Про охотников
Когда мне говорят, обычно это разные дуры из телевизора и инторнета, что мужчина - охотник, я громко смеюсь. Если эта дура рядом, я тихонько смеюсь, ехидно так, про себя. Не, ну смешно же. Какой охотник? На кого охотится? На вот эту вот женщину штоле, которая про вот это говорит? Да ну, херня. Не верьте.
Мужчина не может охотиться. Это ему не по статусу, каким бы занюханным менеджером он ни был. Он - лев. Царь зверей и остальной природы тоже, самый главный человечище, махина с яйцами. Куда он побежит? Его дело -лежать и источать ядреный запах величия и могущества. Чтоб ни одна тварь не могла подумать, что его тут нет. Наоборот, все должны думать, что он - везде. Даже когда его реально тут нет. Даже когда он сто лет назад ушел и издох где-то далеко-далеко. Все равно. Вот так.
Охотятся женщины. Всегда, на все подряд. Им всегда чего-то не хватает, чего-то нужно еще, «чтоб я была совсем-пресовсем щисливая», чтоб самой посмотреть, людям показать, чтоб дорого и бохато. Чтоб не хуже, чем у других, а лучше - лучше. Для того, чтоб все это было вот так, надо охотиться. Стратегия с тактикой - какие угодно, можно вообще без них, «по звездам», то есть, следуя Великой Женской Интуиции. Она, родная, выведет.
Выслеживать, выжидать, прикинуться падалью (то бишь «стервой»), изваляться в падали… Мы маскируем свой природный запах слабости и страха под цветочки и ягодки, под любую вкусняшку или какашку, лишь бы не выдать Себя. Мы пахнем апельсинами и шоколадом, мускусом и амброй, чтоб никто и не подумал, чтоб никто не догадался. Мы маскируемся так, что мама моя дорогая, чтобы всегда "не виноватая я", а еще лучше "это не я!". Мы вечно прячемся, мы можем часами гнаться или годами ждать в засаде, чтоб в самый последний, самый аховый момент выскочить, выпрыгнуть и повалить. Оседлать. Овладеть. Понадкусывать.
Даже самая тихая из нас Золушка, самая нежная Белоснежка, хоть раз в своей конфеточной жизни да прыгнула, вцепившись намертво, так что отдерешь только с собственным горлом. Даже самые прекраснодушные хохотушки-затейницы хоть раз да нанесли тот самый, первый и последний удар в чью-то неудобную спину, заслонявшую от них ихнее. И фсе. Снова тихий, снова скромный. То есть скромная, тихая. Домашняя. Или, наоборот, дикая и прекрасная всегда, как старушка Наоми, хищная и опытная, чьи глаза полны страстной первобытной алчности. И еще - страха, что завтрашняя охота будет неудачной.
Мужчина не может охотиться. Это ему не по статусу, каким бы занюханным менеджером он ни был. Он - лев. Царь зверей и остальной природы тоже, самый главный человечище, махина с яйцами. Куда он побежит? Его дело -лежать и источать ядреный запах величия и могущества. Чтоб ни одна тварь не могла подумать, что его тут нет. Наоборот, все должны думать, что он - везде. Даже когда его реально тут нет. Даже когда он сто лет назад ушел и издох где-то далеко-далеко. Все равно. Вот так.
Охотятся женщины. Всегда, на все подряд. Им всегда чего-то не хватает, чего-то нужно еще, «чтоб я была совсем-пресовсем щисливая», чтоб самой посмотреть, людям показать, чтоб дорого и бохато. Чтоб не хуже, чем у других, а лучше - лучше. Для того, чтоб все это было вот так, надо охотиться. Стратегия с тактикой - какие угодно, можно вообще без них, «по звездам», то есть, следуя Великой Женской Интуиции. Она, родная, выведет.
Выслеживать, выжидать, прикинуться падалью (то бишь «стервой»), изваляться в падали… Мы маскируем свой природный запах слабости и страха под цветочки и ягодки, под любую вкусняшку или какашку, лишь бы не выдать Себя. Мы пахнем апельсинами и шоколадом, мускусом и амброй, чтоб никто и не подумал, чтоб никто не догадался. Мы маскируемся так, что мама моя дорогая, чтобы всегда "не виноватая я", а еще лучше "это не я!". Мы вечно прячемся, мы можем часами гнаться или годами ждать в засаде, чтоб в самый последний, самый аховый момент выскочить, выпрыгнуть и повалить. Оседлать. Овладеть. Понадкусывать.
Даже самая тихая из нас Золушка, самая нежная Белоснежка, хоть раз в своей конфеточной жизни да прыгнула, вцепившись намертво, так что отдерешь только с собственным горлом. Даже самые прекраснодушные хохотушки-затейницы хоть раз да нанесли тот самый, первый и последний удар в чью-то неудобную спину, заслонявшую от них ихнее. И фсе. Снова тихий, снова скромный. То есть скромная, тихая. Домашняя. Или, наоборот, дикая и прекрасная всегда, как старушка Наоми, хищная и опытная, чьи глаза полны страстной первобытной алчности. И еще - страха, что завтрашняя охота будет неудачной.