Вот интересное из книги Вальтера Буркерта «Греческая религия. Архаика и классика»:
«Более элементарный уровень обращений к богу - бессмысленные с точки зрения языка, закрепленные в традиции словообразования, сопровождавшие особые шествия или танцы, некогда бывшие частью поклонения какому-то определенному богу. Своим звучанием и ритмом они поддерживали праздничную процессию, одновременно получая из нее содержание. Жертвоприношение маркировано пронзительным криком женщин, ololygé. Подобный вопль сопровождает роды, когда ждут «прихода» и вмешательства богини Илифии, а кроме того, и другие критические ситуации - например, мнимое помешательство. Дикие крики являются характерной чертой дионисийских празднеств: прежде всего, возглас «euhoí» - в латинской транскрипции «evoe» - кроме того, «thríambe», «dithýrambe». С культом Аполлона связан пеан, точнее - призыв «ieíe paján» со специальным ритмом: три кратких, один долгий. По этому крику «пеаном» называлась песнь, с помощью которой изгоняли болезни и праздновали победу, а также сам бог, проявляющий себя подобным образом. «Iákch’ о Iákche» - возглас, сопровождавший Элевсинскую процессию. И здесь слышалось в крике имя некоего божества, «Иакха», который, как считалось, в качестве «демона» возглавлял шествие. Вероятно, это божество было тождественно Дионису. Его несли с собой и в виде статуи. «Dithyrambos» также употреблялось как прозвище Диониса. Коллективный вопль граничил с экстазом.» (II, 3)
<…>
«Подтверждением тому, что божественное присутствие в момент перелома сознания могло восприниматься и как позитивное, несущее с собой ощущение счастья, причем происходит это в песне и танце, служит древний, впоследствии забытый пример - хоры девушек на Делосе: «Дивно умеют они подражать голосам и напевам // Всяких людей, и сказал бы, услышав их, каждый, что это // Голос его, - до того хорошо их налажены песни». Вполне правомерны в этом случае сравнения с чудом Пятидесятницы и «говорением на разных языках», о котором сообщает Новый Завет. Имеющая собственную форму песня распадается на бессвязные звуки, которые, тем не менее, для участников празднества чудесным образом исполнены смысла. Возможно, здесь налицо рудимент восстанавливаемого для минойской эпохи явления божества в танце.» (II. 8.1)