У нас это случается.
Москву сегодня накрыло настоящее погодное непотребство.
Мало того, что дождь хлестал седыми, тонкими плетьми по лицу, так в помощь ему был дан такой ветер, что если бы я была еще на один-два килограмма легче, то меня унесло бы в дальние дали прямиком к чертовой матери.
От зонта при таком ветре не было вообще никакого толка, потому что как только я его раскрывала - первым же порывом его выворачивало наизнанку, и тащило меня по скользким бульварным плитам.
Следствием всего этого было совершенно жуткий, абсолютно не весенний холод. Вот так за одну ночь огромный город превратился в серый и мрачный гранитно-мраморный склеп, по которому слонялись съежившиеся и несчастные тени.
Такая погода наводит меня на соответствующие, хотя и не сказать, что грустные, мысли.
Что может лучше отгородить от реального мира, чем дождь? Краски смазываются, контуры расплываются, черты лиц мелькают нечеткой вереницей бликов. Ничего точного, отсутствие конкретики, только сумрак и вода.
Мне каежтся, что в такие дни в наш мир начинают проникать черты другого, а может быть даже и не одного.
Идешь ты себе спокойно по бульвару, мимо проезжает, поднимая здоровенную волну брызг, автомобиль, и на секунду, на какое-то мелькнувшее и тут же ушедшее в небытие мгновение, ты видишь за проехавшим автомобилем гондолу.
Да-да, самую натуральную расписанную, лакированную гондолу и гондольера в соломенной шляпе с черной ленточкой, длинным шестом и в темном бархатном комзоле. Он поворачивает к тебе лицо, на половину скрытое шляпой, и ты видишь... точнее, не видишь лица, скрытого за длинноносой, "клювастой" маской, отдаленно похожей на маску чумного доктора.
И ты чувствуешь каждой клеткой своего тела, что за маской скрывается улыбка. Такая же, как этот день - холодная, обветренная, как будто бы смазанная или растекшаяся по всему невидимому лицу.
Не успевая ничего сообразить, ты тянешь вперед руку, даже не понимая зачем, то ли желая докоснуться до камзола, то ли остановить это водное такси, чтобы перебраться на нем на другой берег, но очередной порыв ветра швыряет в лицо щедрую горсть дождя, прямо в глаза, застилая их пеленой, и когда ты приходишь в себя, проморгавшись, то понимаешь, что причудливое видение исчезло точно так же, как и появилось. Как будто бы дождевая вода поглотила его, отправив по другую сторону лужи, в которой мы обычно видим отражение города.
Перевозчик исчез, ветер задул с новой силой, дождь продолжил идти, машины проезжали снова и снова, взметая новые веера брызг.
Город жил в сонном, дождливом субботнем ритме, как и до этого.
Что ж, а почему нет? Разве это было так уж и странно? Особенно в таком городе, как Москва. У нас это случается.
Мало того, что дождь хлестал седыми, тонкими плетьми по лицу, так в помощь ему был дан такой ветер, что если бы я была еще на один-два килограмма легче, то меня унесло бы в дальние дали прямиком к чертовой матери.
От зонта при таком ветре не было вообще никакого толка, потому что как только я его раскрывала - первым же порывом его выворачивало наизнанку, и тащило меня по скользким бульварным плитам.
Следствием всего этого было совершенно жуткий, абсолютно не весенний холод. Вот так за одну ночь огромный город превратился в серый и мрачный гранитно-мраморный склеп, по которому слонялись съежившиеся и несчастные тени.
Такая погода наводит меня на соответствующие, хотя и не сказать, что грустные, мысли.
Что может лучше отгородить от реального мира, чем дождь? Краски смазываются, контуры расплываются, черты лиц мелькают нечеткой вереницей бликов. Ничего точного, отсутствие конкретики, только сумрак и вода.
Мне каежтся, что в такие дни в наш мир начинают проникать черты другого, а может быть даже и не одного.
Идешь ты себе спокойно по бульвару, мимо проезжает, поднимая здоровенную волну брызг, автомобиль, и на секунду, на какое-то мелькнувшее и тут же ушедшее в небытие мгновение, ты видишь за проехавшим автомобилем гондолу.
Да-да, самую натуральную расписанную, лакированную гондолу и гондольера в соломенной шляпе с черной ленточкой, длинным шестом и в темном бархатном комзоле. Он поворачивает к тебе лицо, на половину скрытое шляпой, и ты видишь... точнее, не видишь лица, скрытого за длинноносой, "клювастой" маской, отдаленно похожей на маску чумного доктора.
И ты чувствуешь каждой клеткой своего тела, что за маской скрывается улыбка. Такая же, как этот день - холодная, обветренная, как будто бы смазанная или растекшаяся по всему невидимому лицу.
Не успевая ничего сообразить, ты тянешь вперед руку, даже не понимая зачем, то ли желая докоснуться до камзола, то ли остановить это водное такси, чтобы перебраться на нем на другой берег, но очередной порыв ветра швыряет в лицо щедрую горсть дождя, прямо в глаза, застилая их пеленой, и когда ты приходишь в себя, проморгавшись, то понимаешь, что причудливое видение исчезло точно так же, как и появилось. Как будто бы дождевая вода поглотила его, отправив по другую сторону лужи, в которой мы обычно видим отражение города.
Перевозчик исчез, ветер задул с новой силой, дождь продолжил идти, машины проезжали снова и снова, взметая новые веера брызг.
Город жил в сонном, дождливом субботнем ритме, как и до этого.
Что ж, а почему нет? Разве это было так уж и странно? Особенно в таком городе, как Москва. У нас это случается.