Кому нужны перемены
Ключевая фраза в этом интервью Александра Секацкого, одного из представителей "петербургских фундаменталистов" - "политика оказалась востребована ... во всяком случае, москвичами и петербуржцами".
При этом imho, по москвичам - то понятно, а вот по петербуржцам, я бы сказал, это верно не больше, чем наполовину. А в остальных частях России запрос на новое устройство общества все так же маргинализирован, как и раньше.
"...до декабря я, как и многие другие философы, полагал, что само политическое измерение и в России, и в мире, утрачивает свой смысл. Казалось, что победили иные формы общественной консолидации - арт-пролетариат, уличное искусство, например, то, что делает группа “Война”. Я следил за своими студентами и думал: новое поколение прежнюю политику не выберет, проигнорирует ее как нечто отстойное, убогое, состоящее из занудных парламентских слушаний и электоральных игр. Поэтому было несколько неожиданным, что все эти вещи, вполне себе традиционные, снова наполнились жизнью, честолюбием, инвестициями присутствия.
Выяснилось, что политика, которой в последние 10 лет в России, по сути, занимался только один человек, вдруг снова оказалась востребованной народом. Во всяком случае, москвичами и петербуржцами."
и еще
"Может быть, одной из причин стало окончание анабиоза, начавшегося в ельцинские времена, когда при полной свободе слова существовала его абсолютная бездейственность. Обществу нужно было отдышаться, зализать раны после этого периода. И вот - раны зализаны, хлеб насущный обеспечен. Прибавилось самоуважения и вновь возникла жажда прямой публичной речи.
Вторым условием политической реанимации в России стала утеря чутья со стороны властей, которые решили, что все важнейшие государственные дела можно решать чисто технически - контролируя потоки денег, потоки влияния. «Вот я тебе даю слово, ты мне даешь слово, мы действуем по понятиям».
Такие принципы вполне годятся для руководства малой группой, но управлять с их помощью обществом - полное безумие. В конце концов, такое положение вещей заставило интеллигенцию пробудиться от спячки, почувствовать обиду и сказать: «С нами так нельзя». Думаю, некоторые признаки этого проявились еще до конца 2011-го - начала 2012 года. К примеру, во время истории с «Охта центром», где главной составляющей протеста был простой тезис: «Кто же мы, если нас посчитали за крупный и мелкий рогатый скот, не пожелали нужным спросить нашего мнения?» Лично для меня знаковым моментом стал и головокружительный кульбит Валентины Матвиенко, которая, даже не будучи сенатором, возглавила Совет Федерации. «Получается, с нами можно и такие штуки проделывать?» - подумало общество. И разозлилось.
Поводом, который позволил выплеснуть наружу эти страсти и реализовать скрытые революционные ожидания, стали выборы".
При этом imho, по москвичам - то понятно, а вот по петербуржцам, я бы сказал, это верно не больше, чем наполовину. А в остальных частях России запрос на новое устройство общества все так же маргинализирован, как и раньше.
"...до декабря я, как и многие другие философы, полагал, что само политическое измерение и в России, и в мире, утрачивает свой смысл. Казалось, что победили иные формы общественной консолидации - арт-пролетариат, уличное искусство, например, то, что делает группа “Война”. Я следил за своими студентами и думал: новое поколение прежнюю политику не выберет, проигнорирует ее как нечто отстойное, убогое, состоящее из занудных парламентских слушаний и электоральных игр. Поэтому было несколько неожиданным, что все эти вещи, вполне себе традиционные, снова наполнились жизнью, честолюбием, инвестициями присутствия.
Выяснилось, что политика, которой в последние 10 лет в России, по сути, занимался только один человек, вдруг снова оказалась востребованной народом. Во всяком случае, москвичами и петербуржцами."
и еще
"Может быть, одной из причин стало окончание анабиоза, начавшегося в ельцинские времена, когда при полной свободе слова существовала его абсолютная бездейственность. Обществу нужно было отдышаться, зализать раны после этого периода. И вот - раны зализаны, хлеб насущный обеспечен. Прибавилось самоуважения и вновь возникла жажда прямой публичной речи.
Вторым условием политической реанимации в России стала утеря чутья со стороны властей, которые решили, что все важнейшие государственные дела можно решать чисто технически - контролируя потоки денег, потоки влияния. «Вот я тебе даю слово, ты мне даешь слово, мы действуем по понятиям».
Такие принципы вполне годятся для руководства малой группой, но управлять с их помощью обществом - полное безумие. В конце концов, такое положение вещей заставило интеллигенцию пробудиться от спячки, почувствовать обиду и сказать: «С нами так нельзя». Думаю, некоторые признаки этого проявились еще до конца 2011-го - начала 2012 года. К примеру, во время истории с «Охта центром», где главной составляющей протеста был простой тезис: «Кто же мы, если нас посчитали за крупный и мелкий рогатый скот, не пожелали нужным спросить нашего мнения?» Лично для меня знаковым моментом стал и головокружительный кульбит Валентины Матвиенко, которая, даже не будучи сенатором, возглавила Совет Федерации. «Получается, с нами можно и такие штуки проделывать?» - подумало общество. И разозлилось.
Поводом, который позволил выплеснуть наружу эти страсти и реализовать скрытые революционные ожидания, стали выборы".