Образы оперы "Черевички" или Диканька на севере Урала
Декабрь - особенный месяц, предпраздничный, предновогодний, предрождественский. Месяц, когда театры радуют зрителя особенными театральными постановками на специальные "праздничные темы". В основном, конечно, ставят "Щелкунчика", но можно увидеть и другие очень интересные спектакли.
В этом году, например, сильно порадовала Урал опера, она же Екатеринбургский театр оперы и балета, где в канун праздников поставили редкую оперу Чайковского "Черевички". Причем поставили так ярко и искрометно, что даже дети ходят толпами и с интересом смотрят и слушают оперу. Дети! Современные! Уральские!
Художественную политику в Урал опере определяет директор Андрей Шишкин (в балете принимает решения главный хореограф Вячеслав Самодуров, в опере равноценной фигуры нет). Она одновременно взвешенная и яркая - театр обязан этому именно Шишкину.
Пандемия и изменившаяся международная ситуация, когда стало невозможно приглашать постановщиков из-за рубежа, не испугали директора. "Надо воспользоваться тем, что мы оказались без контактов с заграницей, и строить русский репертуар", - сказал он и два года назад запланировал к постановке "Евгения Онегина" (вышедшего в конце прошлого года) и нынешние "Черевички". При этом на постановку "Черевичек" он пригласил петербургского режиссера Бориса Павловича, никогда ранее не работавшего в опере.
"Я пришел в театр с позиции человека, который не знает сольфеджио, - говорит Павлович. - И я старался от начала до конца сохранять эту позицию, слушать ухом человека абсолютно несведущего. Потому что я понимаю, что основная (не премьерная) аудитория театра - это люди, которые пришли и немножко насторожены. Они пришли потому, что тут красиво. И моя задача - быть их агентом, подсветить в спектакле то, на что надо обратить внимание. То есть моя аудитория - это, возможно, те люди, которые всегда хотели знать, что такое опера, но боялись спросить. Я делаю спектакль для первого посещения оперы. Возможно, для семейного просмотра."
И именно для семейного просмотра спектакль и получается.
"Мне очень нравится, что мой дебют в опере - именно "Черевички". Она довольно буквальная в изложении гоголевского сюжета и располагает к детскому, непосредственному восприятию происходящего. Это наивное, сказочное позволяет мне увидеть азбучные законы оперы. К "Черевичкам" нет такого пиетета, как, например, к "Евгению Онегину" и "Пиковой даме" - их никто не боится испортить. В драматическом театре я никогда не ставлю Чехова, Вампилова или Бернарда Шоу, рядом с ними всегда висит лозунг "не испорти". Я беру вещи, которые никто не делал, из старого-доброго чувства безопасности. Чтобы почувствовать себя вскрытым и уязвимым, мне нужно оказаться в серой зоне, где никого нет - в зоне интимности, где не толкутся пятьдесят человек, которые уже высказались по этому поводу и теперь говорят: давай, твоя очередь.
Когда я и художники Александр Мохов и Мария Лукка впервые сели и прочли либретто, сразу решили отказаться от "этнографического" подхода. Это история об интимной провинции и безжизненной столице. Диканька очень теплая и наполнена лирикой всех оттенков, от ироничных до совершенно беспримесных. Петербург абсолютно формализован и безжизнен, с гимнами, парадными полонезами и маршами. Для меня нежная провинциальная фреска Диканьки - скорее север Урала, нежели юг Малороссии.
Ночь в Диканьке накануне Рождества - время, когда все вокруг сходят с ума. В Европе сон в летнюю ночь, у нас ночь зимняя. Беса нужно было лишить пятачка и хвостика.
Эскиз костюма Беса
Это петербургский черт. Бедолага не попал по кастингу в "Фауста" Гуно и был сослан в "Черевички". Он собирался испортить Вакуле биографию, а вместо этого женил его. Ему велено идти и погубить душу, а он сходится с Солохой и забывает, зачем пришел, у него тоннельное внимание.
Эта история про черта-неудачника стала первой зацепкой в сочинении драматургии спектакля.
Эскиз костюма Солохи
В "Черевичках" нет ни одного персонажа, у которого все идет по плану. Вакула - кузнец-лузер, нежная душа в грубом теле.
Эскиз костюма Вакулы
Это у Гоголя он прохиндей, и Оксана у Гоголя похитрее, чем у Чайковского. Гоголевские персонажи - немного мольеровские, себе на уме люди, которые попадают в нелепые ситуации и ловко из них выходят. У Чайковского они какие-то неловкие, потерянные. Кто такая Оксана? Дочь главного местного бизнесмена, которую зачем-то выучили французскому языку и фортепиано, она слишком красива и хороша для этого места. Ее сторонятся: папа непростой, с такой опасно тусить. В этом смысле она тоже недотепа.
У Вакулы, казалось бы, карты в руках, вполне нормальный жених, но он все ходит к этой Оксане, не может сказать слóва, сундук ей целый год не может доделать. В Петербурге перед его простотой все разводят руками и дают ему, что нужно: господи, такие еще остались? Он одержал победу не хитростью и не в поединке. Поступок Вакулы в том, что он не совершает поступков. Он просто классный парень, и для Чайковского это как будто и есть самая большая ценность"
Художник спектакля Мария Лукка о своей работе над проектом:
"Как ни странно, в этой истории мы шли не от Диканьки, а от Санкт-Петербурга - может быть, потому что в этом городе мы живем и хорошо его знаем. Сначала у нас возник образ потемкинской деревни, за фасадами которой нет ничего, пустота. И Петербург у нас оказался городом фасадов. Оттолкнувшись от этой мысли, мы решили сделать декорации плоскостными, в духе наивного искусства, или рождественского вертепа.
Эскизы декорации
Постепенно появилось противопоставление графичного Петербурга и живописной окраины. Из таких удаленных мест были родом Шагал, Малевич и многие другие художники, аллюзиями на творчество которых мы наполнили костюмы и декорации оперы. Нам хотелось, чтобы зрителю постоянно кто-то посылал визуальные сигналы: "Привет, это Энди Уорхол!" или "Привет, это Фрида Кало!". И таких включений, подмигиваний на протяжении всего спектакля будет много".
Эскиз костюма Оксаны
Аниматор Анастасия Соколова о своей работе над проектом:
"Художники Мария Лукка и Александр Мохов, в отличие от меня, сотрудничают с Борисом Павловичем уже давно, а я познакомилась с ними год назад. На закрытии фестиваля "Кинопроба" ко мне подошел Борис и предложил создать анимацию для оперы. До этого я уже имела опыт работы в театральных проектах: оформляла спектакли для "Провинциальных танцев" "Сепия" и "Кленовый лист". А "Черевички" стали первым масштабным проектом. Всегда хотелось создать нечто подобное именно для оперного театра, и здесь удивительно совпали желания и возможности.
Когда я была на презентации проекта, мне все понравилось - и декорации, и костюмы - и я приступила к работе. Мне сказали: "Ася, как тебе хочется, так и делай, а мы будем оценивать, подходит или нет". В целом никаких возражений моя анимация не встретила, я старалась ее выдерживать, отталкиваясь от общей стилистики оперы.Анимация идет с самого начала оперы и до финала, полных три часа! Обычно авторское кино длится пять минут, и на его создание уходит год-полтора. В случае с "Черевичками" мне нужно было сделать все за полгода. Друзья и коллеги были в шоке, когда узнали о моем проекте: это воспринималось, как прыжок в бездну. Но все получилось. Сейчас кажется, что без анимации спектакль лишился бы чего-то цементирующего. И, конечно, анимация будет интересна детям, поможет увлечь их действием".
Младшие школьники, приведенные безжалостными родителями на вечерний спектакль, длящийся больше трех часов, радуются ему не меньше родителей, вспоминающих детство. У Павловича все происходит не в аутентичном украинском селе эпохи Гоголя, а в некоторой сказочной реальности, где перемешаны все времена.
За утопающими в снегу домами видны опоры высоковольтных линий,
Эскиз декорации Александра Мохова и Марии Лукка. II акт
Бес (Дмитрий Стародубов) ходит с тростью, напоминающей световой меч,
Бес (Дмитрий Стародубов) ходит с тростью, напоминающей световой меч
а Солоха (фантастическое меццо Вера Позолотина) решительно забрасывает мусорные мешки к чужой хате -
а вместе с тем масса народа наряжена в те яркие, разноцветные, рукотворные наряды, что вовсе исчезли из обихода в ХХ веке - века массового швейного производства.
Эскиз костюмов Хор
Это не какое-нибудь перенесение в наши дни - никто не достает из кармана мобильные телефоны, и в окошках домов не светятся телевизоры. Это сплетение времен, в том числе совершенно мифических, - и мамонты там тоже есть, они спокойно шествуют по экрану-заднику.
Эскиз ростовой куклы
Там же плывет Рыба-кит (явно из "Конька-Горбунка"), бегут сказочные, будто спрыгнувшие с полотенец, волки, и плывет русалка с головой, позаимствованной у автопортрета Фриды Кало.
Сотворенная Анастасией Соколовой анимация не отменяет вещественных декораций (вроде стены в комнате Оксаны, где рядом висят портрет Александра Сергеевича Пушкина и коврик с лебедями), но именно она включает то чувство детскости, что вдруг просыпается в каждом взрослом зрителе спектакля.
Режиссер в стремлении к этой детскости использует самые простые театральные приемы - и все работает.
Укрощая черта и заставляя его лететь в Петербург за черевичками, Вакула хватается не за хвост лукавого (там и хвоста-то никакого нет, Бес выглядит как эстрадная звезда в роскошном костюме), а за эту самую трость-меч - тут-то нечистый и просит пощады.
И далее два артиста просто двигаются по сцене, держась за эту светящуюся палку, где эффект полета создает музыка, а чувство изумления Вакулы, что должно передаваться публике, - актерская игра.
Волшебство в этой реальности обыденно, и никто не удивляется, что в толпе подруг Оксаны ходит гигантская синяя птица (Курица ли? Попугай ли? Может, вообще птица счастья?), и именно к ней по имени ("Одарка!") обращается Оксана, восхищаясь ее сапожками (мол, хорошо, когда есть тот, кто подарит; тут-то и возникает идея потребовать у поклонника царские черевички).
И эта обыденность чуда не отменяет притом нормальных человеческих реакций, точно подмеченных мотивировок и почти рефлекторных жестов: когда Вакула возвращается с черевичками, а Оксане уж никакие туфли не нужны, лишь бы вернулся, то пакет с обувкой деловито подбирает отец Оксаны Чуб, ухаживавший за Солохой - и именно ей вручает. То есть ходить в царицыных обновках будет старшая дама - этот жест Чуба публика встречает дружным понимающим смехом.
Выходя из зала, зрители будут долго вспоминать и трогательный "императорский балет" в Петербурге (взгляд простодушного деревенского жителя Вакулы на столичных див),
и летавшую во время увертюры в многозвездном космосе планету, и гигантский (выше человеческого роста) самогонный аппарат Солохи.
И останется общее ощущение счастья, надежности и простоты мира, в котором любовь и смелость укрощают даже нечистую силу.
Отсюда Отсюда Отсюда