кошки молоток перила
Совсем старая вещица, может быть ей уже десять лет.
Я сижу пью кофе. Растворимый из банки. С точки зрения кофемана - полный отстой. Но я не кофеман и меня устраивает. На часах 8.30.Сегодня нет сверх срочных дел, поэтому я пью медленно, не торопясь, с расстановкой. Буль- буль- буль - молоко из пакета льется пульсирующей струйкой в чашку с темно-коричневой жидкостью, перемешиваясь, образует коктейль оттенка слоновой кости. Да. Именно такой колер и вкус предпочитаю я вот уже долгие годы. Пара ложек сахара и творог. Может быть зеленое яблоко, или немного маслин. Сигарета заранее выглядывает из пачки. Через пару минут ее сладостный дымок завершает неизменный утренний ритуал.
А куда запропастилась Наташка? - приходит неожиданная мысль. И я вдруг начинаю думать, почему она приходит. Да скорее всего потому, что последнее время ее не видно и не слышно, что само по себе по меньшей мере странно, учитывая что она - поистине вездесуща. Скрипнет ли дверь, или звякнет ключ - тут - как тут из-за двери ее нос.
- Свои?
- Свои, - ворчу я, досадуя на чрезмерную опеку.
В самом деле - дня не проходит, что бы я не столкнулся с ней или у входной двери, или в лифте, или просто при входе в подъезд, где она кормит бездомных кошек.
- Кисики-кисики-кисики - и ставит тарелку на снег. Когда они подбегают, она так и стоит, склонившись над ними. Щеки вниз, пальто задравшееся на заднице, ноги в кокетливых ботиках. - Ты-то куда! - шипит Наташка и отпихивает самого толстого кота. Обычная часть ее дневного распорядка.
Куртка на мне, вещи проверены, обувь зашнурована, и я выхожу на улицу. Пока прогревается мотор, сгребаю снег с машины щеткой.
Как-то совсем давно, меняя замок в тогда еще деревянной входной двери, я вышел проверить свою же работу на площадку и захлопнул дверь. Замок щелкнул масляно, притерто. Ай да молодец! Вот Вам я! Такой рукастый мужичок! И взялся за ручку чтоб вернуться в квартиру. Через мгновение следующая мысль заставила похолодеть - а ключ - то внутри... Время - 23.30, я в тапочках и домашних штанишках, торс оголен, соседи спят, вокруг мертвая тишина... В ответ на звонок в полуоткрытой двери появляется Наташкино заспанное лицо.
- Захлопнул дверь? - так тебе и надо - и злорадно смотрит на мои босые ноги в тапочках. Волосы всклокочены, брови нахмурены, как всегда. Но это ширма. На самом деле - она меня любит, кроме того, сама - добрейшая душа, но всегда создает суровую видимость. Для острастки.
- И что теперь? - иди ложись, постелю тебе на кухне. - Но перспектива ночевать у нее на кухне меня никак не устраивает. Пытаюсь перелезть с ее балкона на свой через зарешеченный промежуток. Она хватает меня за ноги и удерживая, голосит как солдатка, провожающая мужа на войну. На верную погибель.
- Да тише ты, спят же все... - Нет. Так не пойдет. Одалживаю у нее молоток и, перейдя в тапочках по улице в соседний подъезд, поднимаюсь на свой же этаж, только со стороны соседей. Дверь открывает какая-то тетушка в ночном чепце и светлой ночной сорочке. Бормоча на ходу объяснения, быстро, что б не опомнилась, перемещаюсь на балкон, проходя через единственную комнату, буквально по телам еще каких-то домочадцев, тоже сплошь женщин и девочек в ночных сорочках, валом лежащих на полу на обширном матраце. Все это напоминает плохую репетицию какого-нибудь дурацкого спектакля захолустного областного театра. Что-то вроде - "В квартиру с мирно спящими беженцами врывается полуголый маньяк с молотком в руке". Очень современно... а ведь так бы оно и было если посмотреть со стороны, не зная подоплеки.
Оба наших балкона - на одном уровне, только мой застеклен.
- Щас будет громко, - виновато улыбаясь, говорю я, и изогнувшись, с размаху вонзаю молоток в собственное стекло. Пока звенят и длинькают вышибленные осколки - повернув голову, наблюдаю бледные, полные ужаса лица домочадцев, облепившие окно с внутренней стороны. Самые маленькие приблизили их вплотную к стелу так, что носики расплющились наподобие поросячьих рыльцев. - Бедные люди... минуту назад они еще мирно спали. Но не ночевать же мне на улице голым. Или у Наташки. Да уж.
Осторожно выбрав торчащие стеклянные треугольники, медленно заношу ногу через перила. На мгновенье между ею и второй, где-то там внизу, проявляются в темноте острые верхушки кустов, хищно раззявившие пасти. - Не дождетесь. Перенеся вес на толчковую ногу, напружиниваюсь и, - рывок... бухает сердце. Спрыгнув с перил, толкаю свою не запертую балконную дверь. Все... Амба... Дома я. И только теперь мелкая дрожь в ногах и трясущаяся рука с зажигалкой.
Вот и сейчас закуриваю. Дымок сизой струйкой поднимается и вьется в щель приспущенного стекла, за которым как раз и возникают в снежной круговерти знакомое пальтецо и неизменные ботики. Наташка.
- До "Пятерочки" подвезешь? - сходу вопрошает она и уже просовывает в открытую дверцу руку, обмотанную полотенцем. В другой пустая кошелка. Вообще она без церемоний.
- Где пропадала?
- Где, где... - в Караганде, - по обычаю зло и надувшись, вступает в разговор. Но это ее обычная манера и я не обижаюсь.
- Тут неделю назад кормила из окна голубей.
- Ну?
- Вот и ну... приоткрыла створку, сыплю им на козырек, а мой (кот) лапы - то и просунул, дурак. Туда же. Я испугалась, что сцапает и створку захлопнула. Да прямо вместе с лапамииии... - подвывая, откинулась и сделала лицо, какое бывает у пациента в кресле зубного врача. И дальше события развернулись для нее примерно следующим образом:
- Кот, ошарашенный неожиданным защемлением, вцепился в то что первое подвернулось ему под зубы - в Наташкину руку. Рука раздулась и посинела буквально на следующий день и Наташка побежала в поликлинику. Врач - хирург строго поглядел на опухоль и сказал:
- Я немедленно по скорой кладу вас в больницу.
- Как это в больницу, почему в больницу? - Наташка не на шутку испугалась.
- В любую минуту может начаться заражение крови. Это вам не кис-кис-кис...
- Так я еле уговорила его, не класть, представляешь? - толкает меня под локоть. - Выписал кучу каких-то жутких антибиотиков. Пила, пила, язык почернел, в боку закололо и начался понос...
- и понос и золотуха, бормочу я, включая дворники и уворачиваясь от подрезающего лихача. И вслух:
- Ах душа моя, тебя погубит чрезмерная любовь к животным.
- Молчи уже, - рычит Наташка и зло дергает сумкой. Двигатель, нежно урча, поет свою песню. Мимо проплывают дома, прохожие, мамы с колясками.
- И вот теперь рука, - преподнимает обмотанную культю, - бок, - кривит губы, - и понос... - брови окончательно сползают на глаза. Она становится похожа на полу свернутого ежика.
- А помнишь как мы гуляли в "Елки-палки", и молодежь буквально "тащилась" от тебя? А как на даче ты пила из грязной бочки, что бы доказать, что вода чистая, - пытаюсь увести ее от мрачных мыслей.
- Давай, тормози уже, - грубо обрывает меня Наташка, но в интонации проскальзывают потеплевшие нотки.
Кряхтя выползает из машины и обернувшись, доверительно сообщает: - Мне еще свежей хамсы купить надо. - А это вооон куда пилить - и кивает головой на рынок в отдалении. - Люська-то все объедками кормит, и уже горловым голосом, подпустив слезу - наших детушек. - Ну давай уже, езжай - и неожиданно хохоча, хлопает дверцей.
Развернутая спина и ботики сноровисто мельтешат по утоптанному снегу. Трогаю с места. Причудливо извиваются струйки дыма от сигареты, всасываясь все в ту же приоткрытую щель.
Я слушаю звуки, сплетенные в мелодию. Возможно это приглушенное радио. Или из соседней машины.
А может быть просто поет двигатель.