Транссибирский дневник. Возвращение под солнцем
Китаец, ехавший со мной от Читы, вышел в Екатеринбурге в пять утра. Весь последний день он читал китайско-русский словарь, выписывая оттуда медицинские термины. Он даже объяснял, зачем они ему, но столь невнятно, что, откровенно говоря, я ничего не понял.
Границу Азии пересекли, когда было еще темно и все спали. Рассвет наш поезд встретил, проезжая Кунгур. Наконец-то мы в Европе! После города, известного своей пещерой, Уральские горы становились все ниже и ниже, и еще до Перми свое законное место за окнами, теперь уже до самой Москвы, занял привычный пейзаж местности, которую мы почему-то называем «средней полосой России», - леса и поля.
Помню, как на первом курсе мы ездили в Пермь в экспедицию. Почти сутки в пути! Плюс два часа к московскому времени! Какой далекой она казалась мне шестнадцатилетнему. Теперь же все совершенно наоборот: как, всего сутки остались! Мы уже в Европе, на Русской равнине! Отсутствие легковых машин с правым рулем на привокзальной площади приводило в восторг.
Когда в середине января я возвращался домой из республики Коми, Киров стал своеобразной границей зимы и весны. Тогда, в десятых числах января, там было в меру слякотно, но все-таки еще снежно. Спустя полтора месяца ситуация повторилась. На подъездах к Кирову снегопад и ветер, сквозь которые поезд пробивался, начиная как минимум с Кунгура, прекратились, и под ногами можно было видеть первые лужи. В Ярославле и Костроме, и тем более в Москве, снега почти не было.
Последние китайцы вышли в семь утра в Ярославле. Ехали они, насколько помню, из Хабаровска. Кто их там ждет, бедных, не знающих ни слова по-русски, практически на другом краю земли? Знают ли они, куда им ехать дальше? Смогут ли они добраться до места назначения?..
Как только мы проехали платформу 90 км, первую в Московской области, если ехать со стороны Ярославля, я не мог делать ничего другого, кроме как смотреть в окно. Утверждать, что я совсем не соскучился, было бы лукавством. Говорить, что хотел попасть домой с самого первого дня пути - позерством (да и не было такого). И все-таки, когда уезжаешь больше, чем на две недели, то надеешься, что в день твоего возвращения будет светить солнце, и все будет блестеть под ним - в унисон твоему прекрасному настроению.
Где-то в Пушкино или Хотьково после суток пасмурной погоды мы наконец-то увидели солнце, которое до самой Москвы никуда не исчезло.
Границу Азии пересекли, когда было еще темно и все спали. Рассвет наш поезд встретил, проезжая Кунгур. Наконец-то мы в Европе! После города, известного своей пещерой, Уральские горы становились все ниже и ниже, и еще до Перми свое законное место за окнами, теперь уже до самой Москвы, занял привычный пейзаж местности, которую мы почему-то называем «средней полосой России», - леса и поля.
Помню, как на первом курсе мы ездили в Пермь в экспедицию. Почти сутки в пути! Плюс два часа к московскому времени! Какой далекой она казалась мне шестнадцатилетнему. Теперь же все совершенно наоборот: как, всего сутки остались! Мы уже в Европе, на Русской равнине! Отсутствие легковых машин с правым рулем на привокзальной площади приводило в восторг.
Когда в середине января я возвращался домой из республики Коми, Киров стал своеобразной границей зимы и весны. Тогда, в десятых числах января, там было в меру слякотно, но все-таки еще снежно. Спустя полтора месяца ситуация повторилась. На подъездах к Кирову снегопад и ветер, сквозь которые поезд пробивался, начиная как минимум с Кунгура, прекратились, и под ногами можно было видеть первые лужи. В Ярославле и Костроме, и тем более в Москве, снега почти не было.
Последние китайцы вышли в семь утра в Ярославле. Ехали они, насколько помню, из Хабаровска. Кто их там ждет, бедных, не знающих ни слова по-русски, практически на другом краю земли? Знают ли они, куда им ехать дальше? Смогут ли они добраться до места назначения?..
Как только мы проехали платформу 90 км, первую в Московской области, если ехать со стороны Ярославля, я не мог делать ничего другого, кроме как смотреть в окно. Утверждать, что я совсем не соскучился, было бы лукавством. Говорить, что хотел попасть домой с самого первого дня пути - позерством (да и не было такого). И все-таки, когда уезжаешь больше, чем на две недели, то надеешься, что в день твоего возвращения будет светить солнце, и все будет блестеть под ним - в унисон твоему прекрасному настроению.
Где-то в Пушкино или Хотьково после суток пасмурной погоды мы наконец-то увидели солнце, которое до самой Москвы никуда не исчезло.