ПАЛАТА № 4, рассказ
Светило плавало в сиропе благодушных улыбок профессоров, восторженных взглядов студенток и немигающих глаз застывшего навытяжку медперсонала.
Небольшая процессия двигалась по коридору психиатрической клиники. Возглавлял ее приезжий корифей европейского масштаба, академик Б. Гостя сопровождали два пермских профессора и группа студентов мединститута.
Поводя окладистой бородой, академик осматривал новое лечебное заведение. Смотровой кабинет, процедурная, далее шли наблюдательные палаты без дверей, в которых по ночам не выключали свет. Затем начинались палаты алкоголиков.
Собственно ради этих алкоголиков, звезда психиатрии и оказалась в пермской клинике. Академик хотел убедиться в торжестве своего условно-рефлекторного метода лечения алкоголизма, о внедрении которого в Перми ему сообщил бывший ученик, а ныне профессор мединститута Протопопов.
Отделение больницы было своего рода лабораторией для кафедры психиатрии. Подопытные пьяницы и дураки, как ласково санитарки называли психических, содержались в лучших условиях, чем в обычных психушках.
Система работала идеально: медсестры наблюдали за невротиками днём и ночью, вели записи для врачей, а разумные алкоголики помогали им вязать буйных и поддерживать порядок за поблажки с куревом и прогулками.
Академик был в хорошем настроении: он только что провёл сеанс и лекцию в процедурной. Пьяницам ставили уколы апоморфина, потом подносили по рюмочке беленькой. От одного вида и запаха водки в сочетании с лекарством их начинало мутить. Алкоголики по очереди блевали в жестяные тазики, а корифей объяснял студентам алгоритмы процесса.
- Рвотный рефлекс, дорогие мои, великая защитная сила. Нас тошнит от всего безобразного, опасного, ядовитого. Алкоголь ядовит в любой дозе. Но слабый человек обманывает свой организм и приучает его к яду. Больной алкоголизмом теряет рвотный порыв. Только мы с вами можем вернуть защиту и спасти человека, восстановив рефлексы.
Эта речь, к удовольствию академика, была завершена дружным рыганием пьяниц, подтвердившим торжество науки.
Процессия двинулась далее, чтобы осмотреть mentaliter malе, - граждан, потерявших разум в Перми в текущем 1926 году.
Психические отдыхали после обеда: кто-то играл в шахматы, бывший священник обходил и крестил углы, а сбитый лётчик гудел, изображая пропеллер. Некоторые душевнобольные косо поглядывали в сторону белых халатов, не скрывая агрессии и рвотных позывов.
В этот момент в коридоре раздался железный грохот, словно неподалёку рухнула Эйфелева башня. Среди голых стен захохотало металлическое эхо. Колонна рассыпалась: студенты метнулись и прижались к стенке, доктора прикрыли телами академика, и только сам корифей и душевнобольные сохранили спокойствие. Академик повернул бороду. Перед процедурной стоял высокий парень со светлыми волосами.
- Вот, упал, - как бы извинился он, указав на жестяной тазик, прокатившийся по плиткам пола. Его голубые глаза смеялись, глядя на студентов, ироническая улыбка кривила почти мальчишеское лицо.
Ирония, значит, не шизофреник, - отметил про себя академик, - агрессивный. Нагло врет: сам бросил предмет, провоцирует реакцию, издевается. Мизантропия? Вряд ли, скорее невротик.
- Аркаша из четвёртой опять тазиком кидается, - донеслось из комнаты алкоголиков.
- Голиков, вернитесь в палату! - строго сказал профессор Клевезаль, оправившись от непроизвольной реакции на гиперзвук.
Парень исчез в проеме двери с красной четверкой сверху.
- Это наш писатель и журналист, известный пациент, творческий, - смущенно пояснил академику главврач.
- Творчество вижу, а диагноз?
Клевезаль снова смутился.
- Шахсей-Вахсей, - пробормотал он.
Профессор был удручён. Он специально собрал студентов на встречу с великим, а что они запомнят теперь: ужас и шум жестяного тазика?
- Вот что, Евгений Робертович, - нахмурился академик, - давайте-ка отпустим наших юных гиппократов и побеседуем.
Никто не сомневался, что академик Б. был гением. "Полное устройство человеческого мозга знают только Бог и Б.", - как выразился один немецкий профессор. У гения была мечта - собрать большую коллекцию мозгов выдающихся граждан и проверить, чем они отличаются от мыслительных органов обычных трудящихся. Корифей был материалистом: он расчленял мозги, делал тончайшие срезы ткани и исследовал клетки серого вещества в поисках разницы. Его собственный мыслительный орган был завещан в "Пантеон мозга", в институт его имени.
Неудивительно, что творческие люди особенно интересовали академика.
И каков же все-таки диагноз у вашего пациента? - вновь поинтересовался физиолог у главврача наедине в смотровом кабинете.
Евгений Робертович вздохнул и принялся перечислять.
1. Травматический невроз после падения с лошади при взрыве снаряда,
2. Военный синдром навязчивых состояний,
3. Маниакально-депрессивный синдром с попытками суицида: режется бритвой: типичный шахсей-вахсей.
4. Алкоголизм.
Из армии комиссован. Журналист: пишет рассказы и повести. Вот, например. Врач указал на газету. Академик взглянул на рассказ под заголовком "Угловой дом". Пробежал глазами содержание.
Любопытно, - пробормотал он, - что ещё рассказывает?
- Вчера говорил про грибы...
- Про грибы? - оживился физиолог, - изложите!
- Рассказывал, как гулял с товарищем летом за городом, по пермскому лесу. Тут, у нас, знаете, много грибов. В отдельных местах на каждом шагу.
- Ага, ага, помню: вот пермские дремучие леса! - процитировал знаменитый психиатр не менее знаменитого поэта.
- Да, именно так. И шли они с графинчиком уксуса и водочкой. На пути вперёд срезали грибы и заливали в шляпки уксус, а на обратной дороге пили по пятьдесят грамм и закусывали уже маринованными грибочками.
- Замечательно! - воскликнул непримиримый враг алкоголя, - вот что, дорогой Евгений Робертович, давайте-ка его ко мне на гипноз. Полечим вашего пациента от навязчивых состояний.
Клевезаль вспомнил медицинские легенды о том, как Б. рассылал по столице повозки, доставлявшие пьяниц Петербурга к ученому, а после проводил сеансы массового лечения алкоголизма с помощью гипноза. Тогда, благодаря невероятным результатам, гипноз признали официальным методом лечения.
- Хорошо, Владимир Михайлович, немедленно организуем...
Голиков, на гипноз! - через несколько минут донёсся голос медсестры из коридора.
Прошло полтора часа прежде чем из кабинета вышел больной. Клевезаль уже начал беспокоиться, но не решался заглянуть и прервать сеанс. Теперь можно было удовлетворить любопытство.
Великий психиатр Б. был возбуждён и расхаживал по кабинету.
- Как гипноз, Владимир Михайлович, получилось? - осторожно поинтересовался главврач.
- Ни черта, ни хрена не получилось. Не поддался! - радостно возвестило светило.
- Но что же вы тогда делали? - удивился Клевезаль.
- Сказки слушал! - сказал довольный академик, - сказки про военную тайну и Красную армию. Да!
Он махнул рукой и задел стол. Истории болезней рухнули и покрыли пол опавшими листьями.
Главврач психиатрической лечебницы профессионально насторожился. Вид великого человека был непривычен. Обычно спокойный, как гора на горизонте, корифей выглядел странно. Моторика и речь плясали на грани нормы, глаза блуждали.
На шум заглянула медсестра и бросилась поднимать исписанные листы.
- Простите, ради Бога, - академик глянул на пол, - но теперь я все знаю: про меня, про вас, про наше будущее. Знаю Военную тайну! - заговорщицки подмигнул он доктору.
Врач читал в книгах академика о передаче психических микробов, но не верил в теорию до конца. Увиденное поколебало скепсис доктора. А вдруг это правда, и великий человек заразился у него в больнице?
- Давайте выпьем чаю, Владимир Михайлович, - успокоительно сказал врач, - и вы расскажете мне эти сказки. Гость согласился.
Медсестра принесла чай, Клевезаль достал сладости. Утихший было академик глянул на стол и захохотал.
- А ведь вас расстреляют за измену Родине, доктор. У вас есть банка варенья и корзина печенья. Слишком хорошо живете, Евгений Робертович. Вы - плохой мальчик! - сквозь смех и бороду заявил гость.
Врач растерялся. Нездоровая эйфория у собеседника налицо, затем по теории должно наступить суицидальное состояние.
- Не беспокойтесь за меня, коллега, - физиолог заметил испуг доктора, - я в норме, а ваш пациент несомненный талант, я запишу его мозг на очередь в Пантеон.
Нечто похожее на ревность кольнуло изнутри профессора. Его мозгами академик нисколько не интересовался.
- Вот послушайте только! - и корифей поведал ему сказку про двух разных мальчишек, один из которых погиб, защищая землю от буржуев, а другой продал Родину за банку варенья. Он вспомнил ещё несколько историй и подмигнул снова.
- Не пересказывайте никому, пожалуйста. Это я вам разболтал по секрету. Больной отлично пишет в больнице, но это незаконченные вещи. Я дал слово автору. Клянётесь?
- Клянусь! - эхом отозвался профессор, - а как же Военная тайна?
- Ну, вот это самое интересное, это я вывел сам из рассказов пациента... Вам открою тайну, вы же не враг, - хрустя печеньем, засмеялся гений, - к тому же мы с вами в психиатрической больнице, а здесь, как обычно свобода слова. Помните ли, мой дорогой, апорию Зенона про Ахиллеса и черепаху?
Клевезаль напряг память в поисках гимназических сведений.
- Это про то, как герой не догонит черепаху? Да, помню: он бежит в десять раз быстрее черепахи и находится позади неё на расстоянии в тысячу шагов. За то время, что Ахиллес пробежит это расстояние, черепаха проползёт сто шагов. Когда он пробежит сто шагов, черепаха проползёт ещё десять, и так далее до бесконечности. Быстроногий Ахиллес никогда не догонит черепаху. Логика.
- Именно так, не догонит. Так вот, в рассказах нашего пациента герой сражается и всегда гибнет. Потом придёт Красная Армия и будет всем счастье. Рай сейчас расположен не в небе, как было при покойном императоре, а на земле, но далеко в будущем. Пока мы в аду. Мы всегда будем тянуть руки из ада, как на картинах Босха и Брейгеля, а ваш писатель будет шагать впереди, как "Безумная Грета". И когда мы сделаем несколько шагов к раю, рай немножко отодвинется от нас. Его нам не догнать никогда, любезный Евгений Робертович. Это великая тайна, которую я узнал в Перми, благодаря вам.
А насчет больного не гадайте, это не просто болезнь, а философия. Он всегда будет резаться и ждать на помощь армию в белых халатах.
Главврач промолчал.
Звякая ложечками о кружки, больные шли в столовую. Невысокое солнце застыло на излете февральского дня.
- Вот что, любезный доктор, - сказал поднимаясь академик, - скоро у меня поезд, а я все ещё не посмотрел вашу чудесную Пермь. Давайте прокатимся по улицам, покажете мне Каму и вперёд, на вокзал.
Пролетка двинулась по Красноуфимской, свернула на улицу Троцкого, миновала поперечную улицу Зиновьева и выехала на Красный проспект. Мелькали пивные ларьки, реклама Москвошея, вывески нэпманских номеров "Пале Рояль" и "Метрополь".
На ступенях Кафедрального собора, несмотря на морозец, дежурили нищие, на камском льду медитировали рыбаки. В затоне на другом берегу за дымкой просвечивали вмерзшие в лёд пароходы. В небе чертил линию аэроплан, по мосту вдалеке змеился поезд.
- Летом здесь, наверное, хорошо,- произнёс академик.
- Пароходы идут, буксиры. Лес сплавляют. И купаться можно, - подтвердил врач. Знаменитая борода приезжего заиндевела, и корифей в шубе стал похож на доброго Деда Мороза.
Возница дернул поводья, лошадь издала недовольное ржание, и пролетка двинулась дальше.
Академик думал о городе, в котором гудят поезда, летят самолеты, идут корабли, а в психиатрической больнице с пером в руке сидит Мальчиш-Кибальчиш в ожидании близкой беды и далекого счастья.
- Эх, спасибо за приют, за ласку, за чай, дорогой мой Евгений Робертович, - кутаясь в шубу, сказал гость, - хорошая у вас больница образовалась, современная. Вот только прибор Попель-Рейтера для изучения умственного напряжения по методу Креппелина докупите для полной комплектации. Парня этого, журналиста, полечите: микстура Бехтерева, ванны, бром. Он, впрочем, не раз вас еще навестит, немало хорошего напишет. Про мозг не забудьте!
Поезд стоял под парами.
Наконец, паровоз дал долгий прощальный гудок.
- Привет Мальчишу! - весело крикнул академик, подняв ладонь.
Клевезаль вздохнул и помахал в ответ.
***
Психиатрическая клиника на Революции, 56. Перед сносом в 2012 г.
Фото из блога: klyaksina.livejournal.com
Примечания для любителей исторических фактов.
Академик В.М.Бехтерев в 1926 году посетил Пермь для внедрения методов лечения алкоголизма. В 1927 году Бехтерев скоропостижно скончался в Москве при невыясненных обстоятельствах. О его смерти ходило много непотвержденных слухов, говорили, что он был отравлен НКВД из-за диагнозов вождям. Немецкий писатель Лион Фейхтвангер написал по мотивам событий «Рассказ о физиологе докторе Б.».
Аркадий Гайдар в феврале 1926 года лежал в пермской психиатрической клинике, которую посетил академик. Известно, что писателя лечили гипнозом. Встречались ли они с Бехтеревым - неизвестно.
Писатель по собственным воспоминаниям лежал в психиатрических больницах 8-10 раз. В 1932 году в Хабаровской больнице, где Гайдар оказался в отделении для буйных,была закончена повесть о Мальчише-Кибальчише.
Клевезаль, Евгений Робертович (1861 - 1942) - доктор медицинских наук, психиатр, профессор. С 1925 по 1931 год главный врач Пермской психиатрической больницы, друг и коллега академика В.М. Бехтерева. За время пребывания в Перми опубликовал ряд работ по вопросам строительства психиатрических учреждений. В 1931 году организовал новую клинику в Троицком районе Челябинской области. Во время войны в 1941 г. по ложному доносу был арестован и в1942 г. расстрелян в местах лишения свободы. В 1998 г. реабилитирован.
"Безумная Грета" - картина Брейгеля, навеянная мотивами Босха. Изображает безумную женщину с мечом в руке, пролагающую себе дорогу в аду.
(с) борис эренбург, 2020.
Небольшая процессия двигалась по коридору психиатрической клиники. Возглавлял ее приезжий корифей европейского масштаба, академик Б. Гостя сопровождали два пермских профессора и группа студентов мединститута.
Поводя окладистой бородой, академик осматривал новое лечебное заведение. Смотровой кабинет, процедурная, далее шли наблюдательные палаты без дверей, в которых по ночам не выключали свет. Затем начинались палаты алкоголиков.
Собственно ради этих алкоголиков, звезда психиатрии и оказалась в пермской клинике. Академик хотел убедиться в торжестве своего условно-рефлекторного метода лечения алкоголизма, о внедрении которого в Перми ему сообщил бывший ученик, а ныне профессор мединститута Протопопов.
Отделение больницы было своего рода лабораторией для кафедры психиатрии. Подопытные пьяницы и дураки, как ласково санитарки называли психических, содержались в лучших условиях, чем в обычных психушках.
Система работала идеально: медсестры наблюдали за невротиками днём и ночью, вели записи для врачей, а разумные алкоголики помогали им вязать буйных и поддерживать порядок за поблажки с куревом и прогулками.
Академик был в хорошем настроении: он только что провёл сеанс и лекцию в процедурной. Пьяницам ставили уколы апоморфина, потом подносили по рюмочке беленькой. От одного вида и запаха водки в сочетании с лекарством их начинало мутить. Алкоголики по очереди блевали в жестяные тазики, а корифей объяснял студентам алгоритмы процесса.
- Рвотный рефлекс, дорогие мои, великая защитная сила. Нас тошнит от всего безобразного, опасного, ядовитого. Алкоголь ядовит в любой дозе. Но слабый человек обманывает свой организм и приучает его к яду. Больной алкоголизмом теряет рвотный порыв. Только мы с вами можем вернуть защиту и спасти человека, восстановив рефлексы.
Эта речь, к удовольствию академика, была завершена дружным рыганием пьяниц, подтвердившим торжество науки.
Процессия двинулась далее, чтобы осмотреть mentaliter malе, - граждан, потерявших разум в Перми в текущем 1926 году.
Психические отдыхали после обеда: кто-то играл в шахматы, бывший священник обходил и крестил углы, а сбитый лётчик гудел, изображая пропеллер. Некоторые душевнобольные косо поглядывали в сторону белых халатов, не скрывая агрессии и рвотных позывов.
В этот момент в коридоре раздался железный грохот, словно неподалёку рухнула Эйфелева башня. Среди голых стен захохотало металлическое эхо. Колонна рассыпалась: студенты метнулись и прижались к стенке, доктора прикрыли телами академика, и только сам корифей и душевнобольные сохранили спокойствие. Академик повернул бороду. Перед процедурной стоял высокий парень со светлыми волосами.
- Вот, упал, - как бы извинился он, указав на жестяной тазик, прокатившийся по плиткам пола. Его голубые глаза смеялись, глядя на студентов, ироническая улыбка кривила почти мальчишеское лицо.
Ирония, значит, не шизофреник, - отметил про себя академик, - агрессивный. Нагло врет: сам бросил предмет, провоцирует реакцию, издевается. Мизантропия? Вряд ли, скорее невротик.
- Аркаша из четвёртой опять тазиком кидается, - донеслось из комнаты алкоголиков.
- Голиков, вернитесь в палату! - строго сказал профессор Клевезаль, оправившись от непроизвольной реакции на гиперзвук.
Парень исчез в проеме двери с красной четверкой сверху.
- Это наш писатель и журналист, известный пациент, творческий, - смущенно пояснил академику главврач.
- Творчество вижу, а диагноз?
Клевезаль снова смутился.
- Шахсей-Вахсей, - пробормотал он.
Профессор был удручён. Он специально собрал студентов на встречу с великим, а что они запомнят теперь: ужас и шум жестяного тазика?
- Вот что, Евгений Робертович, - нахмурился академик, - давайте-ка отпустим наших юных гиппократов и побеседуем.
Никто не сомневался, что академик Б. был гением. "Полное устройство человеческого мозга знают только Бог и Б.", - как выразился один немецкий профессор. У гения была мечта - собрать большую коллекцию мозгов выдающихся граждан и проверить, чем они отличаются от мыслительных органов обычных трудящихся. Корифей был материалистом: он расчленял мозги, делал тончайшие срезы ткани и исследовал клетки серого вещества в поисках разницы. Его собственный мыслительный орган был завещан в "Пантеон мозга", в институт его имени.
Неудивительно, что творческие люди особенно интересовали академика.
И каков же все-таки диагноз у вашего пациента? - вновь поинтересовался физиолог у главврача наедине в смотровом кабинете.
Евгений Робертович вздохнул и принялся перечислять.
1. Травматический невроз после падения с лошади при взрыве снаряда,
2. Военный синдром навязчивых состояний,
3. Маниакально-депрессивный синдром с попытками суицида: режется бритвой: типичный шахсей-вахсей.
4. Алкоголизм.
Из армии комиссован. Журналист: пишет рассказы и повести. Вот, например. Врач указал на газету. Академик взглянул на рассказ под заголовком "Угловой дом". Пробежал глазами содержание.
Любопытно, - пробормотал он, - что ещё рассказывает?
- Вчера говорил про грибы...
- Про грибы? - оживился физиолог, - изложите!
- Рассказывал, как гулял с товарищем летом за городом, по пермскому лесу. Тут, у нас, знаете, много грибов. В отдельных местах на каждом шагу.
- Ага, ага, помню: вот пермские дремучие леса! - процитировал знаменитый психиатр не менее знаменитого поэта.
- Да, именно так. И шли они с графинчиком уксуса и водочкой. На пути вперёд срезали грибы и заливали в шляпки уксус, а на обратной дороге пили по пятьдесят грамм и закусывали уже маринованными грибочками.
- Замечательно! - воскликнул непримиримый враг алкоголя, - вот что, дорогой Евгений Робертович, давайте-ка его ко мне на гипноз. Полечим вашего пациента от навязчивых состояний.
Клевезаль вспомнил медицинские легенды о том, как Б. рассылал по столице повозки, доставлявшие пьяниц Петербурга к ученому, а после проводил сеансы массового лечения алкоголизма с помощью гипноза. Тогда, благодаря невероятным результатам, гипноз признали официальным методом лечения.
- Хорошо, Владимир Михайлович, немедленно организуем...
Голиков, на гипноз! - через несколько минут донёсся голос медсестры из коридора.
Прошло полтора часа прежде чем из кабинета вышел больной. Клевезаль уже начал беспокоиться, но не решался заглянуть и прервать сеанс. Теперь можно было удовлетворить любопытство.
Великий психиатр Б. был возбуждён и расхаживал по кабинету.
- Как гипноз, Владимир Михайлович, получилось? - осторожно поинтересовался главврач.
- Ни черта, ни хрена не получилось. Не поддался! - радостно возвестило светило.
- Но что же вы тогда делали? - удивился Клевезаль.
- Сказки слушал! - сказал довольный академик, - сказки про военную тайну и Красную армию. Да!
Он махнул рукой и задел стол. Истории болезней рухнули и покрыли пол опавшими листьями.
Главврач психиатрической лечебницы профессионально насторожился. Вид великого человека был непривычен. Обычно спокойный, как гора на горизонте, корифей выглядел странно. Моторика и речь плясали на грани нормы, глаза блуждали.
На шум заглянула медсестра и бросилась поднимать исписанные листы.
- Простите, ради Бога, - академик глянул на пол, - но теперь я все знаю: про меня, про вас, про наше будущее. Знаю Военную тайну! - заговорщицки подмигнул он доктору.
Врач читал в книгах академика о передаче психических микробов, но не верил в теорию до конца. Увиденное поколебало скепсис доктора. А вдруг это правда, и великий человек заразился у него в больнице?
- Давайте выпьем чаю, Владимир Михайлович, - успокоительно сказал врач, - и вы расскажете мне эти сказки. Гость согласился.
Медсестра принесла чай, Клевезаль достал сладости. Утихший было академик глянул на стол и захохотал.
- А ведь вас расстреляют за измену Родине, доктор. У вас есть банка варенья и корзина печенья. Слишком хорошо живете, Евгений Робертович. Вы - плохой мальчик! - сквозь смех и бороду заявил гость.
Врач растерялся. Нездоровая эйфория у собеседника налицо, затем по теории должно наступить суицидальное состояние.
- Не беспокойтесь за меня, коллега, - физиолог заметил испуг доктора, - я в норме, а ваш пациент несомненный талант, я запишу его мозг на очередь в Пантеон.
Нечто похожее на ревность кольнуло изнутри профессора. Его мозгами академик нисколько не интересовался.
- Вот послушайте только! - и корифей поведал ему сказку про двух разных мальчишек, один из которых погиб, защищая землю от буржуев, а другой продал Родину за банку варенья. Он вспомнил ещё несколько историй и подмигнул снова.
- Не пересказывайте никому, пожалуйста. Это я вам разболтал по секрету. Больной отлично пишет в больнице, но это незаконченные вещи. Я дал слово автору. Клянётесь?
- Клянусь! - эхом отозвался профессор, - а как же Военная тайна?
- Ну, вот это самое интересное, это я вывел сам из рассказов пациента... Вам открою тайну, вы же не враг, - хрустя печеньем, засмеялся гений, - к тому же мы с вами в психиатрической больнице, а здесь, как обычно свобода слова. Помните ли, мой дорогой, апорию Зенона про Ахиллеса и черепаху?
Клевезаль напряг память в поисках гимназических сведений.
- Это про то, как герой не догонит черепаху? Да, помню: он бежит в десять раз быстрее черепахи и находится позади неё на расстоянии в тысячу шагов. За то время, что Ахиллес пробежит это расстояние, черепаха проползёт сто шагов. Когда он пробежит сто шагов, черепаха проползёт ещё десять, и так далее до бесконечности. Быстроногий Ахиллес никогда не догонит черепаху. Логика.
- Именно так, не догонит. Так вот, в рассказах нашего пациента герой сражается и всегда гибнет. Потом придёт Красная Армия и будет всем счастье. Рай сейчас расположен не в небе, как было при покойном императоре, а на земле, но далеко в будущем. Пока мы в аду. Мы всегда будем тянуть руки из ада, как на картинах Босха и Брейгеля, а ваш писатель будет шагать впереди, как "Безумная Грета". И когда мы сделаем несколько шагов к раю, рай немножко отодвинется от нас. Его нам не догнать никогда, любезный Евгений Робертович. Это великая тайна, которую я узнал в Перми, благодаря вам.
А насчет больного не гадайте, это не просто болезнь, а философия. Он всегда будет резаться и ждать на помощь армию в белых халатах.
Главврач промолчал.
Звякая ложечками о кружки, больные шли в столовую. Невысокое солнце застыло на излете февральского дня.
- Вот что, любезный доктор, - сказал поднимаясь академик, - скоро у меня поезд, а я все ещё не посмотрел вашу чудесную Пермь. Давайте прокатимся по улицам, покажете мне Каму и вперёд, на вокзал.
Пролетка двинулась по Красноуфимской, свернула на улицу Троцкого, миновала поперечную улицу Зиновьева и выехала на Красный проспект. Мелькали пивные ларьки, реклама Москвошея, вывески нэпманских номеров "Пале Рояль" и "Метрополь".
На ступенях Кафедрального собора, несмотря на морозец, дежурили нищие, на камском льду медитировали рыбаки. В затоне на другом берегу за дымкой просвечивали вмерзшие в лёд пароходы. В небе чертил линию аэроплан, по мосту вдалеке змеился поезд.
- Летом здесь, наверное, хорошо,- произнёс академик.
- Пароходы идут, буксиры. Лес сплавляют. И купаться можно, - подтвердил врач. Знаменитая борода приезжего заиндевела, и корифей в шубе стал похож на доброго Деда Мороза.
Возница дернул поводья, лошадь издала недовольное ржание, и пролетка двинулась дальше.
Академик думал о городе, в котором гудят поезда, летят самолеты, идут корабли, а в психиатрической больнице с пером в руке сидит Мальчиш-Кибальчиш в ожидании близкой беды и далекого счастья.
- Эх, спасибо за приют, за ласку, за чай, дорогой мой Евгений Робертович, - кутаясь в шубу, сказал гость, - хорошая у вас больница образовалась, современная. Вот только прибор Попель-Рейтера для изучения умственного напряжения по методу Креппелина докупите для полной комплектации. Парня этого, журналиста, полечите: микстура Бехтерева, ванны, бром. Он, впрочем, не раз вас еще навестит, немало хорошего напишет. Про мозг не забудьте!
Поезд стоял под парами.
Наконец, паровоз дал долгий прощальный гудок.
- Привет Мальчишу! - весело крикнул академик, подняв ладонь.
Клевезаль вздохнул и помахал в ответ.
***
Психиатрическая клиника на Революции, 56. Перед сносом в 2012 г.
Фото из блога: klyaksina.livejournal.com
Примечания для любителей исторических фактов.
Академик В.М.Бехтерев в 1926 году посетил Пермь для внедрения методов лечения алкоголизма. В 1927 году Бехтерев скоропостижно скончался в Москве при невыясненных обстоятельствах. О его смерти ходило много непотвержденных слухов, говорили, что он был отравлен НКВД из-за диагнозов вождям. Немецкий писатель Лион Фейхтвангер написал по мотивам событий «Рассказ о физиологе докторе Б.».
Аркадий Гайдар в феврале 1926 года лежал в пермской психиатрической клинике, которую посетил академик. Известно, что писателя лечили гипнозом. Встречались ли они с Бехтеревым - неизвестно.
Писатель по собственным воспоминаниям лежал в психиатрических больницах 8-10 раз. В 1932 году в Хабаровской больнице, где Гайдар оказался в отделении для буйных,была закончена повесть о Мальчише-Кибальчише.
Клевезаль, Евгений Робертович (1861 - 1942) - доктор медицинских наук, психиатр, профессор. С 1925 по 1931 год главный врач Пермской психиатрической больницы, друг и коллега академика В.М. Бехтерева. За время пребывания в Перми опубликовал ряд работ по вопросам строительства психиатрических учреждений. В 1931 году организовал новую клинику в Троицком районе Челябинской области. Во время войны в 1941 г. по ложному доносу был арестован и в1942 г. расстрелян в местах лишения свободы. В 1998 г. реабилитирован.
"Безумная Грета" - картина Брейгеля, навеянная мотивами Босха. Изображает безумную женщину с мечом в руке, пролагающую себе дорогу в аду.
(с) борис эренбург, 2020.