Меня не лечит. О романе Водолазкина "Лавр"

Jan 19, 2020 22:42



Сразу же скажу о том, что этот роман я не рекомендую к прочтению. Не потому, что он способен оказать вредное воздействие на читателя, а потому, что не следует понапрасну тратить время и поддерживать идеологическую обслугу преступного режима, перешедшего сейчас к открытой узурпации власти посредством изменения Конституции.
Да, роман получил некую литературную премию, однако следует помнить, что единственная награда, которой высшее общество путинской России может удостоить книгу - это осуждение. Так некогда французское высшее общество времен Третьей империи осудило гениальные "Цветы Зла".

В "Четвертой прозе", созданной в другое сложное время, чем-то очень похожее на сегодняшний день, Осип Мандельштам предложил предельно простую и хорошо мне понятную классификацию литературных текстов: "Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первые - это мразь, вторые - ворованный воздух".
Ниже я постараюсь объяснить, почему роман Евгения Водолазкина "Лавр" совершенно точно не является ворованным воздухом.

Я не планировал писать на него рецензию, но вдруг выяснилось, что данное произведение читают, обсуждают всерьез, оно даже нравится вполне адекватным людям.
Нет, конечно, популярность образа святого-целителя в стране, в которой официальная медицина находится в глубоком упадке, можно понять, но все же...
Не знаю, как по мне, этот роман вообще тихий ужас. Лубок рашка стайл.
Летом в Судаке мне случайно подвернулась книжка под названием "Лавр", я с ней ознакомился и понял, что не зря избегаю чтения современной российской прозы. Может быть, Пелевин исключение, подтверждающее правило.
А в случае с этим "Лавром" автор, скользкий литературный конъюнктурщик, позаимствовал у Павича концепцию и навороты действительно классного "Хазарского словаря", предельно упростил и кастрировал все это дело, а затем реализовал на материале "а ля рюс" при помощи чудовищного искусственного языка, представляющего собой механистическую смесь книжной архаики и новояза.
Подчеркиваю - здесь не постмодернистская игра с языком, не метод нарезки, а очень грубая лубочная имитация по принципу "и так сойдет".

Главный персонаж, в конце книжки оказавшийся Лавром, меняет имена, однако психологически не развивается, от детства до старости оставаясь не человеком, но функцией, для которой не существует экзистенциального измерения. Вечная любовь (кстати, очень коряво и неубедительно обоснованная в романе), самоотверженность и святость - вещи в принципе несложные, если это программа, написанная для робота. У живых людей все иначе, поэтому в плане человеческой истории здесь мы видим полный провал. И многочисленные мелодраматические эффекты, которые не опасась справедливых упреков в дурном вкусе, нещадно эксплуатирует автор, скрыть этого не в состоянии.
Его картонный герой обитает в безвоздушном и условном мире компьютерной игры, где один за другим проходит квесты, приобретая очередные левелы святости.
Для того, чтобы любители жесткого реализма не плакали, в книжке полно всяческой грязи, которая в сочетании с приторной сентиментальной слащавостью производит поистине тошнотворное впечатление, но это все для отвода глаз. На самом деле за кучами бутафорского дерьма автор скрывает нечто гораздо худшее.

Исторический аспект в "Лавре" как бы отсутствует, о чем специально объявлено в подзаголовке. Однако это, разумеется, лукавство, поскольку основная задача этого литературного произведения - апологетика.
Церковные и светские власти изображены предельно комплиментарно, все такие няшки. Оказывается, духовно богатую жизнь обитателей стародавней Руси делали зверской, мрачной и ужасной не сплошное невежество, жестокость нравов и разгул деспотии, а исключительно болезни, посылаемые за грехи, да отдельно взятые лихие люди.
В книжке показаны разумные европейцы, готовые покинуть Флоренцию ради приобщения к уникальному опыту нашей Родины. Такие действительно находились - например, знаменитый Максим Грек, однако жизнь они заканчивали не принимая мученический венец от рук басурман во время приключенческого путешествия ко Гробу Господню (странно, что без крика "за пацанов! " - я один увидел в этой ближневосточной экспедиции прозрачный намек на сирийскую авантюру?), а в глуши монастырского заточения, куда их приводили попытки отстоять свои взгляды.
Социально-критические мотивы не появляются даже на страницах, где речь идет о деятельности юродивых - они ходят по воде, но власть не трогают, хотя автор в силу профессиональных интересов наверняка знакомился с агиографической литературой, а там многие юродивые те еще смутьяны.
В общем, ссориться с нынешней православно-чекистской властью автор явно не желает. Более того, он усердно поддерживает ее курс на идеализацию отечественной истории. Это вам не "Андрей Рублев" Тарковского. Это "чего изволите". Мерзость, одним словом.
Сервильностью самого подлого свойства отдает и отвратительная фраза, которой завершается роман - мол, мы такие дурачки, сами ничего не понимаем. А в подтексте - нам необходима власть чекистов, которая, само собой, от бога. Фу такое писать, ящетаю.
В остальном автору не откажешь в смелости, один раз в романе ни к селу, ни к городу даже встречается слово хуй или какая-то производная от него, уже не помню.

Интересно сопоставить роман Водолазкина с удачным опытом позитивного постмодернистского прочтения культурного кода традиции русского православия - "Русским альбомом" БГ. "Волки и вороны", "Никита Рязанский" и другие песни из него показывают, в каком направлении могло развиваться православие, начавшее возрождаться в России в начале девяностых:

Святая София
Узнав о нем, пришла к нему в дом;
Святая София
Искала его и нашла его под кустом;
Она крестила его
Соленым хлебом и горьким вином,
И они молились и смеялись вдвоем.

Да, могло, но не стало.
Людям, далеким от религии и плохо разбирающимся в истории, православие представляется однообразным рядом смертельно угрюмых бородачей в рясах, подобострастных по отношению к представителям власти и надменно взирающих на простых смертных. Но история русского православия знает немало удивительных людей, таких как Нил Сорский или, скажем, Феодосий Косой, который еще в середине 16 века призывал восстановить изначальное христианство, отменить крепостное право и отказаться от государства, учил о равенстве всех людей, независимо от социального положения, национальности и религиозной принадлежности, говорил о духовном общении с Богом, не требующем выполнения специальных обрядов, молитв и поклонов, проповедовал мистический анархизм и пацифизм. Понятное дело, Феодосия вызвали в Москву на суд, и не сносить бы ему головы, но он не будь дурак, выбрал свободу и бежал в Литву, откуда продолжил успешно распространять свою "презлую и лютую ересь", приводя в бешенство звероподобную московскую власть и раболепствующих перед ней церковных иерархов.

Тайная история русского православия хранит потрясающе интересные темы, книги о ней и впрямь могут оказаться целительными для нашего общества. Но для того, чтобы эти темы оказались востребованными романистами, кое-что у нас должно измениться. Прежде всего - отношение к правде и лжи.
Управляющие нашей страной негодяи требуют от нас не очернять ее историю. Но мы смотрим в прошлое и видим, что оно и так черно как сажа. Словно в песне Высоцкого:

Испокону мы -
В зле да шепоте,
Под иконами
В черной копоти.

Это правда. А книжка "Лавр" - гламурная литературная ложь.

культурология, идеологическая борьба, история, христианство, литература, православие, постмодернизм, книги, религия

Previous post Next post
Up