Вечная молодость
Древнегреческая скульптура ранней классики (начало V в. до н.э.) отмечена особым очарованием. Чрезвычайно интересен сам переход от архаики к «суровому стилю»: перед нами все те же куросы (юноши), но в них уже почти ничего не остается от улыбающихся идолов с огромными глазами, сложными прическами из длинных завитых волос, схематическими телами, где акцентированы суставы, а мышцы образуют орнаментальный узор. Тело обретает мягкость и упругость, в моду входит короткая стрижка, исчезает улыбка. Только движение еще сковано, человек словно делает первые самостоятельные шаги по земле, пробудившись от сна. Именно так выглядит одна из самых прекрасных греческих скульптур в собрании Британского музея - так называемый Аполлон Странгфорда:
В диалоге Платона «Хармид» Сократ видит юношу:
«Я-то, мой друг, здесь совсем не судья: в вопросах красоты я совершенный неуч, почти все юноши в поре возмужалости кажутся мне красивыми. И все же он мне представился тогда на диво прекрасным и статным, и показалось, что все остальные в него влюблены - так они были поражены и взволнованы в момент его появления; многие же другие поклонники следовали за ним. Со стороны нас, мужчин, это было менее удивительно, но я наблюдал и за мальчиками, и никто из них, даже из самых младших, не смотрел более никуда, но все созерцали его, словно некое изваяние.
Тогда Херефонт, обратившись ко мне, сказал:
- Как нравится тебе юноша, мой Сократ? Разве лицо его не прекрасно?
- Необыкновенно прекрасно, - отвечал я.
- А захоти он снять с себя одежды, ты и не заметил бы его лица - настолько весь облик его совершенен.
И все согласились в этом с Херефонтом.».
На самом деле, все гораздо серьезнее, поскольку красота тела должна соответствовать красоте души. Сократ продолжает:
«- Геракл свидетель, вы справедливо называете его неотразимым! Если бы только ему было присуще еще нечто совсем небольшое.
- Что же это? - спросил Критий.
- Если бы он от природы обладал достойной душою. А ведь именно таким ему подобает быть, Критий, раз он принадлежит к твоему семейству.
- Но, - возразил Критий, - и в этом отношении он в высшей степени достойный человек.
- Так почему же нам, - спросил я, - не снять одежды именно с этой его части и не предаться ее созерцанию прежде, чем созерцанию его внешности? Во всяком случае, в таком возрасте он уже готов к собеседованиям».
/Диалоги Платона. Хармид/
http://www.nsu.ru/classics/bibliotheca/plato01/harmi.htm
Побеседовать с «Аполлоном Странфорда» нам не дано. Остается любоваться его нежным телом и гадать, то ли бог, то ли человек перед нами.
Если вдуматься, то это - одна из важнейших черт древнегреческого искусства: люди прекрасны как боги, а боги выглядят как люди. И если не сохранились надписи или атрибуты, то отличить человека от бога мы не можем.
«Есть племя людей,
Есть племя богов,
Дыхание в нас - от единой матери,
Но сила нам отпущена разная:
Человек - ничто,
А медное небо - незыблемая обитель
Во веки веков.
Но нечто есть,
Возносящее и нас до небожителей, -
Будь то мощный дух,
Будь то сила естества, -
Хоть и неведомо нам, до какой межи
Начертан путь наш дневной и ночной
Роком».
Пиндар
Интересно, что целый ряд статуй, сохранивших посвятительные надписи, - это памятники умершим. Вот одна из таких статуй, созданная на рубеже VI-V вв. до н.э.. Это - памятник Аристодика из собрания Национального археологического музея в Афинах. Здесь эффект «пробуждения» еще сильнее:
Слегка склонилась голова:
Он осторожно передвигает ноги. Но к какой жизни пробуждается этот прекрасный юноша? Может быть, к жизни вечной?
Про куросов я вспомнила после посещения в Риме музея Барракко. Да-да Барракко, а не барокко. Это фамилия «патриота и коллекционера», как написано на баннере у входа. В этом маленьком музее собрана прекрасная коллекция греческой скульптуры. И одна из ее жемчужин - голова куроса из Великой Греции, которую датируют тоже рубежом VI-V вв. до н.э..
Глаза были инкрустированы. Архаическая улыбка озаряет бесстрастное лицо.
«Любимцы богов умирают молодыми» /Плавт/. Когда жрица Геры, мать Клеобиса и Битона, попросила наградить ее благочестивых сыновей, Гера даровала им высочайшую милость - они умерли во сне, во цвете лет.
И все же, глядя на образы этих юношей, невольно задаешься вопросом: какими люди должны быть Там?
Наверное, очищенными от всего случайного, наносного. Спокойными и просветленными. Такими, как эти куросы.
В диалоге Платона «Хармид» Сократ видит юношу:
«Я-то, мой друг, здесь совсем не судья: в вопросах красоты я совершенный неуч, почти все юноши в поре возмужалости кажутся мне красивыми. И все же он мне представился тогда на диво прекрасным и статным, и показалось, что все остальные в него влюблены - так они были поражены и взволнованы в момент его появления; многие же другие поклонники следовали за ним. Со стороны нас, мужчин, это было менее удивительно, но я наблюдал и за мальчиками, и никто из них, даже из самых младших, не смотрел более никуда, но все созерцали его, словно некое изваяние.
Тогда Херефонт, обратившись ко мне, сказал:
- Как нравится тебе юноша, мой Сократ? Разве лицо его не прекрасно?
- Необыкновенно прекрасно, - отвечал я.
- А захоти он снять с себя одежды, ты и не заметил бы его лица - настолько весь облик его совершенен.
И все согласились в этом с Херефонтом.».
На самом деле, все гораздо серьезнее, поскольку красота тела должна соответствовать красоте души. Сократ продолжает:
«- Геракл свидетель, вы справедливо называете его неотразимым! Если бы только ему было присуще еще нечто совсем небольшое.
- Что же это? - спросил Критий.
- Если бы он от природы обладал достойной душою. А ведь именно таким ему подобает быть, Критий, раз он принадлежит к твоему семейству.
- Но, - возразил Критий, - и в этом отношении он в высшей степени достойный человек.
- Так почему же нам, - спросил я, - не снять одежды именно с этой его части и не предаться ее созерцанию прежде, чем созерцанию его внешности? Во всяком случае, в таком возрасте он уже готов к собеседованиям».
/Диалоги Платона. Хармид/
http://www.nsu.ru/classics/bibliotheca/plato01/harmi.htm
Побеседовать с «Аполлоном Странфорда» нам не дано. Остается любоваться его нежным телом и гадать, то ли бог, то ли человек перед нами.
Если вдуматься, то это - одна из важнейших черт древнегреческого искусства: люди прекрасны как боги, а боги выглядят как люди. И если не сохранились надписи или атрибуты, то отличить человека от бога мы не можем.
«Есть племя людей,
Есть племя богов,
Дыхание в нас - от единой матери,
Но сила нам отпущена разная:
Человек - ничто,
А медное небо - незыблемая обитель
Во веки веков.
Но нечто есть,
Возносящее и нас до небожителей, -
Будь то мощный дух,
Будь то сила естества, -
Хоть и неведомо нам, до какой межи
Начертан путь наш дневной и ночной
Роком».
Пиндар
Интересно, что целый ряд статуй, сохранивших посвятительные надписи, - это памятники умершим. Вот одна из таких статуй, созданная на рубеже VI-V вв. до н.э.. Это - памятник Аристодика из собрания Национального археологического музея в Афинах. Здесь эффект «пробуждения» еще сильнее:
Слегка склонилась голова:
Он осторожно передвигает ноги. Но к какой жизни пробуждается этот прекрасный юноша? Может быть, к жизни вечной?
Про куросов я вспомнила после посещения в Риме музея Барракко. Да-да Барракко, а не барокко. Это фамилия «патриота и коллекционера», как написано на баннере у входа. В этом маленьком музее собрана прекрасная коллекция греческой скульптуры. И одна из ее жемчужин - голова куроса из Великой Греции, которую датируют тоже рубежом VI-V вв. до н.э..
Глаза были инкрустированы. Архаическая улыбка озаряет бесстрастное лицо.
«Любимцы богов умирают молодыми» /Плавт/. Когда жрица Геры, мать Клеобиса и Битона, попросила наградить ее благочестивых сыновей, Гера даровала им высочайшую милость - они умерли во сне, во цвете лет.
И все же, глядя на образы этих юношей, невольно задаешься вопросом: какими люди должны быть Там?
Наверное, очищенными от всего случайного, наносного. Спокойными и просветленными. Такими, как эти куросы.