(no subject)
Долгая, долгая жизнь состоит из нескольких мелодий, выдергивающих воспоминания о всякой любви. Стоило появиться человеку - стоило впасть в очарование, отмеченное, конечно, привычной обречённостью (в первые же - роковые - секунды соло в до, ре, ля и других минорах: до последнего кротко-безнадёжного аккорда) - возникала и закольцовывалась музыка, сопровождающая очередную лав-стори и меня. Прошлое - не видеослайды, но звук и больше ничего.
Это опасный выбор. Видео подчиняется волевому усилию, музыка - своевольна. Противостоять её провокации сентиментальному человеку невозможно. Своё 17-летие я встретила одержимой. Ленинград семнадцатилетия присматривался ко мне, провинциалке - не делал скидок, был равнодушен в той степени, которая необходима для окончательного пропадания хоть в чём: тем более - в любви.
В 17 была влюблена как никто и никогда.
Я влюбилась в поезде - о, если б не пальто! Если б не выстрел пуговицы, покатившейся под ноги предмету будущих грёз. Выстрел, уложивший наповал, прозвучал одновременно с мелодией, истекающей из переносного мангнитофона.
«Сувенир» превращает начало в воспоминание, такие штуки чую сразу.
Потом мы танцевали - потом молчала - потом ждала - отчаивалась, выходила замуж. Потом была биография не с тем и не так. «Сувенир» затих, или оглохла - или притворилась да так и привыкла.
Потом был Дассен и Карнавал, и другая попса, но «Сувенир», мой гамбургский счёт, звучал, теперь-то ясно, не стихая. То ли любовь, то ли семнадцатилетие, то ли Ленинград: а то - не истина ли, которую не осилила, потому что слишком прекрасно, чтобы стать фактом обычной, разумной, не терпеливой к очарованию жизни.
Это опасный выбор. Видео подчиняется волевому усилию, музыка - своевольна. Противостоять её провокации сентиментальному человеку невозможно. Своё 17-летие я встретила одержимой. Ленинград семнадцатилетия присматривался ко мне, провинциалке - не делал скидок, был равнодушен в той степени, которая необходима для окончательного пропадания хоть в чём: тем более - в любви.
В 17 была влюблена как никто и никогда.
Я влюбилась в поезде - о, если б не пальто! Если б не выстрел пуговицы, покатившейся под ноги предмету будущих грёз. Выстрел, уложивший наповал, прозвучал одновременно с мелодией, истекающей из переносного мангнитофона.
«Сувенир» превращает начало в воспоминание, такие штуки чую сразу.
Потом мы танцевали - потом молчала - потом ждала - отчаивалась, выходила замуж. Потом была биография не с тем и не так. «Сувенир» затих, или оглохла - или притворилась да так и привыкла.
Потом был Дассен и Карнавал, и другая попса, но «Сувенир», мой гамбургский счёт, звучал, теперь-то ясно, не стихая. То ли любовь, то ли семнадцатилетие, то ли Ленинград: а то - не истина ли, которую не осилила, потому что слишком прекрасно, чтобы стать фактом обычной, разумной, не терпеливой к очарованию жизни.
Click to view