Горчишники и бандиты. 1935 год
Совместный проект Главного управления МВД России по Самарской области, музея истории органов внутренних дел Самарской области и Нины Дюковой, посвящённый 300-летию Российской и Самарской полиции
4 октября 1935 года Куйбышевским краевым судом под председательством члена крайсуда Игошева был вынесен приговор по делу молодёжных преступных группировок (шаек «горчишников»), возглавляемых 19-летним Георгием Сашиным по кличке Сынок, 18-летним Александром Катковым по кличке Колчак, 19-летним Виктором Мрыкиным по кличке Фрунзе, а также некоторых участников этих группировок (всего 15 человек). «Горчишники» соперничали между собой в том, какая шайка должна быть главной на Куйбышевской улице. Из-за этого они регулярно устраивали между собой вооружённые разборки, при которых участники группировок получали ножевые ранения и побои. Были отмечены и случаи убийства участников противоборствующих кланов. В первой половине 1935 года сформировалась также и женская банда, которую возглавила 16-летняя Нина Птицына (клички Солнышко и Дрын). В связи с активизацией хулиганских шаек в начале лета 1935 года работники уголовного розыска предприняли активные меры по выявлению и аресту лидеров городских криминальных группировок. Результатом этой работы и стал судебный процесс октября 1935 года.
Задержанные хулиганы. 30-е годы
Последние горчишники
До сих пор в памяти самарских старожилов хранятся воспоминания об этих наглых и задиристых парнях, которых с давних времён именовали «горчишниками». Считается, что это слово возникло по причине выращивания в старой Самаре огромного количества красного перца, который тогда называли «горчицей». Толченая волжская «горчица» пользовалась большим спросом и в провинции, и в обеих российских столицах.
Но самарские торговцы часто жульничали, подмешивая в свой едкий товар тертые отруби, шелуху и даже пыль. Поэтому горчишниками вскоре стали называть любых самарских мелких преступников - воришек, хулиганов, бузотеров и так далее, тем более что люмпен-пролетариев (представителей городских «низов») у нас хватало во все времена. Особенно много горчишников здесь стало в последнее десятилетие XIX века, когда патриархальная Самара буквально на глазах стала превращаться в капиталистический город, в котором дома богатых купцов зачастую соседствовали с кварталами бедноты и лачугами.
Вот что о местных люмпенах говорится в записках известного самарского художника, мецената и коммерсанта Константина Головкина, который в начале ХХ столетия не раз имел с «горчицей» неприятные встречи: «Одевались они в черный костюм, короткий пиджак, брюки или штаны. Лакированные, блестящие на солнце, голенища сапог, иногда жилет, вышитая или ярко цветная на выпуск рубаха, подпоясанная шнуровым поясом непременно с кистями, видными из-под пиджака. На голове картуз, изменявшийся благодаря моде: то с широким блинообразным верхом, то совершенно почти прямой. Картуз одет небрежно, лихо, далеко назад. Он не захватывает густой, спускающийся низко на лоб, клок волос - чёлку. За голенищем сапога или нож, или гирька на проволоке. Лицо красноватое, заветренное, грубое, совершенно не интеллигентное, кажется зверообразным, с резко выступающими жевательными мышцами, способными во время драки откусить нос или палец у своего противника. Походка, качающаяся с боку на бок, как бы у выпившего, задевающая прохожих».
Горчишники гордились своим прозвищем, которое к началу ХХ века стало местной колоритной достопримечательностью, своеобразным «фирменным знаком» самарского криминала. Поддерживая давние традиции, они обычно носили за пазухой небольшой пакетик с перцем, толчёным по собственному рецепту. И когда у хулиганов случалась неожиданная схватка с превосходящими силами противника, или, того хуже - с полицией, кто-нибудь из горчишников в критический момент кричал: «Атас!», после чего высыпал в лицо неприятелю тот самый едкий порошок. И пока нападавшие протирали глаза, горчишники «делали ноги», мгновенно растворяясь где-нибудь в проходных дворах.
Ходили горчишники «кодлами», подчиняясь законам своего бандитского братства. Они были нахальны, нетерпимы к любому несогласию с ними, и всюду стремились показать, что они и есть истинные хозяева своего участка Самары. Каждая местная банда имела своего главаря, которым обычно становился самый наглый, отчаянный и бесстрашный из горчишников, способный подавить окружающих своим авторитетом. Вплоть до конца 30-х годов ХХ века в выходные или праздничные дни такие группы молодежи, подбадривая себя пивом и дешевым вином, под звуки гармошки шли бродить по городу в поисках приключений. Старожилы до сих пор помнят любимую песню местных хулиганов: «Я в детстве был горчишник, носил я брюки клёш, картуз с широким верхом, в кармане финский нож».
Члены групп всегда были чем-нибудь вооружены: револьверами, шашками, финскими ножами, кинжалами, а то и просто гирьками на верёвочке, «фомками» или железными прутьями. При этом их уличные стычки с конкурентами или с простыми обывателями не преследовали какой-то корыстной выгоды, а проводились, как сейчас бы сказали, исключительно ради «понтов», то есть для утверждения своей моральной власти на тех или иных улицах.
Малолетние хулиганы. 30-е годы
По своему происхождению эти хулиганы чаще всего были деревенскими ребятами, попавшими в Самару разными путями. В дореволюционное время их отцы чаще всего приходили в город на заработки, а затем так тут и оставались. Но в 20-х - 30-х годах прошлого столетия у самарской «горчицы» появилось свое, особое лицо. Основу ряда местных банд в это время составили подросшие пацаны, у которых родители умерли в глухих заволжских селах в период страшного поволжского голода 1921-1922 годов. Немногих оставшихся в живых деревенских детей в ту зиму свезли в самарские детдома, где на долгие годы они получили еду и приют. Через полтора десятка лет эти совсем ещё недавние мальчишки, объединенные крепким детдомовским братством, составили серьезную конкуренцию «горчичным» группам городского происхождения. Именно поэтому в середине 30-х годов противостояние молодежных банд в Самаре достигло своего критического накала, что доставляло серьезную головную боль городской милиции.
Самарские горчишники гуляют. 30-е годы
Представители самарских рабочих 30-х годов
Представители пролетарской молодёжи 30-х годов
Криминальная война
Нельзя сказать, чтобы правоохранительные органы Самары в 20-х 30-х годах никак не боролись с такими проявлениями местечкового криминала. Пока отдельные группы горчишников просто прогуливались по «своим» улицам, иногда ссорясь между собой, но не угрожая особо при этом обывателям, милиция смотрела на все их шалости сквозь пальцы. Но порой то одна, то другая банда вдруг резко активизировалась, и чаще всего это происходило после прихода в нее новых людей.
В середине 30-х годов территорию Самары контролировали три основные молодежные группировки. Самой сильной из них в это время считалась «дубровская», костяк которых составляли парни городского происхождения, и они держали под собой любимое место отдыха горожан - Струковский сад, сквер близ драмтеатра, район Жигулевского пивзавода и прилегающие к этим местам берега Волги. Главарем «дубровских» был 19-летний Георгий Сашин по кличке Сынок.
С этой группой соседствовала её извечная соперница - банда «низовских», которая «держала» территорию современного Самарского района, между улицей Льва Толстого и рекой Самарой. В 30-х годах в число «низовских» входили в основном бывшие детдомовцы, в 1921-1922 годах вывезенные в Самару из южной части губернии. Сначала это был Евгений Прокофьев по кличке Джон, уроженец Ставрополя, родители которого умерли во время голода 1921-1922 годов. Но потом Джон уехал в Москву, и там остался, а после него «низовских» возглавил выходец из Большеглушицкого района 18-летний Дмитрий Дружинин по прозвищу Колчак.
Но самой старой и хорошо сложившейся организованной криминальной группировкой в Самаре всегда традиционно считались «запанские», владения которых распространялись на поселки, протянувшиеся вдоль берега реки Самары, сразу за железнодорожным вокзалом - Кряж, Кавказ, Новый Оренбург и собственно сам Запанской (с июля 1934 года - поселок Шмидта). Однако еще раньше авторитетность этих хулиганов заметно упала, поскольку из центра Самары их все больше вытесняли молодые группы, в стычках с которыми «запанские» все чаще терпели поражение.
В 1933 году в лидеры этой группы вышел 26-летний Александр Калачев, он же Саша Медик, получивший такую кличку после нескольких месяцев работы санитаром в больнице Пирогова. При нём «запанские» попытались вернуть свое влияние хотя бы в районе Троицкого и Вознесенского рынков, где для воров всегда было раздолье. Однако в противостоянии с бригадой Медика «низовские» и «дубровские» решили объединиться, и в итоге их стычки закончились тем, что «запанские» снова вынуждены были отступать и даже спасаться позорным бегством.
Тогда Медик выбрал другую тактику: его бойцы стали подкарауливать конкурентов, когда те в одиночку шли по улице, неожиданно на них нападали, избивали и резали ножами в целях устрашения. Это продолжалось до тех пор, пока двое парней из «дубровских» после уличного нападения не скончались в больнице от ножевых ранений. Лишь после этого уголовный розыск предпринял решительные меры по разгрому обнаглевших «запанских». Несколько активных бойцов из этой группы в 1934 году были задержаны и впоследствии осуждены, в том числе и Саша Медик, которого приговорили к 10 годам лагерей.
Его место пустовало недолго: главарем «запанских» тут же провозгласил себя 25-летний Алексей Жуков по прозвищу Жучка. В течение зимы наступившего 1935 года он набрал в свою команду новых бойцов. При этом оставшиеся на свободе «запанские» считали, что их прошлогодний разгром стал возможен только из-за того, что городские парни специально сдали Сашу Медика милиции, и потому весной 1935 года «запанские» в своем стремлении отомстить «низовским» и «дубровским» снова стали отлавливать конкурентов по улицам, избивать их и резать. И опять одна из таких вылазок закончилась тем, что в ночь на 24 мая Жуков со своими бойцами встретил на углу улиц Куйбышева и Ленинградской 16-летнего Ивана Андреева по кличке Рыжий, одного из лидеров «низовских». После нескольких слов Жуков сразу же ударил парня ножом в живот, и затем «запанские» скрылись, бросив тяжелораненого в подворотне. Правда, Андреев смог дойти до дежурной аптеки на углу улицы Ленинградской, где ему сделали перевязку и вызвали «скорую». Однако на другой день Рыжий скончался в больнице Пирогова.
Последующая неделя конца мая и начало июня 1935 года в Куйбышеве ознаменовались настоящей бандитской войной, когда не только по ночам, но и среди бела дня в самых оживленных местах проливалась кровь. Бригады «низовских» численностью по 25-30 человек под предводительством самого Дружинина-Колчака несколько раз ходили в поселок Запанской, чтобы найти и убить Жукова. Однако обнаружить главаря местной банды им так ни разу и не удалось, поскольку местные каждый раз предупреждали Жучку о приближении противника. Тогда «низовские», разозленные неудачей, начали резать в Запанском подряд всех мужчин, попадавшихся им на пути. Правда, насмерть при этом они никого не убили, но тем не менее в конце мая 1935 года после таких прогулок бойцов Колчака в больницу с ранениями различной степени тяжести попали 17 человек.
Что же касается Жукова, то он, всерьез опасаясь за свою жизнь, срочно уехал из Куйбышева к родственникам в Ташкент. Узнав об этом, Колчак и Сынок на паях отправили в тот же город двоих бойцов из своих бригад, чтобы они отыскали в Ташкенте Жучку и его покарали. Однако через полгода самарские горчишники вынуждены были вернуться обратно ни с чем, поскольку следы их обидчика затерялись где-то на просторах Средней Азии.
Пока преступные группировки разбирались между собой и проливали кровь мирных горожан, в последних числах мая в крайком ВКП (б) были вызваны первые руководители Куйбышевского краевого управления рабоче-крестьянской милиции, или КРУМа, как это ведомство между себя называли местные обыватели. Здесь правоохранителям задали нелицеприятный вопрос: когда, наконец, в Куйбышеве прекратится бандитская война? В те времена на подобные вопросы было принято отвечать точно и кратко. И уже в первые дни июня 1935 года милицейские подразделения приступили к зачистке города от распоясавшихся «горчишных» банд.
Первыми за решеткой оказались самые наглые из «дубровских» - Виктор Мрыкин по кличке Фрунзе и его друзья Александр Катков по кличке Каток и Виктор Богатов по кличке Богат. В пивной около Жигулевского пивзавода они требовали от всех посетителей, чтобы те угощали их за свой счет, и при этом кричали здравицы «За дуброву». Тех, кто отказывался это делать, бойцы били по лицу, а у Кастохина и Лаутера, рабочих завода имени Масленникова, зашедших в пивную после работы, Катков порезал руки. Бесплатное угощение продолжалось до тех пор, пока хулиганов не вывел отсюда наряд милиции, отобрав у них при этом финские ножи.
Вид на Самару в районе Жигулёвского пивзавода
Самара. Хлебная площадь. Начало 30-х годов
Самара. Соборный сад
Самара. Рынок на Ильинке. Начало 30-х годов
А главарь «дубровских» Сашин-Сынок был задержан только через неделю после этих событий в ходе отдельной операции на улице Куйбышева. Начальник городского уголовного розыска Проходцев пошел на хитрость, подослав к Сашину члена его банды и одновременно своего агента Калинина с заданием: выманить главаря из «хазы» на улицу. Агент долго не думал и заявил, что Сынок отбил у него подругу - Тоську Чепурину, за что он его порежет. Не стерпевший такой наглости Сашин погнался за убегавшим агентом с ножом в руке, выскочил на улицу - и прямиком попал в руки сотрудников уголовного розыска.
Продолжение: https://seleste-rusa.livejournal.com/1347270.html
Источник и все фото: сайт "Историческая Самара" Валерия Ерофеева
4 октября 1935 года Куйбышевским краевым судом под председательством члена крайсуда Игошева был вынесен приговор по делу молодёжных преступных группировок (шаек «горчишников»), возглавляемых 19-летним Георгием Сашиным по кличке Сынок, 18-летним Александром Катковым по кличке Колчак, 19-летним Виктором Мрыкиным по кличке Фрунзе, а также некоторых участников этих группировок (всего 15 человек). «Горчишники» соперничали между собой в том, какая шайка должна быть главной на Куйбышевской улице. Из-за этого они регулярно устраивали между собой вооружённые разборки, при которых участники группировок получали ножевые ранения и побои. Были отмечены и случаи убийства участников противоборствующих кланов. В первой половине 1935 года сформировалась также и женская банда, которую возглавила 16-летняя Нина Птицына (клички Солнышко и Дрын). В связи с активизацией хулиганских шаек в начале лета 1935 года работники уголовного розыска предприняли активные меры по выявлению и аресту лидеров городских криминальных группировок. Результатом этой работы и стал судебный процесс октября 1935 года.
Задержанные хулиганы. 30-е годы
Последние горчишники
До сих пор в памяти самарских старожилов хранятся воспоминания об этих наглых и задиристых парнях, которых с давних времён именовали «горчишниками». Считается, что это слово возникло по причине выращивания в старой Самаре огромного количества красного перца, который тогда называли «горчицей». Толченая волжская «горчица» пользовалась большим спросом и в провинции, и в обеих российских столицах.
Но самарские торговцы часто жульничали, подмешивая в свой едкий товар тертые отруби, шелуху и даже пыль. Поэтому горчишниками вскоре стали называть любых самарских мелких преступников - воришек, хулиганов, бузотеров и так далее, тем более что люмпен-пролетариев (представителей городских «низов») у нас хватало во все времена. Особенно много горчишников здесь стало в последнее десятилетие XIX века, когда патриархальная Самара буквально на глазах стала превращаться в капиталистический город, в котором дома богатых купцов зачастую соседствовали с кварталами бедноты и лачугами.
Вот что о местных люмпенах говорится в записках известного самарского художника, мецената и коммерсанта Константина Головкина, который в начале ХХ столетия не раз имел с «горчицей» неприятные встречи: «Одевались они в черный костюм, короткий пиджак, брюки или штаны. Лакированные, блестящие на солнце, голенища сапог, иногда жилет, вышитая или ярко цветная на выпуск рубаха, подпоясанная шнуровым поясом непременно с кистями, видными из-под пиджака. На голове картуз, изменявшийся благодаря моде: то с широким блинообразным верхом, то совершенно почти прямой. Картуз одет небрежно, лихо, далеко назад. Он не захватывает густой, спускающийся низко на лоб, клок волос - чёлку. За голенищем сапога или нож, или гирька на проволоке. Лицо красноватое, заветренное, грубое, совершенно не интеллигентное, кажется зверообразным, с резко выступающими жевательными мышцами, способными во время драки откусить нос или палец у своего противника. Походка, качающаяся с боку на бок, как бы у выпившего, задевающая прохожих».
Горчишники гордились своим прозвищем, которое к началу ХХ века стало местной колоритной достопримечательностью, своеобразным «фирменным знаком» самарского криминала. Поддерживая давние традиции, они обычно носили за пазухой небольшой пакетик с перцем, толчёным по собственному рецепту. И когда у хулиганов случалась неожиданная схватка с превосходящими силами противника, или, того хуже - с полицией, кто-нибудь из горчишников в критический момент кричал: «Атас!», после чего высыпал в лицо неприятелю тот самый едкий порошок. И пока нападавшие протирали глаза, горчишники «делали ноги», мгновенно растворяясь где-нибудь в проходных дворах.
Ходили горчишники «кодлами», подчиняясь законам своего бандитского братства. Они были нахальны, нетерпимы к любому несогласию с ними, и всюду стремились показать, что они и есть истинные хозяева своего участка Самары. Каждая местная банда имела своего главаря, которым обычно становился самый наглый, отчаянный и бесстрашный из горчишников, способный подавить окружающих своим авторитетом. Вплоть до конца 30-х годов ХХ века в выходные или праздничные дни такие группы молодежи, подбадривая себя пивом и дешевым вином, под звуки гармошки шли бродить по городу в поисках приключений. Старожилы до сих пор помнят любимую песню местных хулиганов: «Я в детстве был горчишник, носил я брюки клёш, картуз с широким верхом, в кармане финский нож».
Члены групп всегда были чем-нибудь вооружены: револьверами, шашками, финскими ножами, кинжалами, а то и просто гирьками на верёвочке, «фомками» или железными прутьями. При этом их уличные стычки с конкурентами или с простыми обывателями не преследовали какой-то корыстной выгоды, а проводились, как сейчас бы сказали, исключительно ради «понтов», то есть для утверждения своей моральной власти на тех или иных улицах.
Малолетние хулиганы. 30-е годы
По своему происхождению эти хулиганы чаще всего были деревенскими ребятами, попавшими в Самару разными путями. В дореволюционное время их отцы чаще всего приходили в город на заработки, а затем так тут и оставались. Но в 20-х - 30-х годах прошлого столетия у самарской «горчицы» появилось свое, особое лицо. Основу ряда местных банд в это время составили подросшие пацаны, у которых родители умерли в глухих заволжских селах в период страшного поволжского голода 1921-1922 годов. Немногих оставшихся в живых деревенских детей в ту зиму свезли в самарские детдома, где на долгие годы они получили еду и приют. Через полтора десятка лет эти совсем ещё недавние мальчишки, объединенные крепким детдомовским братством, составили серьезную конкуренцию «горчичным» группам городского происхождения. Именно поэтому в середине 30-х годов противостояние молодежных банд в Самаре достигло своего критического накала, что доставляло серьезную головную боль городской милиции.
Самарские горчишники гуляют. 30-е годы
Представители самарских рабочих 30-х годов
Представители пролетарской молодёжи 30-х годов
Криминальная война
Нельзя сказать, чтобы правоохранительные органы Самары в 20-х 30-х годах никак не боролись с такими проявлениями местечкового криминала. Пока отдельные группы горчишников просто прогуливались по «своим» улицам, иногда ссорясь между собой, но не угрожая особо при этом обывателям, милиция смотрела на все их шалости сквозь пальцы. Но порой то одна, то другая банда вдруг резко активизировалась, и чаще всего это происходило после прихода в нее новых людей.
В середине 30-х годов территорию Самары контролировали три основные молодежные группировки. Самой сильной из них в это время считалась «дубровская», костяк которых составляли парни городского происхождения, и они держали под собой любимое место отдыха горожан - Струковский сад, сквер близ драмтеатра, район Жигулевского пивзавода и прилегающие к этим местам берега Волги. Главарем «дубровских» был 19-летний Георгий Сашин по кличке Сынок.
С этой группой соседствовала её извечная соперница - банда «низовских», которая «держала» территорию современного Самарского района, между улицей Льва Толстого и рекой Самарой. В 30-х годах в число «низовских» входили в основном бывшие детдомовцы, в 1921-1922 годах вывезенные в Самару из южной части губернии. Сначала это был Евгений Прокофьев по кличке Джон, уроженец Ставрополя, родители которого умерли во время голода 1921-1922 годов. Но потом Джон уехал в Москву, и там остался, а после него «низовских» возглавил выходец из Большеглушицкого района 18-летний Дмитрий Дружинин по прозвищу Колчак.
Но самой старой и хорошо сложившейся организованной криминальной группировкой в Самаре всегда традиционно считались «запанские», владения которых распространялись на поселки, протянувшиеся вдоль берега реки Самары, сразу за железнодорожным вокзалом - Кряж, Кавказ, Новый Оренбург и собственно сам Запанской (с июля 1934 года - поселок Шмидта). Однако еще раньше авторитетность этих хулиганов заметно упала, поскольку из центра Самары их все больше вытесняли молодые группы, в стычках с которыми «запанские» все чаще терпели поражение.
В 1933 году в лидеры этой группы вышел 26-летний Александр Калачев, он же Саша Медик, получивший такую кличку после нескольких месяцев работы санитаром в больнице Пирогова. При нём «запанские» попытались вернуть свое влияние хотя бы в районе Троицкого и Вознесенского рынков, где для воров всегда было раздолье. Однако в противостоянии с бригадой Медика «низовские» и «дубровские» решили объединиться, и в итоге их стычки закончились тем, что «запанские» снова вынуждены были отступать и даже спасаться позорным бегством.
Тогда Медик выбрал другую тактику: его бойцы стали подкарауливать конкурентов, когда те в одиночку шли по улице, неожиданно на них нападали, избивали и резали ножами в целях устрашения. Это продолжалось до тех пор, пока двое парней из «дубровских» после уличного нападения не скончались в больнице от ножевых ранений. Лишь после этого уголовный розыск предпринял решительные меры по разгрому обнаглевших «запанских». Несколько активных бойцов из этой группы в 1934 году были задержаны и впоследствии осуждены, в том числе и Саша Медик, которого приговорили к 10 годам лагерей.
Его место пустовало недолго: главарем «запанских» тут же провозгласил себя 25-летний Алексей Жуков по прозвищу Жучка. В течение зимы наступившего 1935 года он набрал в свою команду новых бойцов. При этом оставшиеся на свободе «запанские» считали, что их прошлогодний разгром стал возможен только из-за того, что городские парни специально сдали Сашу Медика милиции, и потому весной 1935 года «запанские» в своем стремлении отомстить «низовским» и «дубровским» снова стали отлавливать конкурентов по улицам, избивать их и резать. И опять одна из таких вылазок закончилась тем, что в ночь на 24 мая Жуков со своими бойцами встретил на углу улиц Куйбышева и Ленинградской 16-летнего Ивана Андреева по кличке Рыжий, одного из лидеров «низовских». После нескольких слов Жуков сразу же ударил парня ножом в живот, и затем «запанские» скрылись, бросив тяжелораненого в подворотне. Правда, Андреев смог дойти до дежурной аптеки на углу улицы Ленинградской, где ему сделали перевязку и вызвали «скорую». Однако на другой день Рыжий скончался в больнице Пирогова.
Последующая неделя конца мая и начало июня 1935 года в Куйбышеве ознаменовались настоящей бандитской войной, когда не только по ночам, но и среди бела дня в самых оживленных местах проливалась кровь. Бригады «низовских» численностью по 25-30 человек под предводительством самого Дружинина-Колчака несколько раз ходили в поселок Запанской, чтобы найти и убить Жукова. Однако обнаружить главаря местной банды им так ни разу и не удалось, поскольку местные каждый раз предупреждали Жучку о приближении противника. Тогда «низовские», разозленные неудачей, начали резать в Запанском подряд всех мужчин, попадавшихся им на пути. Правда, насмерть при этом они никого не убили, но тем не менее в конце мая 1935 года после таких прогулок бойцов Колчака в больницу с ранениями различной степени тяжести попали 17 человек.
Что же касается Жукова, то он, всерьез опасаясь за свою жизнь, срочно уехал из Куйбышева к родственникам в Ташкент. Узнав об этом, Колчак и Сынок на паях отправили в тот же город двоих бойцов из своих бригад, чтобы они отыскали в Ташкенте Жучку и его покарали. Однако через полгода самарские горчишники вынуждены были вернуться обратно ни с чем, поскольку следы их обидчика затерялись где-то на просторах Средней Азии.
Пока преступные группировки разбирались между собой и проливали кровь мирных горожан, в последних числах мая в крайком ВКП (б) были вызваны первые руководители Куйбышевского краевого управления рабоче-крестьянской милиции, или КРУМа, как это ведомство между себя называли местные обыватели. Здесь правоохранителям задали нелицеприятный вопрос: когда, наконец, в Куйбышеве прекратится бандитская война? В те времена на подобные вопросы было принято отвечать точно и кратко. И уже в первые дни июня 1935 года милицейские подразделения приступили к зачистке города от распоясавшихся «горчишных» банд.
Первыми за решеткой оказались самые наглые из «дубровских» - Виктор Мрыкин по кличке Фрунзе и его друзья Александр Катков по кличке Каток и Виктор Богатов по кличке Богат. В пивной около Жигулевского пивзавода они требовали от всех посетителей, чтобы те угощали их за свой счет, и при этом кричали здравицы «За дуброву». Тех, кто отказывался это делать, бойцы били по лицу, а у Кастохина и Лаутера, рабочих завода имени Масленникова, зашедших в пивную после работы, Катков порезал руки. Бесплатное угощение продолжалось до тех пор, пока хулиганов не вывел отсюда наряд милиции, отобрав у них при этом финские ножи.
Вид на Самару в районе Жигулёвского пивзавода
Самара. Хлебная площадь. Начало 30-х годов
Самара. Соборный сад
Самара. Рынок на Ильинке. Начало 30-х годов
А главарь «дубровских» Сашин-Сынок был задержан только через неделю после этих событий в ходе отдельной операции на улице Куйбышева. Начальник городского уголовного розыска Проходцев пошел на хитрость, подослав к Сашину члена его банды и одновременно своего агента Калинина с заданием: выманить главаря из «хазы» на улицу. Агент долго не думал и заявил, что Сынок отбил у него подругу - Тоську Чепурину, за что он его порежет. Не стерпевший такой наглости Сашин погнался за убегавшим агентом с ножом в руке, выскочил на улицу - и прямиком попал в руки сотрудников уголовного розыска.
Продолжение: https://seleste-rusa.livejournal.com/1347270.html
Источник и все фото: сайт "Историческая Самара" Валерия Ерофеева