжаются вожди гугенотов. Естественно, католикам не нравится ни мир с их врагами, ни планы войны против их союзников-испанцев. Вождь католиков герцог Гиз бесхитростно организует покушение на вождя гугенотов адмирала Колиньи, но покушение оказывается неудачным, и адмирал остаётся в живых.
Вожди гугенотов высказывают претензии королеве-матери Екатерине Медичи, которая фактически правит вместо короля. Феодальная вольница - народ вспыльчивый, претензии высказаны в очень резких тонах, и королева-мать перепугана. Тут к ней приходят вожди католиков - Гиз и её любимый сын Генрих Анжуйский. Они говорят ей, что конфликт уже вспыхнул и отвратить его нельзя, гугеноты будут мстить, а значит необходимо нанести удар первыми и перебить гугенотскую верхушку. Перепуганная королева соглашается, потом выбивает согласие из безвольного короля, и начинается резня.
Первоначальный план предполагал истребление только гугенотских вождей, но раздражённые парижские горожане включились в процесс и решили перебить вообще всех гугенотов в городе; под шумок ради личной выгоды перебили и некоторых католиков. Затем резня перекинулась и на другие города.
Итог: гугеноты хоть и потеряли много людей, но их партия в целом была настолько сильна, что не ощутила принципиального ущерба. Но резня естественно озлобила их, и о прочном мире нельзя было и мечтать. Планы войны с врагом Франции - Испанией - были сорваны. Радикальные католики благодаря резне усилились настолько, что уже не нуждались в поддержке королевской власти и могли действовать самостоятельно. Умеренные католики, на которых ранее опиралась королевская власть, заметили её неадекват и организовали свою собственную партию во главе с младшим братом короля Франциском. Королевская власть крайне ослабела, и Франция на двадцать лет погрузилась в бесконечную кровавую кашу.
Любопытно, что для разжигания конфликта действующие лица прибегали даже к самооговору. Если причастность Гиза к покушению установлена почти наверняка, то участие Генриха Анжуйского не вполне ясно. Но в итоге он уговаривает мать, которая потом называет его соучастником. Вероятно, чтобы принудить Екатерину Медичи действовать, её любимый сын взял вину на себя. Затем Екатерина Медичи, продавливая короля, наверняка оговорила себя, сказав, что причастна к организации покушения. Логика здесь такова: если твой родственник в деле, то и ты уже автоматически в деле, а значит нечего отнекиваться.
Генриху Анжуйскому, когда он через два года стал королём Генрихом III, потом пришлось расхлёбывать кашу, которую он же и заварил в бытность королевским братом. Это стандартный сюжет из французской истории, который случался также с Людовиком XI, Людовиком XII и Генрихом IV: наследник престола - вождь феодальной оппозиции, но когда он становится королём, то ему приходится эту же оппозицию давить. Как писал Филипп де Коммин со ссылкой на Филиппа Доброго, "гентцы любят сына государя, а самого государя - никогда". Генриху III победить оппозицию не удалось, и ранее выпестованные им же радикальные католики его в конце концов прирезали.
В механике интриги выделю два фактора. Во-первых это уже описанная эскалация конфликта, когда стороны, которым эскалация была не нужна, всё же допускали её, непропорционально реагируя на обстановку. Сперва гугеноты слишком резко предъявляли претензии по поводу покушения. Повод для недовольства у них был вполне справедливый, но реагировали они чрезмерно и этим напугали Екатерину Медичи. Затем сама Екатерина неверно оценила опасность, на основе одних только словесных угроз решила, что конфликт с гугенотами неизбежен, слишком доверяла католикам и согласилась на план превентивного удара, хотя гугеноты атаковать не планировали и предотвращать было нечего. Католики же очень ловко управляли ситуацией, сперва покушением спровоцировав гугенотов, а потом с помощью влияния на Екатерину вынудив её согласиться на резню. Благодаря этому радикальным католикам удалось разрушить союз королевской власти с гугенотами и усилиться самим за счёт ослабления королевской власти.
Во-вторых огромную роль сыграла обстановка в обществе. Организаторы планировали лишь перебить верхушку гугенотов в Париже, но затем в резню включились сперва парижские горожане, придав ей совершенно иной масштаб, а затем она перекинулась и на другие города. Генрих Анжуйский, правда, побуждал другие города включиться в процесс, но они не сделали бы этого столь масштабно, если бы сами к тому не стремились. В основе всего лежат не интриги, а объективный конфликт общественных сил.
Click to view