Боль объемлет меня всего целиком, укутывает и пеленает в себя, словно в плотное и тяжёлое, душное, колючее одеяло. Каждый квадратный сантиметр кожи посредством рупора измученных нервов практически вопит, причитает и жалуется на невыносимое, невыразимое... Но то, что творится у меня внутри, ещё хуже. Разорённый, разверзнутый живот, дважды пронзённая насквозь голова, смятая грудная клетка и рёбра, пропоровшие отказывающиеся дышать лёгкие... Агония, равной которой я ещё не знал, не испытывал, муторно укачивает меня на неласковых волнах - то нестерпимо жарких, то ледяных. Я упал в безбрежный и бездонный океан Страданий с большой буквы. Тону... Меня засасывает в глубину. И трудно думать о чём-либо кроме этого океана, кроме моей жестокой Госпожи Боли, царящей над водными просторами мук. А казалось бы - я с ней давно сошёлся на короткой ноге, она зачастила ко мне в гости... И я научился быть для неё терпеливым и любезным, радушным хозяином. (У меня были слишком хорошие учителя такого вот гостеприимства.) Теперь же не помогает ничто. И даже считать, отнимая от тысячи по семи, больше не получается. Быть может, Арима поразил тот участок моего мозга, который отвечает за способности к вычислению? В пробитую голову лезут лишь воспоминания о (недавних?) горячечных и голодных моих видениях и о прекрасном лике равнодушной Смерти, который мне довелось лицезреть... Сейчас? Сегодня? Вчера? Вечность назад?
Идеальная Смерть с холодным взором за прямоугольными линзами очков неожиданно изящно вышагивала по подземным цветущим полям бледной асфодели, желтых нарциссов и огненных ликорисов. Неотвратимо приближалась ко мне, корчащемуся на полу: такому неприглядному, слабому, израненному, измученному, обезумевшему и вяло огрызающемуся из последних сил. И обезоруженному, ошеломлённому встречей с её неуместной красотой. И тем, что Смерть, принесшая мне вкус окончательного отчаяния, знает моё имя. А она властно воздевала надо мной тёмное грозное оружие, созданное из плоти мертвецов, из останков подобных мне чудовищ. Вот она замахнулась, и... Свет померк.
Что было потом? Не знаю. Что было раньше? Не помню. Кажется, у меня там, в теснине под землёй, снова были галлюцинации. Ко мне являлся уже привычный образ Ризе? Нет, на этот раз, кажется, именно твой, Хиде. И я очень надеюсь на то, что это была всё-таки лишь галлюцинация, а не ты сам во плоти. Ибо после сложного боя на подступах к «Антейку» я был слишком жалок и слаб, сильно изранен… И оттого вдвойне опасен для таких, как ты - для людей, одним из которых я уже давно не являюсь. Ведь я не мог отличить реальность от видений. Снова. Загнанная в угол, обезумевшая, подыхающая крыса - животина опасная. Но я, тварь дрожащая, тростник колеблющийся, сосуд разбитый, зверь двуногий - всё равно хотел бы увидеть тебя. В последний раз? Я рассказал бы тебе, Хиде, отчего всё так вышло. Мне тебя сильно не хватает... И мне слишком тяжело тонуть в океане боли в одиночестве и в темноте.... Если уж не удаётся отвлечь себя счётом, я отвлекусь разговором с тобой, пусть и воображаемым. Снова на цветущих полях, где я-Сороконожка только что попрощался со мной-Кеном? Нет. Лучше представлю себе, что мы с тобой, Хиде, сидим за чашечкой кофе и недоступными мне больше гамбургерами в «Большой Девочке»[1]. Ладно, тогда тебе гамбургер и картофель-фри, а мне - чёрный кофе и горькая исповедь.
Комок в горле. Я поперхнулся иллюзорным напитком. Вздохнул. С чего бы начать рассказ? Слишком многое изменилось, слишком многое мне довелось пережить. Говорят, что любой опыт - бесценен, и человек, испытывая новизну, многое обретает взамен утраченного в горниле испытаний, становится лучше и сильнее, мудрее. В идеале. Интересно, это вообще применимо к тому, чья «новизна» заключается в том, чтобы перестать быть человеком?
Да, я прошёл через множество трансформаций и многое обрёл. Немало неожиданных друзей и союзников, а также смертельных врагов - и это я, книжный червь, серая мышка, ни разу ни с кем не конфликтовавший тихоня. Раньше у меня был всего лишь один ты, Хиде. Ты и новеллы, на страницах которых скрывались тысячи обольстительных миров. А сам реальный мой мир был спокойным, тихим, невзрачным и слегка меланхоличным, но удивительно спокойным местечком, практически... уютным? Во всяком случае, всё в нём меня устраивало. Я ничего не знал о боли и мучениях, о мире приносящих страдания и страдающих чудовищ по соседству с моим мирком. И знаешь что? Я был доволен своею слепотой, своим бессовестным мелким счастьицем. И пусть у меня раньше не было всех этих возвышенных терзаний, пусть я не вершил подвигов, пусть даже я никому, кроме тебя, не был нужен, пусть я никому не помогал и никому не вредил - мне было исключительно легко и просто так существовать. Дышалось свободно. И мне хватало того немногого, что было «моим» - например, такого близкого друга, как ты. Если бы я мог прожить свою жизнь сначала, то смог бы я найти в себе силы снова пройти тем же путём, которым невольно провела меня роковая встреча с одной девушкой, но на этот раз - уже осознанно? Боюсь, что нет. Больно уж много всяких «слишком» даровал мне новый мир, в который мне не по своей воле довелось вступить. Например, слишком много боли и прочих страданий. Мягкотелый парнишка попал в зазеркалье, в пугающий мир гротескных и прискорбно человекоподобных чудовищ, где ему пришлось выучиться рычать по-местному... Впрочем, если по порядку... Всё действительно началось с девушки.
_________________________________________________________
[1] В переводе манги на русский язык стоит название «Толстушка».
Часть 2