Как вытирали задницу
В продолжение темы за Армию. Отрывок из книги "Моня Цацкес - знаменосец".
Порой в захваченных блиндажах, где еще дымился в чашках недопитый кофе, приводилось натыкаться на диковинные предметы, ставившие в тупик даже таких бывалых людей, как старшина Качура. Осматривая офицерский блиндаж, старшина Качура обнаружил за кокетливой в горошек ширмой туалет. Белый фаянсовый унитаз и на нем подковой черное пластмассовое сиденье.
Такого баловства советская армия себе не позволяла и потому была выносливей, нежели ее изнеженный противник. В советской армии по большой нужде ходили "до ветру", куда-нибудь недалече от окопа или блиндажа, и большой удачей считалось забраться для этого дела в воронку от снаряда. Там, как говорится, полная лафа: тепло, светло и мухи не кусают. То есть почти нет риска схлопотать пулю или осколок в оголенный зад.
А нет воронки поблизости - садись на открытом месте, продуваемом всеми ветрами. И огнем противника тоже. В таком месте долго не засидишься. Но это на пользу делу: солдат быстрее возвращается на боевой пост. Но не белый унитаз с черным сиденьем озадачил старшину. А прибитый на стене рулон розовой бумаги, намотанной на валик. Если потянуть рулон за конец, он разматывается бесконечной лентой. Старшина заскреб в затылке.
- Эй, Цацкес! Ходи сюда!
Моня заглянул за ширму.
- Ты ж с Литвы. Так? А это - почти что Европа. Вот и растолкуй мне, что мы тут видим?
- Туалет, товарищ старшина. Уборная!
- Без тебя знаю. Грамотный. А вот на кой хрен они тут такую ценную бумагу хранят? А? С какой целью? И хитро скосил глаз на Моню.
- Это, товарищ старшина, специальная бумага.
- Для какой надобности?
- Чтоб задницу вытирать.
Старшина сдержался и не рассмеялся такой шутке - он не позволял себе вольностей при подчиненных. Насколько он знал, а уж он на своем веку всего повидал, задницу вытирают газетой, оторвав от нее кусок и крепко размяв его в ладони. А ежели нет под рукой газеты, то пользуются
указательным пальцем, после чего палец вытирают об траву, если таковая произрастает на дистанции вытянутой руки, или же об стенку.
- Значит, задницу вытирают таким дефицитным материалом? - прищурился на Моню старшина.
- Так точно, - уверенно подтвердил рядовой Цацкес.
- Умный ты, я погляжу, - насмешливо покачал головой
Качура. - А для чего, скажи на милость, тогда газета?
Моня задумался и уже не совсем уверенно ответил:
- Читать...
- Все ясно, - посуровел старшина и даже перестал разматывать рулон. Розовая бумажная лента, как змея, кольцами обвилась вокруг его хромовых сапог.
- Выходит, мы - дураки, газетой задницу подтираем, а они... культурные... на это дело такое добро переводят. Так вот, запомни! Мы хоть газетой подтираемся, а побеждаем в бою, а они со своей туалетной бумагой... бегут. Значит, кто прав? За кем, так сказать, историческая правда? То-то!
Моня молчал, сраженный убийственной логикой старшины. А Качура, ехидно посмеиваясь, оторвал от розовой ленты клочок, насыпал в него махорки, скрутил цыгарку и пустил Моне в лицо
струю едкого дыма.
Порой в захваченных блиндажах, где еще дымился в чашках недопитый кофе, приводилось натыкаться на диковинные предметы, ставившие в тупик даже таких бывалых людей, как старшина Качура. Осматривая офицерский блиндаж, старшина Качура обнаружил за кокетливой в горошек ширмой туалет. Белый фаянсовый унитаз и на нем подковой черное пластмассовое сиденье.
Такого баловства советская армия себе не позволяла и потому была выносливей, нежели ее изнеженный противник. В советской армии по большой нужде ходили "до ветру", куда-нибудь недалече от окопа или блиндажа, и большой удачей считалось забраться для этого дела в воронку от снаряда. Там, как говорится, полная лафа: тепло, светло и мухи не кусают. То есть почти нет риска схлопотать пулю или осколок в оголенный зад.
А нет воронки поблизости - садись на открытом месте, продуваемом всеми ветрами. И огнем противника тоже. В таком месте долго не засидишься. Но это на пользу делу: солдат быстрее возвращается на боевой пост. Но не белый унитаз с черным сиденьем озадачил старшину. А прибитый на стене рулон розовой бумаги, намотанной на валик. Если потянуть рулон за конец, он разматывается бесконечной лентой. Старшина заскреб в затылке.
- Эй, Цацкес! Ходи сюда!
Моня заглянул за ширму.
- Ты ж с Литвы. Так? А это - почти что Европа. Вот и растолкуй мне, что мы тут видим?
- Туалет, товарищ старшина. Уборная!
- Без тебя знаю. Грамотный. А вот на кой хрен они тут такую ценную бумагу хранят? А? С какой целью? И хитро скосил глаз на Моню.
- Это, товарищ старшина, специальная бумага.
- Для какой надобности?
- Чтоб задницу вытирать.
Старшина сдержался и не рассмеялся такой шутке - он не позволял себе вольностей при подчиненных. Насколько он знал, а уж он на своем веку всего повидал, задницу вытирают газетой, оторвав от нее кусок и крепко размяв его в ладони. А ежели нет под рукой газеты, то пользуются
указательным пальцем, после чего палец вытирают об траву, если таковая произрастает на дистанции вытянутой руки, или же об стенку.
- Значит, задницу вытирают таким дефицитным материалом? - прищурился на Моню старшина.
- Так точно, - уверенно подтвердил рядовой Цацкес.
- Умный ты, я погляжу, - насмешливо покачал головой
Качура. - А для чего, скажи на милость, тогда газета?
Моня задумался и уже не совсем уверенно ответил:
- Читать...
- Все ясно, - посуровел старшина и даже перестал разматывать рулон. Розовая бумажная лента, как змея, кольцами обвилась вокруг его хромовых сапог.
- Выходит, мы - дураки, газетой задницу подтираем, а они... культурные... на это дело такое добро переводят. Так вот, запомни! Мы хоть газетой подтираемся, а побеждаем в бою, а они со своей туалетной бумагой... бегут. Значит, кто прав? За кем, так сказать, историческая правда? То-то!
Моня молчал, сраженный убийственной логикой старшины. А Качура, ехидно посмеиваясь, оторвал от розовой ленты клочок, насыпал в него махорки, скрутил цыгарку и пустил Моне в лицо
струю едкого дыма.