Написался опять рассказик. Про любовь, на этот раз.
______
Как только Зина нашла свое купе в поезде Владивосток-Москва, в воздухе повисли ароматы яств на любой вкус. Жареная курица с хрустящей когда-то корочкой, пока та не размокла в пакете, картошечка, обжаренная в сметане, в которой ложка стоит, колбаса краковская, нарезанная толстыми ломтями, как любила Зина, чтобы было удобнее выковыривать из нее кусочки жира, которые она так обожала рассасывать подолгу во рту, огурец свежий, буквально только что с грядки, огурец соленый, от самой свекрови, винегрет, оставшийся с Нового года, но от этого ставший еще вкуснее, кинза и вообще всякая зелень.
Зина нежно вытаскивала из своей большой клетчатой сумки эти продукты и раскладывала их на столе. С самого дна сумки она достала пластиковую бутылочку с морсом из калины и две бутылочки домашних настоечек - на петрушке и на хрене.
- Фуф, все разместила, - подумала Зина и довольная плюхнулась на свою полку, чтобы немного передохнуть и полюбоваться сверху всей этой сервировкой.
Отлежавшись, Зина бодро спрыгнула со своей полки, закинула в рот веточку кинзы, и пошла в сортир, чтобы переодеться в ночную рубашку и халат.
Вся уже при параде, с бигудями на голове, с маской от морщин на лице, и с поясом из собачей шерсти на спине, Зина зашла к себе в купе и, увидев нового пассажира, расстроилась, что уже переоделась и выглядит слишком по-домашнему, ведь за столиком сидел мужчина, задумчиво смотрел в окно и медленно помешивал сахар в чае, ложка то и дело звонко ударяла по стакану.
- Добрый вечер, - произнес мужчина, не поворачиваясь к соседке.
И хоть Зина уже была без макияжа и выглядела, так сказать, неподобающим образом, её это очень расстроило. Она села за стол и от обиды даже не взглянув на этого мужчину, принялась за ужин - картошечка и курочка. Тихонечко почавкивая и время от времени причмокивая, она тоже уставилась в окно.
Зина держалась долго, ела и смотрела в окно, смотрела в окно и ела, на соседа не смотрела. Хотя очень и хотелось.
Но тут мужчина вдруг перестал помешивать сахар, обмотал чайный пакетик вокруг чайной ложки и тихонечко задал Зине вопрос:
- Извините, уважаемая, я видел, у вас из сумки коробочка печений торчала, не угостите ли штучкой, а то я чай допить не могу, привычка.
Зина была немного озадачена такой наглостью, но печеньем решила угостить, ведь это будет поводом для знакомства с неприветливым человеком. Дорога впереди дальняя, Зина любит пообщаться, надо заводить друзей.
- Вот, возьмите всю пачку, у меня много, - сказала Зина, протягивая печенья соседу. Наконец посмотрела на него и вскрикнула:
- Лёша! Алёшка!
- Зинаида Львовна!
- Лёшенька!
Лёшенька от радости не смог побороть свои чувства и бросился к Зине в объятья. Зина была тронута.
В последний раз они виделись пять лет назад, на выпускном вечере. Алёша тогда окончил школу и отмечал это дело. Зина провожала своих учеников во взрослую жизнь, периодически вытирая накатившие слёзы.
Она была его учительницей с седьмого класса, срок немалый. Он как только пришел к ней в класс, сразу ей приглянулся, что-то было в его глазах, что-то такое, чего не было у других. Как только он зашел к ней на урок, он увидел в ней что-то такое, чего не было, и быть не могло, у его одноклассниц и ровестниц. Сорок минут урока пролетали незаметно, Лёша не мог оторвать взгляд от Зинаиды Львовны. Мысли в его голове кипели: “Мне тринадцать, ей, наверное, лет пятьдесят, ну что я могу ей дать?”, “Что я скажу родителям, когда приведу её домой?”, “Красавица ты моя”, “Может быть, сбежать с ней? Уехать туда, где нас никто не найдет?”, “Папа должен меня понять, у него у самого жена старше его на семь лет”, “Как мне сделать первый шаг?”.
Так и прошли года в робких сомнениях Алёши и чрезмерной похвале его от Зинаиды Львовны.
Только на выпускном вечере Лёшенька решился подойти к своей учительнице, подарить ей цветы, сославшись на благодарность за прожитые вместе школьные годы, чмокнуть её в щеку, покрытую румянами настолько, что у него на губах остался их вкус, тихо пробубнить “я люблю вас”, и, покраснев, скрыться в толпе одноклассников.
Зинаида Львовна тогда остолбенела. Мысли разрывали её голову на куски: “Мой мальчик, мой дорогой мальчик”, “Хорошо, что никто ничего не слышал”, “Я тоже тебя люблю”, “Как же мой муж, он не простит мне такое, после тридцати лет совместной жизни”.
В тот вечер Алёша очень напился. И не от радости, об окончании школы, а от неразделенной, как он думал, разрывающей его сердце и душу, любви. А Зинаида Львовна тогда проплакала всю ночь.
Шли года, Зина стала забывать Лёшеньку. Погрузилась в работу и в быт, который на первом же году их совместной жизни с мужем разрушил всю их любовь, но развестись каждый может, а вот прожить так, терпя мужнины побои и оскорбления, содержа семью, но при этом оставаться женщиной, Женщиной, может не каждый.
Алёша после школы ушел в армию. После армии пошел в институт. Ни на минуту он не забывал свою учительницу, пронёс её образ через все года.
И вот, спустя столько лет, Лёшенька тонет в объятьях необъятной Зинаиды Львовны. И ему всё равно, что она с бигудями на голове, маской от морщин на лице и в поясе из собачьей шерсти. Он любит её любой. Зина изо всех сил сжимает руками Алёшеньку, смотрит в его мокрые глаза, в которых по-прежнему осталось что-то такое, чего нет у других. И они оба мечтают о том, чтобы поезд Владивосток-Москва ехал вечно.
Как только Зина нашла свое купе в поезде Владивосток-Москва, в воздухе повисли ароматы яств на любой вкус. Жареная курица с хрустящей когда-то корочкой, пока та не размокла в пакете, картошечка, обжаренная в сметане, в которой ложка стоит, колбаса краковская, нарезанная толстыми ломтями, как любила Зина, чтобы было удобнее выковыривать из нее кусочки жира, которые она так обожала рассасывать подолгу во рту, огурец свежий, буквально только что с грядки, огурец соленый, от самой свекрови, винегрет, оставшийся с Нового года, но от этого ставший еще вкуснее, кинза и вообще всякая зелень.
Зина нежно вытаскивала из своей большой клетчатой сумки эти продукты и раскладывала их на столе. С самого дна сумки она достала пластиковую бутылочку с морсом из калины и две бутылочки домашних настоечек - на петрушке и на хрене.
- Фуф, все разместила, - подумала Зина и довольная плюхнулась на свою полку, чтобы немного передохнуть и полюбоваться сверху всей этой сервировкой.
Отлежавшись, Зина бодро спрыгнула со своей полки, закинула в рот веточку кинзы, и пошла в сортир, чтобы переодеться в ночную рубашку и халат.
Вся уже при параде, с бигудями на голове, с маской от морщин на лице, и с поясом из собачей шерсти на спине, Зина зашла к себе в купе и, увидев нового пассажира, расстроилась, что уже переоделась и выглядит слишком по-домашнему, ведь за столиком сидел мужчина, задумчиво смотрел в окно и медленно помешивал сахар в чае, ложка то и дело звонко ударяла по стакану.
- Добрый вечер, - произнес мужчина, не поворачиваясь к соседке.
И хоть Зина уже была без макияжа и выглядела, так сказать, неподобающим образом, её это очень расстроило. Она села за стол и от обиды даже не взглянув на этого мужчину, принялась за ужин - картошечка и курочка. Тихонечко почавкивая и время от времени причмокивая, она тоже уставилась в окно.
Зина держалась долго, ела и смотрела в окно, смотрела в окно и ела, на соседа не смотрела. Хотя очень и хотелось.
Но тут мужчина вдруг перестал помешивать сахар, обмотал чайный пакетик вокруг чайной ложки и тихонечко задал Зине вопрос:
- Извините, уважаемая, я видел, у вас из сумки коробочка печений торчала, не угостите ли штучкой, а то я чай допить не могу, привычка.
Зина была немного озадачена такой наглостью, но печеньем решила угостить, ведь это будет поводом для знакомства с неприветливым человеком. Дорога впереди дальняя, Зина любит пообщаться, надо заводить друзей.
- Вот, возьмите всю пачку, у меня много, - сказала Зина, протягивая печенья соседу. Наконец посмотрела на него и вскрикнула:
- Лёша! Алёшка!
- Зинаида Львовна!
- Лёшенька!
Лёшенька от радости не смог побороть свои чувства и бросился к Зине в объятья. Зина была тронута.
В последний раз они виделись пять лет назад, на выпускном вечере. Алёша тогда окончил школу и отмечал это дело. Зина провожала своих учеников во взрослую жизнь, периодически вытирая накатившие слёзы.
Она была его учительницей с седьмого класса, срок немалый. Он как только пришел к ней в класс, сразу ей приглянулся, что-то было в его глазах, что-то такое, чего не было у других. Как только он зашел к ней на урок, он увидел в ней что-то такое, чего не было, и быть не могло, у его одноклассниц и ровестниц. Сорок минут урока пролетали незаметно, Лёша не мог оторвать взгляд от Зинаиды Львовны. Мысли в его голове кипели: “Мне тринадцать, ей, наверное, лет пятьдесят, ну что я могу ей дать?”, “Что я скажу родителям, когда приведу её домой?”, “Красавица ты моя”, “Может быть, сбежать с ней? Уехать туда, где нас никто не найдет?”, “Папа должен меня понять, у него у самого жена старше его на семь лет”, “Как мне сделать первый шаг?”.
Так и прошли года в робких сомнениях Алёши и чрезмерной похвале его от Зинаиды Львовны.
Только на выпускном вечере Лёшенька решился подойти к своей учительнице, подарить ей цветы, сославшись на благодарность за прожитые вместе школьные годы, чмокнуть её в щеку, покрытую румянами настолько, что у него на губах остался их вкус, тихо пробубнить “я люблю вас”, и, покраснев, скрыться в толпе одноклассников.
Зинаида Львовна тогда остолбенела. Мысли разрывали её голову на куски: “Мой мальчик, мой дорогой мальчик”, “Хорошо, что никто ничего не слышал”, “Я тоже тебя люблю”, “Как же мой муж, он не простит мне такое, после тридцати лет совместной жизни”.
В тот вечер Алёша очень напился. И не от радости, об окончании школы, а от неразделенной, как он думал, разрывающей его сердце и душу, любви. А Зинаида Львовна тогда проплакала всю ночь.
Шли года, Зина стала забывать Лёшеньку. Погрузилась в работу и в быт, который на первом же году их совместной жизни с мужем разрушил всю их любовь, но развестись каждый может, а вот прожить так, терпя мужнины побои и оскорбления, содержа семью, но при этом оставаться женщиной, Женщиной, может не каждый.
Алёша после школы ушел в армию. После армии пошел в институт. Ни на минуту он не забывал свою учительницу, пронёс её образ через все года.
И вот, спустя столько лет, Лёшенька тонет в объятьях необъятной Зинаиды Львовны. И ему всё равно, что она с бигудями на голове, маской от морщин на лице и в поясе из собачьей шерсти. Он любит её любой. Зина изо всех сил сжимает руками Алёшеньку, смотрит в его мокрые глаза, в которых по-прежнему осталось что-то такое, чего нет у других. И они оба мечтают о том, чтобы поезд Владивосток-Москва ехал вечно.