Укради смысл и поставь на его место "Я"
Уже стемнело. На свежем воздухе остаются лишь перепуганные и спешные клерки, хозяева собак, да синева, вечно веселая снаружи, но печальная и сама собой уничтоженная изнутри. Кто-то пьет пивко, кто-то «Страйк», а другому счастье принесет банальный компьютер с выходом в Интернет. Сложно выбирать, когда вокруг столько недорогого алкоголя и интересных веб-страниц. А ведь еще есть телевизор, книги, музыка, друзья, подруги, сигареты,- от таких размышлений жизнь приобретает некую ценность, примерно, как пятидесятирублевая купюра, расположившаяся по соседству от железной мелочи в недрах моей теплой куртки.
Вдруг спокойный полумрак, заботливо укутанный старыми домами, разрывается огнями синих мигалок. Мерная тишина в спешке убегает в логово - адские сирены пришли вместе с голубыми фонариками. Это к уличному ларьку с шавермой, прейскурант которого искренне веселит силой русского слова, подъехала полицейская машина-микроавтобус, будто опухшая от собственной значимости для этой линии Васильевского острова. Двое верзил в меховых шапках с кокардами набирают четыре пакета еды, с деловым видом садятся обратно, и автомобиль удаляется, так же помпезно и ярко, как появился. Настроение, резко скакнув, все-таки останавливается на отметке «нормально», и я ощущаю нелепое чувство неуязвимости, приправленное утробными страхами и подозрительностью. Все в порядке, как обычно. Собираюсь уйти отсюда подальше - через полгорода пешком по самым безлюдным улицам, а потом на трамвай, и до дома.
Набрав нужный темп, прохожу по мосту мимо стадиона. Дойдя до середины, уже не помню себя; остервенело вжимаюсь в перила, и молю о помощи саму Неву - сейчас все обрушится и поплывет по ее суровым октябрьским водам. Как можно привыкнуть к этой тряске на железных стыках? Я так и не привык, отчего выгляжу нелепым дополнением к четкому и осознанному вектору движения малочисленных прохожих. Зато вот липкие капли дождя приходятся мне как раз впору. Внезапно понимаю, что истинная красота населенных пунктов проявляется в непогоду: сложно описать, насколько глупо любить город при ясном и солнечном небе, не замечая всей трагедии и эпоса постоянной хмурой пасмурности над головой.
В Центральном Парке Культуры и Отдыха дышится спокойнее и чище, поэтому я сажусь на скамейку и закуриваю. Дым идет вверх, потом нагло улетает в разные концы света, подчеркивая наше с ним гордое и отнюдь не вынужденное одиночество. Начинаю думать о дыме без огня: то есть, сигарету курю конечно я; но что я, в сущности, за ерунда по сравнению с продуктом табакокурения? В отрыжке и в той больше смысла, чем в человеке. Мимо проходит среднего возраста парочка. Мужчина с красным лицом и в пальто с подозрением смотрит вокруг, а на свою подругу - с недовольством и какой-то безысходностью. Кажется, она сильно взволнована, просит не убегать. Спустя двадцать метров они оба, оглядываясь, сворачивают в ближайшие кусты. Мне тоже пора идти, потому что до закрытия парка осталось всего полчаса, а какова схема этого замечательного места с деревьями, дорожками, оленями и камерунскими козами - загадка.
Оконные рамы трамвая поросли мхом. Зеленый и красивый, он играет роль естественного утеплителя для этой электрической развалины, теплом батареи запросто плавящей подошвы незадачливых пассажиров. Мох удивительный, на него можно смотреть бесконечно. Единственное, непонятно - где у трамвая северная часть?
Вываливаюсь на остановку и на последнем пятиминутном отрезке, отделяющим меня от вожделенного отсека с отоплением, вижу темноволосую девушку в плаще с айфоном наперевес. Слышу финальное: «Ты представляешь, он Алине конфеты запрещает есть… Что? Да, запрещает… Вот, я и подумала - надо, это, на неделе собраться, сладостей поесть. Как тебе идея?».
Вдруг спокойный полумрак, заботливо укутанный старыми домами, разрывается огнями синих мигалок. Мерная тишина в спешке убегает в логово - адские сирены пришли вместе с голубыми фонариками. Это к уличному ларьку с шавермой, прейскурант которого искренне веселит силой русского слова, подъехала полицейская машина-микроавтобус, будто опухшая от собственной значимости для этой линии Васильевского острова. Двое верзил в меховых шапках с кокардами набирают четыре пакета еды, с деловым видом садятся обратно, и автомобиль удаляется, так же помпезно и ярко, как появился. Настроение, резко скакнув, все-таки останавливается на отметке «нормально», и я ощущаю нелепое чувство неуязвимости, приправленное утробными страхами и подозрительностью. Все в порядке, как обычно. Собираюсь уйти отсюда подальше - через полгорода пешком по самым безлюдным улицам, а потом на трамвай, и до дома.
Набрав нужный темп, прохожу по мосту мимо стадиона. Дойдя до середины, уже не помню себя; остервенело вжимаюсь в перила, и молю о помощи саму Неву - сейчас все обрушится и поплывет по ее суровым октябрьским водам. Как можно привыкнуть к этой тряске на железных стыках? Я так и не привык, отчего выгляжу нелепым дополнением к четкому и осознанному вектору движения малочисленных прохожих. Зато вот липкие капли дождя приходятся мне как раз впору. Внезапно понимаю, что истинная красота населенных пунктов проявляется в непогоду: сложно описать, насколько глупо любить город при ясном и солнечном небе, не замечая всей трагедии и эпоса постоянной хмурой пасмурности над головой.
В Центральном Парке Культуры и Отдыха дышится спокойнее и чище, поэтому я сажусь на скамейку и закуриваю. Дым идет вверх, потом нагло улетает в разные концы света, подчеркивая наше с ним гордое и отнюдь не вынужденное одиночество. Начинаю думать о дыме без огня: то есть, сигарету курю конечно я; но что я, в сущности, за ерунда по сравнению с продуктом табакокурения? В отрыжке и в той больше смысла, чем в человеке. Мимо проходит среднего возраста парочка. Мужчина с красным лицом и в пальто с подозрением смотрит вокруг, а на свою подругу - с недовольством и какой-то безысходностью. Кажется, она сильно взволнована, просит не убегать. Спустя двадцать метров они оба, оглядываясь, сворачивают в ближайшие кусты. Мне тоже пора идти, потому что до закрытия парка осталось всего полчаса, а какова схема этого замечательного места с деревьями, дорожками, оленями и камерунскими козами - загадка.
Оконные рамы трамвая поросли мхом. Зеленый и красивый, он играет роль естественного утеплителя для этой электрической развалины, теплом батареи запросто плавящей подошвы незадачливых пассажиров. Мох удивительный, на него можно смотреть бесконечно. Единственное, непонятно - где у трамвая северная часть?
Вываливаюсь на остановку и на последнем пятиминутном отрезке, отделяющим меня от вожделенного отсека с отоплением, вижу темноволосую девушку в плаще с айфоном наперевес. Слышу финальное: «Ты представляешь, он Алине конфеты запрещает есть… Что? Да, запрещает… Вот, я и подумала - надо, это, на неделе собраться, сладостей поесть. Как тебе идея?».